Никто, кроме тебя - Воронин Андрей Николаевич - Страница 24

Время упущено, деньги успели далеко уплыть. Конечно, этим людям важна была не разовая выручка – тут стоял вопрос принципа, вопрос демонстрации силы. Нарезать на хрустале узор, но так, чтобы не испортить изделие.

С момента стрельбы по машине прошло не меньше получаса. Комбат допускал, что снайпер остался на своем месте и продолжает караулить. Может быть, теперь ему подкинули и прицел ночного видения?

Снайпер интересовал Комбата гораздо больше, чем наличка. Несмотря на его осечку, Рублев нутром почувствовал, что столкнулся с профессионалом. Откуда здесь, в Баку, мог взяться такой? Вероятнее всего, чеченец – у кого еще столь богатый опыт?

Обнаружить его теперь можно единственным способом: вызвать огонь на себя. Дело, конечно, рискованное, но в данном конкретном случае игра стоит свеч. Перед уходом Комбат попросил одолжить на время бронежилет и теперь импортный легонький предмет защиты сидел как влитый, не отягощая, как аналогичные изделия более грубых фасонов.

Темная улица почти опустела. Комбат сделал шаг – по его собственным расчетам он теперь в пределах простреливаемого сектора. Еще шаг. Никакого эффекта. Убрался снайпер или сменил позицию? Или пользуется обычной оптикой и рассчитывает на удачу – вдруг противник попадет в освещенную зону?

Комбат выбрал траекторию перемещения так, чтобы его фигура всего на мгновение оказалась различимой, а потом ушла в тень. Тогда больше вероятности, что снайпер будет целить в корпус – в условиях плохой видимости даже профессионалы частенько делают такой выбор.

"Может, не стоит подставляться?”.

Широким шагом Комбат прошел по касательной к освещенному кругу. И тут же пониже левой ключицы ударило будто тяжелым, запущенным с огромной скоростью молотом. Он отлетел в сторону, докувыркался до самых кустов. Успел заметить микроскопическую вспышку в темноте. Надо превозмочь боль и подниматься побыстрей. Пока враг не ушел.

Отсюда, из кустов, можно выбраться незамеченным. Здесь самое темное место и даже общие очертания лежащего тела вряд ли заметны сверху. Хотя вглядываться стрелок обязательно будет – на этом можно выиграть полминуты.

Комбат отполз в сторону, переводя дыхание, сбитое попаданием пули. Синячище, конечно, вылезет громадный. Ничего, участвовать в конкурсе по бодибилдингу он не собирается, загорать на пляже тоже.

Вон откуда стреляли, с чердака. Жалко терять время, но придется в обход подбираться к дому.

Бежать было трудно, каждое соприкосновение с асфальтом отзывалось болью в грудной клетке, как будто пуля пробила жилет и засела между ребрами. Заскочив в подъезд, Комбат прислушался. Шагов по лестнице не слышно. Неужели успел свалить? Девичьи, легкие шаги затихли почти сразу.

Лифт здесь старой конструкции, с ограждением из металлической сетки. Но вернее пешком подняться – в кабине ты как в клетке.

Снайпера Рублев заметил с площадки предпоследнего, шестого этажа. Кожаная безрукавка на голом загорелом торсе, кожаные перчатки с обрезанными пальцами, капля серьги на мочке уха. Футляр для гитары – там, конечно же, уместилась винтовка с отделенным прикладом. Но самое интересное, что внешность типично славянская: голубые глаза, пшеничный чуб.

Все это Комбат разглядел в один момент, даже при неудобном ракурсе. Рванул вверх, позабыв о боли, и только на расстоянии нескольких шагов разглядел голубой трезубец, вытатуированный над левым соском. Теперь ясно, что за кадр – боец из “УНА-УНСО”.

Стрелок остановился от неожиданности. Ни намека на страх не появилось у него на лице – скорее радость. С такими кулаками редко идут в снайперы, подобная профессия больше подходит людям, по жизни незаметным. Этому скорее пристало бы появляться на ринге, в боях без правил.

Он спокойно поставил футляр на пол и сделал шаг вниз – навстречу. Если б Комбат выхватил “ТТ”, наверняка успел бы произвести по крайней мере один выстрел. Вместо этого Рублев расстегнул и сбросил рубашку, вытащил из пистолета обойму. Даже снял бронежилет, чтобы не иметь ни в чем преимущества.

Украинец ждал – он умел владеть собой. Судя по всему, исход сегодняшнего дня он предпочитал всякому другому. Его обязали сидеть на крыше и не высовываться, но теперь ведь не он проявил инициативу. Значит, у начальства претензий не будет, если он вышибет москалю мозги, вместо того чтобы щелкнуть его с безопасного расстояния.

"Наверняка ведь попробовал пороху в Чечне, – решил Комбат, делая шаг наверх. – Не одного солдата уложил, гадюка”.

Противник начал без замаха. Рублев успел увернуться. Нанес два удара по корпусу – словно в кирпичную стену, разве только костяшки пальцев не ободрал. Хохол был выше на полголовы, шире в плечах, и его обнаженный мощный торс, полуприкрытый кожаной безрукавкой, весь состоял из выпуклостей разной величины. Ни один посторонний наблюдатель не поставил бы на Рублева, сам возраст которого не позволял надеяться на успех в схватке с этим здоровенным амбалом.

"Западенец” усмехнулся попытке атаковать и нанес в ответ два точных удара по корпусу. Рублев отлетел назад, стукнувшись спиной об ограждение шахты лифта. Хохол спустился еще на две ступеньки. Он намеревался и дальше бить, как отбойный молоток, вышибая из Комбата дух.

Теперь противники оказались на площадке между этажами. Здесь было больше места, чтобы развернуться, и каждый рассчитывал извлечь из этого пользу.

Комбат чуть пригнулся, закрываясь от коротких мощных ударов. У этого хватит сил хоть на час, хоть на два. Надо использовать его малейшую неосторожность.

Наконец, случай представился. Враг раскрылся чересчур самонадеянно, и Комбат вложил всю силу в прямой удар под правый глаз. Любому местному кадру он просто снес бы башку с плеч, но хохол только поморщился и выругался сквозь зубы. Хотя под глазом стало наливаться черно-синее пятно, а нижнее веко вспухало как на дрожжах.

Наверняка жильцы ближайших квартир слышали шум. Но никто не рискнул выглянуть – люди давно усвоили простую истину: без нужды не высовывайся. Впрочем, им предстояло услышать настоящий грохот, который наверняка заставил даже самого любопытного попятиться назад из прихожей.

Взбесившийся “западенец” сцепился с Комбатом в попытке оторвать того от площадки и швырнуть вниз по ступеням. Отчасти ему это удалось, только упали и покатились оба. Перила, лестница, испещренные надписями стены переворачивались раз за разом. Только лоб “западенца” с прилипшей прядью волос оставался на месте, по-прежнему вдавливаясь в висок. Пальцы толщиной с ножку стула несколько раз пытались вцепиться Рублеву в горло.

Кое-как выпростав руку, Комбат стукнул ребром ладони по основанию шеи. Как следует размахнуться не получилось, однако рука противника на секунду ослабела. Этого хватило, чтобы Рублев вскочил на ноги и засветил замешкавшемуся “западенцу” ботинком в лицо. Удар вышел таким сильным, что прочно прихваченная подошва наполовину отделилась.

Отпрянув назад, он ответил – попал точно в то место, в которое шлепнула пуля. От боли у Рублева потемнело в глазах. Он попятился и вдруг почувствовал, что теряет почву под ногами. Когда они скатились сюда, на следующий этаж, металлическая дверь лифта от сотрясения открылась, и Комбат теперь балансировал между этажами.

Он инстинктивно уцепился пальцами за металлическую сетку ограждения, но тем самым ослабил защиту. Попытался увести голову от очередного удара. Но до конца не успел – полетел вниз, в шахту.

Попытался ухватиться за трос, рука соскользнула, и ему удалось смягчить падение. К счастью, кабина стояла двумя этажами ниже, иначе он разбился бы насмерть. Ударившись о крышу, он усилием воли заставил себя сразу же подняться на ноги. И очень вовремя: сверху летела гора мускулов, над которой кожаная безрукавка поднялась наподобие черного крыла.

После длинной, сопровождаемой надсадным хрипом серии ударов, враг завалился на бок, тяжело дыша.

– Где здесь.., чечены.., окопались? – Комбату потребовалась целая минута, чтобы сформулировать вопрос.