Новая алмазная сутра - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 16

Я теперь начала понимать, что даже мои эмоции не принадлежат мне, но мои эмоциональные реакции возникают из обусловленностей, которые составляют мою личность.

У мастера нет эго, нет личности.

Он реализовал свою "сущность" и в этой реализации личность исчезла.

Эго и личность дается нам обществом и людьми, которые производят на нас впечатление в детском возрасте.

Я вижу это иногда в себе, когда моя реакция на ситуацию "христианская", а я даже не воспитывалась как христианка! По крайней мере, я не ходила в церковь и у нас дома не было библии.

Меня забавляло каждое открытие своей христианской обусловленности, и я могу только предположить, что это содержится в самом воздухе, которым мы дышим.

Христианство везде, в том, как люди думают и ведут себя, и все же, что это за религия сейчас?

Все, что осталось, это мораль и несовременные идеи, которые кто-нибудь подобный мне подхватывает.

Каждому человеку легко увидеть, что люди из разных стран имеют разные модели поведения.

Когда я вижу, что мы все человеческие существа, сделанные из того же мяса и костей, становится очевидно, что обусловленности это не настоящая часть того, чем мы в действительности являемся.

Осознание всех моих обусловленностей, это великая работа, которую выполняет медитация, потому что в медитации я просто неизменное молчаливое присутствие.

Я практиковала в своей комнате латихан.

Латихан - это техника медитации, в которой медитирующий молча стоит и "открывается" существованию.

Энергия течет через человека и может принимать любые формы: танец, пение, плач, смех - может произойти все, но вы осознаете, что вы не делаете это.

Я очень наслаждалась этими переживаниями.

Это приводило меня в восторг, было чувство потери себя.

Я вставала на то же самое место каждый день (я полагаю, как человек, который ждет вечерней выпивки, потому что я ждала моего времени латихана и скучала, если я его не делала).

Это продолжалось неделями, до тех пор, пока я не начала чувствовать себя больной.

У меня не было какой-то особенной болезни, но у меня было мало энергии и я очень легко плакала.

Я беспокоилась, что может быть, я позволила этому состоянию "овладевать" собой слишком часто и это сделало меня больной.

Однажды я плакала и когда Вивек увидела меня, она спросила, что происходит.

Я сказала ей, что я думаю, что я вызвала болезнь, потому что я делаю латихан слишком часто.

Она рассказала Ошо, и его ответ был, что я должна прийти на даршан и принести мой латихан с собой.

Я пришла на даршан, и Ошо жестом показал мне, что я должна опуститься на колени около его кресла, и потом он сказал мне, чтобы я позволила латихану случиться.

Я закрыла свои глаза и чувство, которое посещало меня, пришло, но не так сильно.

Это было, как будто кто-то стоял позади меня, кто-то очень, очень высокий и потом его присутствие вошло в меня и прошло через меня, я чувствовала себя расширившейся, я чувствовала и видела себя распространившейся на всю аудиторию.

Несколько минут спустя, Ошо позвал меня назад и сказал, что все хорошо.

После этого даршана, мое желание приходить на это место, чтобы это чувство овладевало мной, постепенно исчезло, и я никогда больше о нем не вспоминала.

Комната была позже превращена в зубоврачебный кабинет для Ошо, и должно было пройти семь лет, когда при других обстоятельствах я обнаружила себя снова на этом месте, и это чувство опять овладело мной.

Вивек заботилась об Ошо к этому времени уже около семи лет.

Ее взаимоотношения с Ошо уходят далеко в прошлые жизни - как он говорил в дискурсах, и она могла припомнить.

Она была таинственной женщиной-ребенком, Рыбы, со всеми их качествами Нептуна и с большими голубыми глазами.

Она никогда не покидала Ошо, даже на день, так что когда она объявила, что она уезжает в Англию на пару недель, и я буду заботиться об Ошо...

Я двигалась кругами по комнате, чувствуя тошноту, потеряв голову, пока я в попытке быть в моменте не сказала сама себе: "Ничего на самом деле не происходит, ничего на самом деле не происходит.

Просто оставайся спокойной".

Как я могу быть достаточно чистой, чтобы войти в комнату Ошо?

В дни даршанов я обычно целый день принимала душ, до того, как чувствовала себя готовой.

Я почти смывала свою кожу.

Первое, что я сделала для Ошо, это подала ему чашку чая.

Чашку холодного чая! Я сделала чай и принесла ему в комнату, до того как Ошо был готов.

Он был все еще в ванной, принимая душ.

Я села на холодный мраморный пол, уставившись на поднос с чаем и думая, что делать.

Если я выйду из комнаты, чтобы сделать другую чашку чая, он может в это время выйти из ванны и подумать, где же его чай; так что я ждала и ждала.

В комнате Ошо было очень холодно.

В последние годы Ошо любил температуру двенадцать градусов Цельсия.

Куда бы Ошо ни переезжал, я чувствовала слабое благоухание камфоры или ментола.

Этот аромат был в комнате и в тот день.

Ошо был неожиданно здесь, проходя через комнату к своему креслу.

Он негромко засмеялся и поздоровался.

В этот момент я совершенно забыла ситуацию с чаем и подала ему чашку.

Он выпил его, как будто это был самый лучший чай, который он когда-либо пил и ничего не сказал, и только много позже он заметил, что я могла бы наливать чай после того, как он выйдет из ванной, а не до того.

Я была поражена его скромностью. Он легко мог сказать: "Эй! Холодный чай. Сделай мне другой".

Любой бы сделал так. Но он сделал все так, что я даже не почувствовала смущения.

На самом деле, я поняла, что случилось, только позднее.

"Возлюбленный Мастер, как человек дзен пьет чай?"

Ошо:

"Для человека дзен, все является священным, даже выпить чашку чая.

Что бы он ни делал, он делает это так, как будто находится в святом месте".

Ошо получал сутру или вопросы для дискурса около 7.45 утра.

Он начинал дискурс в 8 часов утра.

Я читала ему вопросы, он выбирал некоторые и подбирал несколько шуток, которые подходили к ним.

Чтение вопросов или сутр иногда так меня трогало, что я начинала плакать.