За свои слова ответишь - Воронин Андрей Николаевич - Страница 45

– Козел вонючий! Сука! Будто не понимает, притворяется, – Колян зло хлопнул дверкой и бросился к сумасшедшему.

Он занес было над ним кулак для удара, но псих вместо того, чтобы испугаться, продолжал радостно улыбаться, будто встретил закадычного друга.

– Вали отсюда, псих долбаный! – Колян опустил занесенную для удара руку, поняв, что толку побоями не добьешься.

То ли этот псих нечувствителен к боли, то ли мазохист по своей природе и страдания доставляют ему удовольствие, сравнимое разве что с сексом.

– Вали! – Колян несильно пнул ногой психа и тот, перевернувшись, встал на четвереньки, забросил халат повыше и, сверкая белыми, в редких синяках ягодицами, шурша, пополз по опавшей листве. – Урод! – крикнул ему вслед Колян и снова выругался матом.

Он был зол на себя за то, что целых полдня смертельно боялся милиции, ОМОНа, зол на Грязнова, который поручил ему убрать незнакомца, проявившего подозрительный интерес к мальчишке-бомжу, зол на психа, который мог спокойно показать ему голую задницу и при этом уйти на четвереньках безнаказанным.

– Брось его, – крикнул Толян, – время не ждет. Все равно он ничего не понимает, улыбается, и только. Я один раз этого психа до кровавых соплей бил, а он улыбался – и все тут. Так и отрубился с улыбкой, урод! – от злости слишком резко отпустил сцепление, и машина, дернувшись, заглохла.

– Не нервничай, – криво улыбнулся бандит-санитар, – кончим дело, нам отгул дадут и денежки. Оттянемся… Я уж и девчонок отыскал, проверенных, заразы нет.

В продуктовой палатке работают, их на заразу каждый месяц проверяют.

– Если повезет, то и на собственной жене триппер поймаешь, – окончательно разуверившись в том, что в жизни бывает счастье, отозвался шофер. И, будучи полон уверенности в том, что двигатель не заведется, взялся за ключ в замке зажигания.

Машина дернулась.

– Ты же сцепление не выжал!

Толян с недоумением посмотрел на ногу, прижимавшую педаль сцепления к самому коврику. Машина дернулась как-то сама по себе, еще раньше, чем включился стартер.

– Ты чего?

– Показалось, наверное…

Секунд пять мужчины сидели, прислушиваясь, но ничего подозрительного так и не обнаружили, лишь сумасшедший с голой задницей в синяках полз между красными и желтыми кустами.

– Показалось… – Колян сплюнул в приоткрытое окно.

– Точно, не может этого быть! – подтвердил Толян. – Мертвецы не ворочаются.

Больше никто не становился на пути автомобиля, и шофер ловко подвел его к самой рампе административного корпуса – туда, где был вход в подземную клинику.

– Грязнов тут? – спросил Колян.

– Хрен его поймет, где он шляется! Я ему на мобильник звонил, он с ним не расстается. Надо бы психов прихватить, чего самим мараться? Сами на каталку выгрузим, а потом за психами сходим. Нечего ему в багажнике зря валяться.

– Чего ты переживаешь, крови же не было, а значит, багажник чистый останется.

– Брезгливый я, – признался Толян.

– Знаю, – рассмеялся Колян, – даже трахаться в машине и то не можешь, тебе белые простыни подавай.

– У каждого свои заморочки.

Вдвоем мужчины выбрались из машины, и Толян ключом открыл багажник. Тело под брезентом лежало совсем в иной позе, чем та, в какой его загрузили бандиты. И неудивительно, ведь машину трясло по дороге.

Колян потянулся к сигарете.

– Потом покуришь, давай выгружать!

Но язычок огня уже лизнул кончик сигареты. Ветер подхватил голубоватый ароматный дым, и Толян, не удержавшись от соблазна, тоже закурил. Сбрасывать брезент мужчинам пока не хотелось. Одно дело, когда видишь под материей бесформенное возвышение, другое – если перед тобой лежит труп.

– Здоровый мужик был.., сложением, – проговорил Толян, – таких мне редко встречать доводилось.

– Теперь еще реже встречаться будут, – робко пошутил Колян и тут же закашлялся.

Никелированная каталка, новенькая, блестящая стояла на рампе.

– Странная штука – жизнь, – глядя на каталку, перевидевшую уже не один десяток мертвецов, проговорил Колян.

– А смерть, по-твоему, штука не странная?

– Не странная, а сраная… Да уж… – сказал Колян, глубоко затягиваясь, – я в прошлом месяце дядьку двоюродного хоронил… Так уж случилось, что у него в роду одни бабы остались, некому было ни гроб заказать, ни с директором кладбища переговорить. Вот поехал я в похоронную контору, говорю: гроб можно заказать? Стали они мне всякие навороченные гробы показывать. Нет, говорю, мне что-нибудь попроще. «Ну, – говорят, – тогда в цех пошли, там у нас продукция, которая не залеживается.» Пришли мы – что-то наподобие гаража бывшего, – стоят четыре мужика и по шаблонам гробы ляпают из сырых досок. Пневматическим пистолетом обивку пристреливают – всякие там кружева, ситец красный, черный." А вдоль стены штабеля из гробов стоят в два человеческих роста, не сосчитать, сотни две, а то и три. Говорят: «Выбирайте, какой вам больше нравится». Я перебираю гробы, один – хлипкий какой-то, того и смотри развалится, другой сырой – не поднять, а на третьем – обивка уже плесенью пошла. И вдруг мне в голову стрельнуло: это ж стоят тут гробы, а люди, которых в них похоронят, еще по улице ходят! А мужики знай себе новые и новые клепают! И какой бы кризис ни случился, сколько бы бакс ни стоил, их бизнес никогда не остановится. Представляешь, Толян, может, и для нас уже гробы готовые где-то стоят!

– Не для нас одних, – философски заключил Толян, растирая короткий окурок о бетон погрузочной рампы. – Хорош базарить, давай делом заниматься, – и он аккуратно свернул брезент в багажнике, – беремся, ты за руки, я за ноги. Тяжелый, зараза! – проговорил Колян.

И хоть он сам был под метр девяносто ростом, широк в плечах, но и то кряхтел, когда вытаскивал Рублева из багажника. Ему даже пришлось поставить ногу на бампер, чтобы подставить под тяжесть колено. Кряхтел и Колян, начищенные армейские ботинки Комбата с высокой шнуровкой испачкали ему гуталином руки.

– Мертвецы – они всегда немного тяжелее живых кажутся, – сказал Толян приятелю.

Тот, будучи суеверным, не отрываясь смотрел на лицо сильного мужчины, которого ему удалось завалить ударом по голове.

И вдруг провисшее до этого тело напряглось, Рублев резко открыл глаза.

– Ой, бля! – только и воскликнул Колян, встретившись с ним взглядом.

Его напарник даже не успел сообразить, в чем дело, не успел разжать руки, как Рублев, подогнув ноги, резко ударил ему в живот, и все трое упали на асфальт, густо усыпанный золотыми кленовыми листьями.

Из беспамятства Комбата вывел холодный свежий воздух, обвевавший лицо, это было первое ощущение после забытья. До этого он ничего не видел, не слышал, не чувствовал, черная темнота окутывала все его естество. Лишь пару раз, когда Комбат лежал в машине, сознание на мгновение возвращалось к нему. Первый раз это был какой-то странный толчок, от которого он почувствовал пронзительную боль в голове. Это было подобно разряду электрической искры в темноте: мгновенное озарение, а затем вновь непроницаемая чернота – тогда автомобиль наскочил на стык асфальтовых слоев.

Второй раз Комбат, на мгновение придя в себя, попытался перевернуться, не поняв, где он и что с ним произошло. Вот тогда и качнулась машина с заглохшим мотором.

А теперь сознание вернулось к нему вместе со свежим воздухом, внезапно ударившим в лицо, прокравшимся в легкие. Он открыл глаза и увидел над собой по-осеннему ясное небо, верхушки деревьев. Но увидеть эту красоту целиком ему мешало какое-то пятно, черное, расплывчатое – враждебное.

Он вновь чуть не потерял сознание от страшной боли, пронзившей мозг. И эта боль помогла ему сфокусировать взгляд. Борис Рублев увидел мужчину: короткостриженая голова, брезгливо поджатые губы и испуганные глаза. Он еще не вспомнил, что произошло раньше, не понимал, где он, кто он, кто перед ним, но выучка прежних лет дала себя знать. Так уж случалось не раз, когда оглушенный взрывом Комбат приходил в себя: тогда, как и сейчас, доли секунды решали, жить ему дальше или погибнуть. Ведь после взрыва ты можешь оказаться на открытой местности, доступной вражеским снайперам. И от того, как быстро ты поймешь, где свои, а где чужие, от того, как быстро ты сможешь встать на ноги, зависит самое дорогое – твоя жизнь и жизнь твоих подчиненных.