Дьюма-Ки - Кинг Стивен - Страница 128

Я подумал, что кепка сведёт меня с ума, если я буду достаточно долго смотреть на неё.

Нежить исчезла в траве справа. Это был чёрный мужчина в синих бриджах, ростом пять с половиной футов [168 см]. Трава же высотой не превышала пяти футов, и очень простые арифметические действия однозначно говорили о том, что исчезнуть в траве этот чёрный мужчина не мог — однако исчез.

А мгновением позже он возник на крыльце, как давний слуга семьи, и тут же, без паузы, оказался у лестницы, снова метнулся в сорняки, всё это время широко нам улыбаясь.

Улыбаясь из-под козырька кепки.

Его кепка была КРАСНАЯ.

Джек повернулся, собравшись бежать. На его лице отражалась всепоглощающая паника. Я отпустил Уайрмана, чтобы перехватить Джека, а если бы побежал и Уайрман, думаю, наша экспедиция на том бы и закончилась. В конце концов, у меня была только одна рука, и я не мог остановить их обоих. И не смог бы остановить и одного, если бы они действительно собрались дать дёру.

Сам я, пусть и в ужасе, бежать не собирался. И Уайрман, благослови его Бог, не сдвинулся с места, с отвисшей челюстью наблюдая, как чёрный мужчина вновь появился уже из банановой рощи между бассейном и похожей на амбар постройкой.

Я поймал Джека за ремень и дёрнул на себя. Не мог отвесить ему оплеуху (не было необходимой для этого руки), поэтому пришлось ограничиться криком:

— Он не настоящий! Это её кошмар!

— Её… кошмар? — Что-то похожее на понимание мелькнуло в глазах Джека. А может, блеснуло сознание. Я бы поставил на второе.

— Её кошмар, её Бука, которого она боялась, когда гасили свет. Это всего лишь ещё один призрак, Джек.

— Откуда вы знаете?

— Во-первых, он мерцает. Как старый фильм, — ответил Уайрман. — Посмотри сам.

Чёрный мужчина исчез, вновь появился — на этот раз перед ржавой лестницей вышки у бассейна. Улыбался нам из-под красной кепки. Я заметил, что рубашка у него такая же синяя, как и бриджи. Он перескакивал с места на место, всегда с одинаково согнутыми ногами, как фигурка в тире. Опять исчез, материализовался на крыльце. Через мгновение возник на подъездной дорожке, чуть ли не перед нами. От того, что я смотрел на него, заболела голова, и он по-прежнему меня пугал… но только потому, что боялась она. Либбит.

Теперь он показался на заросшей тропе к Тенистому берегу, и на этот раз сквозь его рубашку и бриджи мы увидели сияющий Залив. Чёрный мужчина исчез, и в тот же момент Уайрман дико расхохотался.

— Что такое? — Джек повернулся к нему. Чуть ли не навалился на него. — Что?

— Это же грёбаный парковый жокей! — Уайрман засмеялся ещё громче. — Он из тех чёрных парковых жокеев, которые сейчас неполиткорректны. Только увеличен в три или в четыре раза! Бука Элизабет — стоящий на лужайке парковый жокей!

Уайрман попытался сказать что-то ещё, но не смог. Согнулся пополам, смеялся так сильно, что ему пришлось упереться ладонями в колени. Я понимал шутку, но не мог её разделить… и не только потому, что мою дочь убили в Род-Айленде. Уайрман смеялся сейчас, потому что чуть раньше перепугался, как мы с Джеком и как, должно быть, боялась Либбит. А почему она боялась? Потому что кто-то — вполне вероятно, случайно — подбросил ложную идею в её головку с таким богатым воображением. Я бы поставил на няню Мельду… и, наверное, на сказку перед сном, предназначенную для того, чтобы успокоить ребёнка, который ещё не оправился от черепно-мозговой травмы. Может, даже страдал бессонницей. Ох, не туда, не туда попала это сказочка и отрастила ЖУБЫ.

Мистер Синие бриджи отличался от лягушек, которых мы видели на дороге. Тех полностью придумала Элизабет, и в них не было ни грана злобы. А вот парковый жокей… скорее всего первоначально он появился из разбитой головы Элизабет, но я подозревал, что потом Персе приспособила его для своих целей. Если кто-нибудь слишком уж приближался к первому дому Элизабет, жокея хватало, чтобы отпугнуть незваного гостя. Может, и отправить в ближайшую психушку.

А значит, здесь всё-таки есть что искать.

Джек нервно смотрел туда, где утоптанная тропа (достаточно широкая, чтобы по ней проехала телега, а то и грузовик) уходила вниз и терялась из виду.

— Он вернётся?

— Это не имеет значения, мучачо, — ответил Уайрман. — Он — не настоящий. А вот корзинку для пикника нужно нести. Так что бери. И в путь.

— Когда я смотрел на него, возникало такое ощущение, будто я схожу с ума. Вы понимаете, в чём тут дело, Эдгар?

— Конечно. Тогда у Либбит было невероятно сильное воображение.

— И что с ним случилось?

— Элизабет забыла, как им пользоваться.

— Господи, — выдохнул Джек. — Это ужасно.

— Да. Причём я думаю, что такая забывчивость крайне проста в исполнении. И вот это ещё ужаснее.

Джек наклонился, поднял корзинку, посмотрел на Уайрмана.

— Что в ней? Золотые слитки?

Уайрман взялся за пакет с едой и широко улыбнулся.

— Я положил туда кое-что ещё.

Мы двинулись дальше по заросшей подъездной дорожке, поглядывая по сторонам в ожидании нового появления паркового жокея. Он не появился. Когда мы поднялись на крыльцо, Джек со вздохом облегчения поставил корзинку на землю. У нас за спинами захлопали крылья.

Мы дружно обернулись и увидели цаплю, спускающуюся к подъездной дорожке. Возможно, ту же самую, что холодно смотрела на меня с теннисного корта «Эль Паласио». Взгляд определённо не изменился: синий, пристальный, начистолишённый жалости.

— Она настоящая? — спросил Уайрман. — Как думаешь, Эдгар?

— Настоящая, — ответил я.

— Откудаты знаешь?

Я мог бы указать, что цапля отбрасывает тень, но не сомневался в том, что тень отбрасывал и парковый жокей, просто мы не обратили на это внимание.

— Знаю. Ладно, идём в дом. Стучать не обязательно. Мы не в гости пришли.

xiii

— Похоже, у нас проблема, — заметил Джек.

«Портьеры» из испанского мха погрузили веранду в глубокий сумрак, но, едва наши глаза привыкли к нему, мы смогли разглядеть толстую ржавую цепь, которая полукружиями висела перед двойной дверью. С цепи свисали не один, а два замка. И протянули её через кольца на штырях, вбитых в дверные косяки.

Уайрман подошёл ближе, пригляделся.

— Думаю, мы Джеком без труда вытащим штыри. Они знавали лучшие дни.

— Лучшие годы, — поправил его Джек.

— Возможно, — кивнул я, — но двери наверняка заперты, а если вы будете греметь цепями, то разбудите соседей.

— Соседей? — переспросил Уайрман.

Я указал наверх. Джек и Уайрман подняли головы, увидели то же, что и я: целую колонию коричневых летучих мышей, спящих, как казалось, в свисающем облаке паутины. Я посмотрел вниз: толстый слой гуано устилал пол. И я очень порадовался тому, что голову прикрывала бейсболка.

Когда же оторвал взгляд от пола, Джек Кантори уже сбегал со ступенек вниз.

— Никогда. Называйте меня трусом, называйте маменькиным сынком, называйте как угодно, но я туда не пойду. Если бзик Уайрмана — змеи, то мой — летучие мыши. Однажды… — Он хотел сказать что-то ещё, возможно, много чего, только не знал как. Вместо этого отступил ещё на шаг. У меня было мгновение, чтобы поразмыслить над особенностями страха. С тем, что не удалось сверхъестественному жокею (почти удалось, но почти считается только в игре в «подковки»), справилась колония спящих летучих мышей. Если говорить о Джеке.

— Они могут переносить бешенство, мучачо… ты это знаешь? — спросил Уайрман.

Я кивнул.

— Думаю, нам нужно поискать чёрный ход.