Дьюма-Ки - Кинг Стивен - Страница 39

— Успокойся, Пэм. Мы говорим не о тебе. И не обо мне. О Томе. Ты замечала признаки депрессии? Должна была заметить.

Ответа не последовало. Но и трубку она не положила. Я слышал дыхание Пэм.

— Хорошо, — раздался её голос. — Хорошо. Я знаю, откуда у тебя взялась эта идея. От маленькой мисс Королевы драмы, так? Судя по всему, Илзе рассказала тебе о Максе Стэнтоне, из Палм-Дезерт. Эдгар, ты же знаешь, какая она!

Ярость угрожала вернуться. Я протянул руку и схватил Ребу за мягкую середину. «Я могу это сделать, — думал я. — И Илзе тут тоже ни при чём. А Пэм? Она всего лишь испугана, потому что всё это обрушилось на неё как гром с ясного неба. Она испуганная и злая, но я могу это сделать. Я должен это сделать».

И не важно, что на протяжении нескольких мгновений я хотел её убить. Более того, если бы она оказалась во «флоридской комнате» рядом со мной, попытался бы.

— Илзе мне ничего не говорила.

— Довольно этой дурости, я кладу трубку…

— Я не знаю только одного: кто из них уговорил тебя сделать татуировку на груди. Маленькую розу.

Она вскрикнула. Только раз, тихонько, но этого хватило. Последовала пауза. Тишина пульсировала, как чёрная дыра. Потом Пэм прорвало:

— Эта сука! Она увидела и рассказала тебе! Только так ты мог узнать! Это ничего не значит! Ничего не доказывает!

— Мы не в суде, — напомнил я.

Она не ответила, но я слышал её тяжёлое дыхание.

— У Илзе возникли подозрения насчёт этого Макса, но насчёт Тома она не имеет ни малейшего понятия. Если ты скажешь ей, у неё разобьётся сердце. — Я выдержал паузу. — И это разобьёт моё.

Пэм плакала.

— На хер твоё сердце! И тебя тоже! Знаешь, я бы хотела, чтобы ты умер. Лживый, сующий нос в чужие дела мерзавец. Я бы хотела, чтобы ты умер.

Я такого по отношению к ней не испытывал. Слава Богу. Полоса на воде всё темнела, напоминая теперь надраенную медь. И цвет продолжал меняться, переходя в оранжевый.

— Что ты знаешь о душевном состоянии Тома?

— Ничего. Если хочешь знать, никакого романа у нас нет. А если и был, то продолжался три недели. Всё кончено. Я ему ясно дала это понять, когда вернулась из Палм-Дезерт. Причин тому много, а основная состояла в том, что он очень уж… — Пэм резко оборвала фразу. — Илзе разболтала тебе. Мелинда не сказала бы, даже если б знала. — В голосе зазвучала нелепая злоба. — Ей известно, через что мне пришлось с тобой пройти.

Что удивительно, тема эта меня совершенно не интересовала. В отличие от другой.

— Он очень уж — что?

— Кто очень уж что? Господи, как я это ненавижу! Твой допрос!

Как будто мне нравилось её допрашивать.

— Том. Ты сказала, основная причина в том, что он очень уж…

— Очень уж неуравновешенный. Настроение у него постоянно менялось. Сегодня весёлый, завтра в зелёной тоске. Послезавтра — и такой, и такой, особенно если он не…

Пэм резко замолчала.

— Если он не принимал таблетки, — закончил я за неё.

— Да, да, но я не его психиатр.

Я слышал стальные нотки даже не раздражения, а нетерпимости. Боже! Женщина, которая так долго была моей женой, могла проявить твёрдость, когда ситуация того требовала, но я подумал, что такая вот нетерпимость — что-то новое, результат моего несчастного случая. Я подумал, что это хромота Пэм.

— Этого психиатрического дерьма я и с тобой наелась до отвала, Эдгар. И теперь я хочу встретить мужчину, настроение которого не зависит от проглоченных им таблеток. Больше говорить не могу, задай свои вопросы позже, сейчас ты очень уж меня расстроил.

Она всхлипнула мне в ухо, и я начал ждать последующего вскрика. Дождался. Плакала она, как и всегда. Не всё в нас меняется.

— Пошёл ты на хер, Эдгар. Испортил хороший день.

— Мне без разницы, с кем ты спишь. Мы разведены, — напомнил я. — Я хочу только одного — спасти жизнь Тому Райли.

На этот раз она закричала так громко, что мне пришлось отдёрнуть трубку от уха.

— Я не несу ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за его жизнь! МЫ РАЗБЕЖАЛИСЬ! Или ты это упустил? — Потом чуть тише (но ненамного): — Его даже нет в Сент-Поле. Он в круизе с матерью и братцем-геем.

Внезапно я понял, или подумал, что понимаю. Словно взлетел над ситуацией, провёл аэросъёмку. Главным образом потому, что сам собирался покончить с собой, но при условии, что всё будет выглядеть как несчастный случай. И заботила меня не выплата по страховке. Не хотелось подставлять под удар дочерей. Самоубийство отца — слишком уж большое пятно… Но ведь я получил ответ, так?

— Скажи ему, что ты знаешь. Когда он вернётся, скажи ему, что ты знаешь о его намерении покончить с собой.

— А с чего он мне поверит?

— Потому что он собирается. Потому что ты его знаешь. Потому что он психически болен и, вероятно, думает, что ходит по миру с плакатом «СОБИРАЮСЬ ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ». Скажи ему, ты знаешь, что он не принимает антидепрессанты. Ты это знаешь, так? Точно знаешь.

— Да. Но раньше мои уговоры принимать таблетки не помогали.

— Ты предупреждала его, что расскажешь, если он не начнёт принимать лекарства? Расскажешь всем?

— Нет, и я не собираюсь этого делать и сейчас! — В её голосе зазвучал ужас. — Ты думаешь, я хочу, чтобы весь Сент-Пол знал, что я спала с Томом Райли? Что у меня с ним был роман?

— Аесли весь Сент-Пол узнает, что тебе небезразлична судьба Тома? Так ли уж это будет ужасно?

Она молчала.

— Я хочу лишь одного. Чтобы ты встретилась с ним, когда он вернётся…

— Ты хочешь! Точно! Вся твоя жизнь — череда того, что ты хочешь! И вот что я тебе скажу, Эдди. Если для тебя это так важно, ты с ним и встречайся! — В её голосе снова появилась стальная нетерпимость, но на этот раз за ней слышался страх.

— Если отношения порвала ты, тогда ты по-прежнему можешь на него повлиять. И твоего влияния хватит, чтобы спасти ему жизнь. Я знаю, это нелегко, но ты уже влипла в эту историю.

— Как бы не так! Между нами всё кончено.

— Если он наложит на себя руки, я сомневаюсь, что всю оставшуюся жизнь ты будешь мучиться угрызениями совести… но, думаю, один тяжёлый год тебе гарантирован. Может, и два.

— Нет. Я буду спать, как младенец.

— Извини, Панда, я тебе не верю.

Этим ласковым именем я не называл её много лет, и не знаю, откуда оно выплыло, но Пэм сломалась. Расплакалась. На этот раз без злости.

— Ну почему ты такой мерзавец? Почему не отстанешь от меня?

И мне хотелось именно этого. А ещё принять пару болеутоляющих таблеток. И, возможно, распластаться на кровати, и поплакать самому, хотя в последнем уверенности не было.

— Скажи ему, что ты знаешь. Скажи ему, что он должен пойти к психиатру и вновь начать принимать антидепрессанты. И что самое важное, скажи ему, если он покончит с собой, ты расскажешь всем, начиная с его матери и брата. И как бы он ни старался, все узнают, что его смерть самоубийство.

— Я не могу этого сделать! Не могу! — В её голосе звучала беспомощность.

Я подумал и решил, что целиком и полностью вручил жизнь Тома Райли в её руки. Просто передал по телефонному проводу. Такое перекладывание ответственности совершенно не вязалось с прежним Эдгаром Фримантлом, но, разумеется, тот Эдгар Фримантл и подумать не мог, что будет рисовать закаты. Или играть с куклами.

— Тебе решать, Панда. Всё может пойти прахом, если он больше не любит тебя, но…

— Он-то любит. — Беспомощности в её голосе ещё прибавилось.

— Тогда скажи Тому, что он должен снова начать жить, нравится ему это или нет.

— Старина Эдгар, по-прежнему решающий вопросы. — В голосе Пэм слышалась усталость. — Даже из своего островного королевства. Старина Эдгар. Эдгар-Монстр.

— Мне больно это слышать.

— Вот и славно. — И она положила трубку.

Я ещё посидел на диване. Закат становился ярче, а воздух во «флоридской комнате» — холоднее. Те, кто думает, что во Флориде нет зимы, сильно ошибаются. В 1977 году в Сарасоте выпал снег, и его покров толщиной достигал дюйма. Я полагаю, холодно бывает везде. Готов спорить, снег выпадает даже в аду, хотя и сомневаюсь, что он долго там лежит.