Пасынки Гильдии - Голотвина Ольга - Страница 12

Что разглядывает – это полбеды, а вот что при этом поигрывает увесистой дубинкой…

– Ужасное дело вышло с храмом, верно? – дружелюбно обратился Дайру к верзиле. – Как нарочно, в самый праздник…

– Угу… – растерянно отозвался верзила с дубинкой. Он не ожидал такой приветливости от возможной жертвы.

– Все бегают, кричат, бранятся… – сокрушался Дайру. – А ведь сегодня такой день, что ругаться нельзя. И драки затевать нельзя. Грех!

– Угу, – без особой уверенности кивнул верзила.

– Надо бы нам вернуться к храму, – предложил Дайру, – может, сумеем помочь…

– Угу! – оживился верзила: он услышал разумные, понятные даже ему слова.

Вдвоем они покинули переулок. Верзила держался рядом с Дайру, не отходя ни на шаг. Юноше не нравилось соседство этого медведя с дубинкой, который объяснялся одним словом «угу» и от которого веяло странной смесью простодушия и опасности.

Выйдя из переулка, оба оказались у задней стены храма. Длинные полотнища пылали, пламя четко обрисовало контур окна – но рядом никого не было! Почему никто не гасит пожар, демон их побери?!

Дайру не подозревал, что вся толпа стянулась к пылающему входу в храм и, забыв о спасении святилища, слушает яростную, страстную речь красотки Лейтисы: шайка Шершня не сидела сложа руки.

Половину эффектных фраз рыжеволосой разбойнице поспешно нашептывала засевшая у нее в душе опытная интриганка Орхидея, но и у самой Лейтисы язык был прекрасно подвешен. Бывшая актриса овладела вниманием толпы, подчинила ее себе.

Женщина стояла на высоком крыльце почти у пылающих дверей храма, не обращая внимания на то, что на нее мог обрушиться догорающий карниз верхнего окна. Огонь был восхитительной декорацией для ее выступления. Она вплетала в свою речь стихотворные строки из старых пьес – и тирады эти были уместны и прекрасны. В глазах толпы женщина, раскрасневшаяся от волнения и жара огня, была то ли героиней, то ли святой, и каждый готов был за нее в любую драку.

Жрецы, почуяв переломившееся настроение толпы, притихли. Только один, самый властный, пытался перебить невесть откуда взявшуюся нахалку. Но к жрецу протолкался Красавчик, незаметно для чужих глаз приставил к его ребрам нож и сказал негромко:

– Не д-дури, стой т-тихо, баба дело г-говорит…

Когда Лейтиса умолкла, ей в ответ взметнулся рев. Люди кричали, потрясали кулаками, швыряли в воздух матросские шапки с широкими мягкими полями… Даже жрецы боялись молчать в этот миг.

Нургидан, которого беснующаяся орава оттеснила от учителя, был одним из немногих, кто не влил голос в общий вопль. Юноша не поддался чарам горластой бабенки, с горящего крыльца призывающей народ к новым пожарам. Храм заново не выстроится, если поджечь какие-то корабли! (Нургидан так и не понял, при чем тут верфи и зачем туда надо немедленно бежать.)

Многоголосие било по слуху молодого оборотня, смрад от сгрудившихся вокруг людей мучил его чуткий нос. Юноша морщился, прикидывая, как лучше выбраться из толпы, поломав поменьше чужих ребер и не дав поломать свои.

Тут над ухом у Нургидана словно колокол ударил:

– На верфи! Огня на корабли!..

Нургидан, на мгновение оглохший, помотал головой и обернулся: у кого это такая луженая глотка?

– Тебе что, в штаны горячих углей насыпали? – поинтересовался он у рябого широкоскулого парня. – Чего взвыл – думаешь голосом ворону убить? С таким хрустальным горлышком надо наняться в королевские глашатаи. На Дворцовой площади рявкнешь – за стеной путники услышат.

– Сам дурак, – исчерпывающе ответил рябой горлопан – и тут же спохватился: – Э, а ты-то чего помалкиваешь? Добрые люди глотки сорвали, а ты молчишь?

И грязная рука дернулась к лицу Нургидана, чтобы насмешливо постучать по лбу.

Вот уж дотрагиваться до себя юный Сын Рода всякой дряни не позволял!

Рука Нургидана перехватила кисть наглеца и с хрустом вывернула.

Вой рябого парня слился с воем толпы: Лейтиса на крыльце призывно взмахнула рукой – и горожане отозвались сворой псов, завидевшей добычу.

– Ну, падаль… – прорыдал пострадавший наглец. – Ну, на костер ляжешь…

– Все там будем, – ухмыльнулся Нургидан. Приключение определенно начинало ему нравиться. – Но пока не выросла елочка, которую срубят мне на костер.

Рябой резко побледнел, баюкая вывихнутую кисть. По грязным щекам текли слезы.

– Я… нашим парням… Они тебя в клочья… в месиво…

Нургидан хотел сказать, что он думает о парнях, которые не брезгуют дружить с блохастым сусликом. Но тут толпа содрогнулась, качнулась, подхватила двух новых врагов и потащила их в разные стороны.

– На верфи! На верфи! – грохотала толпа.

– Еще найду!.. – посулил плачущий голос откуда-то из-за спин.

Нургидан не ответил на угрозу: он боролся с людским потоком, который, вытягиваясь, начал вливаться в соседнюю улицу.

А в это время к настороженному Дайру и растерянному верзиле подбежал, вынырнув из-за угла, юнец с изуродованной переносицей и шрамом через всю щеку.

– Нашел? – радостно завопил он. – Молодчина, Айрауш! Держи его, не выпускай!

Верзила Айрауш, получив четкую команду, отбросил все сомнения, насупил младенческую физиономию и грозно поиграл дубинкой.

– Какого демона вам нужно? – процедил Дайру, поняв, что договориться по-хорошему не получится. – Грабить меня решили? Из ценного один ошейник. Забирайте, вам пойдет!

Не сводя глаз с ершистой жертвы, юнец нагнулся и поднял с земли камень.

– Ты, приятель, хоть бренчи языком, хоть не бренчи, а только никуда ты отсюда не уйдешь, пока с тобой серь– езные люди не потолкуют.

– Слышь, что Чердак говорит? – подхватил верзила, которого, оказывается, звали Айраушем. – Стой и не дергайся.

– Надо же, – изумился Дайру, – ты и другие слова знаешь, кроме «угу»?..

Он небрежно дал котомке соскользнуть с плеча по руке, перехватил лямку ладонью и взмахнул хлестко, умело, сильно. Он метил в глаза Айраушу, и влепил бы, дело привычное… но одновременно с его резким движением Чердак швырнул булыжник.

Бродяга целил в голову Дайру, но промахнулся, камень ударил в локтевой сустав. Руку пронзила боль, пальцы онемели, разжались – и котомка, уже пошедшая в удар, отлетела к пылающей стене храма и исчезла в багрово-черном проеме окна.

Нападающие на миг онемели, проводив ее взглядом. Тут бы Дайру и рвануть на прорыв… но он замешкался, потирая отчаянно ноющую руку.

А когда все трое опомнились, из-за угла храма показался четвертый. Он приблизился уверенно, по-хозяйски:

– Ага, сделали, что велено?.. Ну, молодцы, молодцы, при расчете не обижу!

Шершень подошел к Дайру, жестко глянул пленнику в лицо:

– Помнишь меня, крысенок?

Дайру мысленно пообещал себе: если выживет, обязательно научится драться левой рукой. И ответил спокойно и учтиво:

– Помню, господин. Остров Эрниди.

– Ага, недурная была драка, – скупо бросил Шершень (который из той драки еле ноги унес). И сразу перешел к делу: – Где рукопись?

– Какая рукопись? – не понял юноша.

– Не хитри, крысенок. В землю вобью. Сам знаешь, что мне нужно.

– Не та ли рукопись, которую в Издагмире у нас кто-то пробовал украсть?

– Та самая. Не прикидывайся дурнем.

– Ах, эта… Эту можете взять хоть сейчас. Только жарковато будет доставать.

– Что?!

– Я ее дома не оставлял, везде при себе носил, – сообщил Дайру с честным взором. – Она была в котомке. А вот эти двое меня по руку ударили, котомка вылетела – и в пламя…

Шершень обернулся к своей незадачливой армии. Страшен был его взгляд. Зубастые уличные звереныши, воображавшие себя грозными хищниками, поджали хвостики, заскулили и пустили лужицу…

В этот миг раздался тревожно-радостный голос:

– Дайру! Ты здесь, сынок! А где Нитха, ты же с нею был? А я Нургидана потерял, хожу, ищу…

Расстановка сил резко изменилась: на поле боя появился Шенги Совиная Лапа.

Одним взглядом окинул он оборванцев, стоящих вокруг его ученика. Бросил Шершню одно лишь тяжелое слово: