Месть - Гаррисон Джим - Страница 8

– Я не помню, курю я или нет, – сказал он.

– Ну так не курите. От этого омерзительный вкус во рту. Лично я люблю пить, но не на работе. Я могу принести, но тайно – здесь это запрещено.

Когда Антонио ушел, Кокрен с трудом выбрался из кровати и осторожно подошел к окну. Грудь болела, и он все время терял равновесие из-за гипса на левой руке. У окна ему стало дурно, и пришлось крепко вцепиться в подоконник, сконцентрировав взгляд на собственных босых ногах. Вид за гасиендой ему понравился: зеленый мир, большой огород, между грядками прокопаны оросительные канавки, а за ними – сараи и загоны, в которых – большой першерон, три жалкого вида подседельных лошади, кучка овец, большое стадо свиней и несколько молочных коз. Из-за куста выскользнула самая старая женщина в мире и уставилась на него через окно, с расстояния всего нескольких ярдов. Он был совершенно неподвижен, и она тоже, потом ее лицо расплылось в улыбке, он улыбнулся в ответ, и она исчезла.

Вернувшись в постель, он ощутил голод и обнаружил большую рану на левой руке, от иглы, свидетельство того, что его питали внутривенно. Он чувствовал себя пустым – словно пасхальное яйцо, которое прокололи иглой и выдули. Он уснул глубоким сном, но вздрогнул и проснулся, когда ему приснилось, что он сидит на песке возле своей машины и, смеясь, смотрит снизу вверх на прекрасную обнаженную женщину со страшно кровоточащим ртом. Он заорал так, что выпучились глаза, и окончательно проснулся в полумраке комнаты. Вбежали Диллер, Мауро и Антонио, Диллер все еще что-то жевал, а в руках держал свой саквояж. Кокрен обнаружил, что произносит:

– Простите, я вас потревожил. Страшный сон приснился.

Диллер подошел к нему со шприцем в руках, и Кокрен сказал:

– Я бы съел чего-нибудь.

Антонио ушел, а Диллер улыбнулся. Вежливый человек, подумал он и вернулся к своему ужину. Мауро, в выцветшей зеленой рабочей одежде, с обвисшими усами и отвислыми веками, смотрел на него.

– Я вас нашел – решил сначала, что вы мертвый, – сказал он, потом сделал паузу. – Я желаю вам найти защиту от своих врагов и отомстить им, если таково и ваше желание.

Мауро вышел, столкнувшись в дверях с Антонио, несущим поднос. На подносе была миска супа, стакан козьего молока и кукурузные тортильи.

– Вам пока надо очень осторожно кушать. Я вижу, что вы интеллигентный человек и не будете слушать этого Мауро с его индейскими мумбо-юмбо. Иногда мне кажется, что они с дочкой – призраки, хоть они и добрые. Когда ваши деньги придут, пожалуй, дайте им несколько долларов за то, что они вас нашли. Видит Бог, я всего лишь бедный одинокий мальчик, преданный медицинской науке, так что можете меня не слушать, но если пожелаете воспользоваться моим радиоприемником, или продиктовать мне письмо, потому что я безупречно владею английским или просто захотите, чтобы я вам почитал, – дайте мне знать. Я надеюсь когда-нибудь уехать в Лос-Анджелес Вы сами откуда будете?

– Из Индианы. Я из Индианы.

Антонио на секунду растерялся, потом убежденно заявил:

– Я прекрасно знаю этот штат. Он рядом с Джорджией, и там вечные беспорядки. В Лос-Анджелесе вам жилось бы гораздо лучше. А теперь вам надо покушать и поспать, а завтра начать ходить, иначе ваше прекрасное тело утратит свою форму.

Антонио поправил ему подушки и вышел. Кокрен съел чуть-чуть и уснул крепким сном, опрокинув суп. Пришла дочь Мауро, забрала поднос, вытерла лужу и сменила постельное белье. Кокрен проснулся в ужасе, думая, что видел Мирейю-подростка.

Он две недели сидел на крыльце, глядя, как босые ноги прохожих взметают тучи бурой августовской пыли. У него отросла борода, а в конце месяца Диллер, вооружившись молотком и зубилом, снял с его руки гипс – вид у руки был бледный и вялый. Ребра еще болели в сырую погоду. Он держался вежливо и очень отчужденно. Капитан федеральной полиции приехал, выдал ему карточку туриста и уехал, не зная, что еще можно сделать с его заторможенным, отчужденным молчанием. Наконец он написал письмо дочери, что обычно делал раз в неделю. Потом как-то раз заявил, что у диллеровского "пауэрвагона" распредвал не в порядке и он может его починить, что и сделал при помощи Мауро. Диллер вежливо сохранял дистанцию и включил его в перечень людей, за которых молился перед ужином. Они беседовали о посторонних вещах – о мексиканской истории и о Косумеле[31], где оба бывали. Диллера это не беспокоило, он предпочитал настоящее любым историям чужих мучений, с которыми и так был слишком хорошо знаком. В конце концов, человек старается быть полезным в хозяйстве, посещает службы в часовне, сложенной из грубых бетонных блоков, а главное, он образованный собеседник, с которым можно поговорить на любую тему – коль скоро она не затрагивает его лично.

В начале сентября Кокрен начал не жалея сил работать в огороде. Он выгребал из стойл навоз и разъезжал по долине верхом на широкой спине першерона – тот под седлом был гораздо удобней едва объезженных скакунов, на которых ездил Мауро. Когда этого першерона прислали несколько лет назад в бессмысленный подарок из Диллерова родного города, Мауро решил объездить его как верховую лошадь, поскольку у них в хозяйстве не было ни сбруи, ни полей для вспашки. Но когда он сел на коня, тот лишь медленно ходил, повинуясь его командам, а теперь носил грузную тушу Диллера на вызовы – в горы, в места, куда грузовик не прошел бы. Кокрен нравился Мауро еще и потому, что ловко помог забить бычка, двух овец и козленка к пиршеству по случаю приезда капитана федеральной полиции в сопровождении друга Кокрена.

Это был пилот компании "Аэромексико", и он облегченно засмеялся, увидев Кокрена. Кокрен был вежлив, но увидел в друге возможную помеху своим планам, которые только начали складываться у него в голове, пока он бегал и прыгал по горам. Его пробежки всех очень веселили, ведь сентябрьская жара еще не спала, хоть умирающий от рака старик, напившись контрабандного мескаля[32], и сказал Кокрену, что от бега он может превратиться в горного льва. Жить гораздо лучше, если ты – ничья не жертва. Старик рассказал, что в юности был сторонником Мадеро[33], потом переметнулся к Сапате. Стрелять врагов было справедливым и правильным удовольствием.

Кокрен и его друг из "Аэромексико" сидели в столовой и пили кофе в напряженном молчании. Заглянул Антонио – посмотреть, что делает такой важный гость. Гость собирался дождаться, пока его другу надоест играть в молчанку.

– Похоже, ты в последнее время совсем забросил теннис. – Он улыбнулся, но непонимающий взгляд Кокрена сбил его с толку. Он сменил курс – Она умерла?

– Не знаю. Может быть. Я хочу узнать.

– Наверняка поплатишься жизнью. Доктор сказал, ты чуть не умер. Я, наверное, догадываюсь, что ты собираешься сделать. Но лучше бы ты вернулся в Тусон.

– Попозже.

Пилот вздохнул и растерянно оглядел комнату. Он сам был в некоторой степени романтиком и обреченно смирился с чувством, поразившим друга. Он подозревал, что Тиби не по-доброму обошелся с Мирейей и что месть неизбежна.

– Ладно. Сам разберешься. Но позволь дать тебе совет. Ты сейчас похож на пеона, на пеона-хиппи. Оставайся в таком виде, и не будешь бросаться в глаза. Я привез денег, возьми, может, они как-то облегчат тебе путь.

Антонио, явившийся с добавкой кофе, прервал их, и они замолчали. Когда Антонио ушел, пилот снова заговорил, сказав, что его старший брат – высокопоставленный правительственный чиновник в Мехико и ему можно доверять. Через брата он и нашел Кокрена. Лучше не оставаться в миссии, так как Тиби может передумать и тогда легко найдет его здесь. Пилот присовокупил к конверту с деньгами несколько условных знаков и записал имя и номер телефона своего брата. Потом задрал штанину, наполовину стянул сапог и открыл "беретту" 22-го калибра в полукобуре. Он отдал ее Кокрену.