Пылающая башня - Воронин Андрей Николаевич - Страница 7

– Подписку взяли, потому что люди погибли – трое. И начальство боялось больших неприятностей.

– Дело ведь только недавно закрыли. Виноватым и сделали погибшего полковника и бывшего главного инженера проекта. Инженер сейчас инвалид и за давностью лет уголовному преследованию не подлежит.

– Дело закрыто, виновные найдены. Поэтому я и подумал: хватит держать рот на замке, никому уже ничего не грозит.

…В те августовские дни 2000 года царила страшная неразбериха, как это всегда бывает при внезапной катастрофе. А катастрофа могла быть страшной.

Пожар разгорался все сильней. Остановка вещания, расплавление аппаратуры на миллионы долларов – все это детские игрушки по сравнению с обрушением башни. Все знали, что стальные тросы, стягивающие бетонную конструкцию, не могут не плавиться при температуре в четыреста градусов.

И никто не мог точно сказать, как долго еще башня выдержит, – нигде в мире нет ни одной аналогичной конструкции.

Дорогина вызвал знакомый из «Мосгорспаса», который давно приглашал его работать к себе.

– Помоги, ребята зашиваются. Лишний народ вроде эвакуировали, но все равно не обошлось. Трое или четверо застряли в лифте.

– С тебя экипировка. И предупреди, чтобы пропустили через оцепление.

Одеваясь, Дорогин успел включить телевизор и убедиться, что «картинки» на экране нет, одни только полосы мельтешат. По дороге увидел башню издалека. Даже с большого расстояния различался дым, косо поднимающийся вверх.

На месте взяли подписку о неразглашении.

– Извини, но без этого никак, – развел руками товарищ. – У наших ребят нет в контракте такого обязательства, но они порядки знают и место потерять не хотят.

Дорогин не собирался заниматься на пожаре сбором компромата и подмахнул бумагу не раздумывая Вокруг кишмя кишел народ. Чумазые пожарные воняли ядовито-горьким дымом, валяясь на аккуратно подстриженной, не правдоподобно зеленой траве. В азарте схватки с огнем они бросили свои тяжелые кислородные аппараты, с которыми трудно было бежать вверх по узким лестницам, наглотались дыма и теперь дышали, как рыбы, выброшенные на берег.

Неподалеку, опустив «хоботы» в пруд, заправлялись пожарные машины, хотя было уже известно, что горят кабели под напряжением и применять воду нельзя. Омоновцы держали оцепление, не подпуская близко к башне зевак и выпуская последних посетителей ресторана «Седьмое небо». Любителям пообедать с видом на столицу пришлось триста с лишним метров спускаться по винтовой лестнице.

Испуганных лиц было мало – они, похоже, так и не поняли, какой опасности избежали.

Через минуту бывший каскадер, облаченный в форму «Мосгорспаса», уже двигался быстрым шагом по фойе. Молодой спасатель с русой бородкой бегло обрисовал ситуацию.

Полковник управления противопожарной службы Северо-Восточного округа решил собственноручно доставить на передовую линию борьбы с огнем асбестовый лист. Перерубая тлеющий кабель, пожарники пытались отсечь такими листами огонь.

Но доставка вручную по лестницам была слишком долгой. Полковник решил поторопить события, сел в кабину единственного работающего лифта. С ним вместе отправилась лифтерша Света – скоростные лифты в Останкино были очень сложными в управлении, с первого раза оно не давалось никому. Сантехник Саша вызвался помочь занести и вынести из кабины громоздкий лист.

Теперь все трое застряли где-то в шахте – никто даже точно не знал, на какой высоте…

Глава 6

Далеко от Останкино, в доме на средиземноморском побережье, о телебашне вспомнил человек, некогда реально контролировавший добрую половину общероссийских и московских каналов. Где-то он официально владел крупным пакетом акций, где-то в руководящем составе находились сплошь его ставленники, на другой «кнопке» он наложил свою руку только на рекламное время и выпуски новостей.

Человек по прозвищу Алеф был вхож в кремлевские кабинеты, он оказывал руководству страны множество услуг и получал в ответ исключительные льготы. Несколько лет назад их начали потихоньку урезать.

Алеф означает бык, телец. Низенький щуплый олигарх не оправдывал свое прозвище ни внешними данными, ни стилем поведения. Он никогда не лез напролом. Просто пытался удержать как можно дольше выгодное для себя положение.

Но в России, как известно, перемены бывают резкими и болезненными, особенно для тех, кому есть что терять. В результате жесткой и краткосрочной «зачистки» одних замочили, других посадили, третьим, как Алефу, дали возможность уехать за кордон.

Потерял он много, но не все. Остались десяток оффшорных компаний, счета в банках, недвижимость, предусмотрительно приобретенная за границей, и среди прочего – этот дом в окрестностях Ниццы.

Алеф не любил модерновых коттеджей с современной планировкой. Даже отреставрированная старина вызывала у него скептицизм, как старик, которому закрасили седину, набелили лицо, нарумянили щеки, закапали в глаза специальные капли для молодого блеска. Старый дом не должен блестеть под лакировкой. Минимальная реставрация призвана только законсервировать существующее состояние.

Сейчас Алеф разговаривал по телефону, сидя в плетеном кресле в саду. Кусты, когда-то тщательно подстриженные в виде шаров и пирамид, успели разрастись, потерять правильность формы.

– Кто заинтересовался?

– … – Ты уверен?

– … – Эта штука мне дорога во всех смыслах. Если они разовьют слишком бурную деятельность, придется и нам принимать меры.

– … – Даже так? Красивая, конечно, идея. И много желающих совершить восхождение?

– … – Узнаю дорогих соотечественников. Жизнь без риска в самом деле кажется пресноватой, иногда его хочется выдумать из ничего. Нет, я бы точно не полез. В детстве на качелях голова кружилась.

Положив трубку на широкий подлокотник плетеного кресла, Алеф задумался. Он никогда ни на секунду не терял надежды вернуться. Конечно, в одну и ту же реку дважды не войдешь, и прежнее безраздельное могущество в медиа-бизнесе вряд ли удастся вернуть. Но потеснить конкурентов, поделивших между собой его наследство, – задача вполне посильная.

Тем более что они уже зарвались, потеряли всякую совесть.

Предшественник слушал Дорогина внимательно. Потом признался, что у самого камень лежит на душе:

– Всей правды тебе не сказали, но ты ее все равно скоро узнаешь. Здесь, на башне, нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным…

На последнем восхождении у меня сорвался клиент. Треснул его «карабин» – такое случается раз в десять лет. Если в стали изначально есть внутренний дефект, там начинают скрыто накапливаться усталостные разрушения. Я всегда осматривал в начале смены крючья и карабины. И в этот раз тоже не поленился…

По выражению лица Зыгмантовича Сергей понял, что срыв оказался фатальным – человек разбился, не успев ухватиться ни за одну из торчащих антенн.

– Удалось замять?

– Труп увезли. Меня вот увольняют. Времени еще не так много прошло, неизвестно, чем дело кончится. Начальству главное, чтоб восхождения не прикрыли.

Дорогину стало не по себе. Второй раз он попадает на башню, и второй раз здесь витает смерть.

…Прошлый раз она махала черными крылами в шахте лифта. Сложная автоматика отказала, кабину не удавалось сдвинуть с места ни с наружного пульта, ни с внутреннего. Полковник противопожарной службы несколько раз вышел на связь по рации, сообщил, что в кабину начинает потихоньку просачиваться дым.

Дорогин поинтересовался у спасателей, как шахта оборудована внутри. Оказалось, что она общая для всех лифтов – пассажирских и грузовых. Внутри разграничена на отдельные «стволы» сварными решетчатыми перегородками. Доступ есть снизу, он предназначен для ремонтных работ.

По предположению полковника, кабина застряла где-то между отметками в двести и двести тридцать метров. Сергею не имело смысла возвращаться вниз, чтобы потом карабкаться вверх по решетке или подтягиваться, цепляясь за канат. Лучше пробить дыру на нужном уровне.