Точка кипения - Воронин Андрей Николаевич - Страница 58

Работал Завьялов с жизнерадостным типом по кличке Вовчик. Платившие дань ларьки были разбросаны по нескольким улицам, рэкетиры физически не могли охватить их все и сосредоточили усилия на торговых точках, расположенных на площади, тем более что многие из них работали до глубокой ночи, а некоторые круглосуточно. Днем было спокойно, за ларьками следил один парень, а с наступлением темноты обстановка осложнялась и работали вдвоем. Завьялов в первый же вечер засек, как Вовчик мило общается с экипажем патрульной машины.

– Ты че с ментами расшаркиваешься? – спросил он недоверчиво.

– А менты разве не люди? – хихикнул Вовчик. – Им тоже жить хочется. Так я их слегка подкормил.

– Могли бы и охранять, раз бабки косят, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Завьялов.

– Эх, провинция, твою мать! Здесь у нас все четко распределено. Я ментам бабки отстегнул за то, чтобы они не мешали нам “крышевать” барыг. А если менты сами начинают "крышевать”, они имеют совсем другие бабки, раз в пять больше. Но на такое идут только отчаюги и жлобы, потому что любой барыга может стукнуть, и ментов быстренько повяжут. А на нас торгаши боятся стучать, знают, что за такие дела можем ларек поджечь или ребенка на всю жизнь заикой сделать.

Лейтенант запомнил номер патрульной машины. Уже в первый день его работа принесла хоть какие-то плоды.

Три ночи дежурства прошли спокойно и однообразно. Завьялов откровенно скучал, Вовчик мародерствовал по мелочам. Здесь ухватит бутылку пива и пачку сигарет, там колоду карт с обнаженными красотками на рубашках или шапочку с броской надписью по-английски. Однажды урвал белую с позолотой ручку.

– А ручка тебе зачем? Ты когда в последний раз писал? – спросил лейтенант.

– Кажется, в школе, – честно признался рэкетир. – Да, не подумал. Но, согласись, возвращать как-то глупо.

Следующее дежурство началось традиционно, разве что у Вовчика испортилось настроение, когда он заметил слишком приличные для здешних мест кроссовки. Забрать такую вещь он не мог, а купить рука не поднималась. Вот и маялся, бедолага.

Вдруг у одного из крайних ларьков послышался шум. Четверо молодых парней, злобно матерясь, что-то требовали от молоденькой девушки-продавщицы. Та робко умоляла их уйти, так как ничего не знает. Лейтенант двинулся на шум, но его опередил Вовчик, с расстройства хлебавший пиво рядом с местом конфликта.

– Чего надо? – грозно спросил он.

– Да вот хозяин задолжал нам тысячу баксов и не отдает, так мы решили сами взять.

– С него и берите, а сюда не лезьте. Не хватало еще, чтобы всякая шантрапа у меня тут разборки устраивала.

С этими словами Вовчик оттолкнул прочь ближайшего к нему парня, но его дружок неожиданно ударил рэкетира в лицо. Еще двое выхватили складные дубинки. Пока Завьялов вмешался в драку, Вовчик успел получить сильный удар по затылку и без сознания рухнул на асфальт.

Этим четверка гарантировала себе огромные неприятности в самом ближайшем будущем, даже если бы Вовчик был один. Команда станет землю рыть, но обязательно найдет обидчиков, и придется держать ответ с последующим долгим лечением. Но, судя по сухому блеску глаз, ребятам было плевать на любые последствия, даже если бы избиение Вовчика привело к концу света. Им требовалась доза – и немедленно, вот они и решили вытрясти из продавщицы истинный или мифический долг хозяина.

Лейтенант знал, что с наркоманами в стадии ломки разговор может быть только один. Он и начал его первым, уложив ближайшего к нему парня рядом с Вовчиком. Затем он нырнул в сторону, уклоняясь от дубинки, и отбежал на десяток метров. Расчет Завьялова оказался точен. Один из наркоманов хотел только одного – дозы. Он начал выламывать дверь ларька, стремясь забрать у строптивой девчонки выручку. Двое бросились за лейтенантом, причем с большим разрывом один от другого. Прием, описанный еще древнеримскими историками, сработал безукоризненно. Одного нападавшего Завьялов уложил, достав в высоком прыжке ногой. Тот выключился, так и не поняв, что с ним произошло. В каком-то смысле наркоман добился желанного результата: хоть он и не укололся, зато забылся надолго.

Второй атаковал вяло, обреченно, словно заранее догадываясь о результате. Завьялов перехватил его руку, бросил парня через себя и коротко ударил. На большее времени не хватило, так как тип, ломавший дверь, поняв всю безнадежность борьбы с металлом, вырвал окошко из оргстекла и полез внутрь. Девушка, забившись в угол киоска, громко звала на помощь, Лейтенант ухватил грабителя за брючный ремень и потащил обратно на свежий воздух. Наркоман вел себя так, словно его пытались выжить из собственного дома. Он цеплялся руками за хлипкие стены, грязно ругался и требовал немедленно отпустить. И Завьялов его отпустил., когда вытащил наружу, после чего развернул и с размаха пнул под зад. Он бы с удовольствием ограничился таким наказанием, но очухавшийся Вовчик был совсем другого мнения. Он сбил наркомана безжалостным ударом в голову и принялся остервенело топтать ногами. Такие мучения были чрезмерными для человека, который и без того жутко страдал от ломки.

– Хорош. Еще убьешь – потом отвечать, – сказал лейтенант, оттаскивая разъяренного Вовчика.

– Ладно, пусть живет. А где остальные? – грозно спросил рэкетир, оглядывая свои владения.

При зыбком свете фонарей и светильников в ларьках они заметили только одного человека, пытающегося встать с четверенек. От удара ногой в голову он получил сотрясение мозга и, основательно раздружившись с координацией движений, все время падал. Двое других исчезли, бросив приятелей на произвол судьбы. Даже Вовчик не стал трогать бедолагу, дав ему временную отсрочку.

– Оставим козла, пока не очухается. Может, хозяин захочет через него выйти на остальных.

Глава 30

У кубинского диктатора Батисты на одном из островов была тюрьма, в которую переделали старую испанскую крепость. Стражники тщательно охраняли только пристань, в остальных частях острова-тюрьмы заключенные пользовались относительной свободой. При желании они могли броситься в океан и вплавь добраться до недалекого соседнего острова. Однако не бросались, поскольку вокруг острова разбрасывались отходы бойни и воды кишели акулами.

Чиж тоже пользовался абсолютной свободой в пределах нескольких соток земли. И он, безусловно, мог попытаться уйти из своей тюрьмы, но топь гарантировала смерть так же неотвратимо, как и акулы.

В остальном Чиж чувствовал себя относительно неплохо. Его снабдили пищей, водой, сигаретами и даже чудесно-вонючей антикомариной мазью Чащина, хотя сначала егерь был против. Комбат прекрасно его понимал. Чащин всех бандитов считал виновниками того, что в глазах людей он стал маньяком-убийцей. Но Комбат видел, какие тучи гнуса вьются островом. Вечером даже костер их не останавливает. Для городского человека атаки тысяч кровопийц будут сродни изощренным пыткам конкурирующей братвы, и Рублев уговорил егеря сменить гнев на милость.

Мысли Чижа поразили бы любого человека, не знай он сути происходящего. Хотя бандит точно знал, что тюремщики сдадут его в милицию, больше всего он боялся, что они погибнут, не устоят против остальной братвы. Чиж никого не убивал, без чистосердечного признания его вообще трудно было обвинить в серьезных нарушениях закона. Скорее всего, суд его оправдает, а на острове он умрет от голода или, отчаявшись, исчезнет на дне болота.

Люди, которые стали Чижу дороже корешей, осторожно пробирались к лагерю бандитов. Комбат сначала подшучивал над Чащиным, зачем-то взявшим с собой фонарик, а потом, сверив направление, удивленно воскликнул:

– Петрович, кажется, один из нас разучился ориентироваться в лесу. Мы сильно забираем вправо.

– Нормально мы ориентируемся, просто я иду безопасным путем, – буркнул егерь.

– Отважные герои всегда идут в обход, – шутливо заметил Комбат.

– Во-во, именно! Вспомни слова бандита. Их там шестеро осталось да огромный пес. Зачем рисковать? Мы должны сразиться с ними, когда нам это будет выгодно, поэтому я и выбрал безопасную дорогу.