Комбат против волчьей стаи - Воронин Андрей Николаевич - Страница 51

Если в первые полчаса акции успех сопутствовал Савельеву (ему удалось захватить с поличным семь торговцев, в основном афроазиатов, нелегально осевших в Москве), то потом сработал беспроволочный телеграф и торговцы покинули свои места. И поэтому он больше по инерции продолжал поиски, почти не надеясь на успех.

Естественно, находись Щукин и Труба на вокзале, они бы узнали о новостях, приходивших с других вокзалов, но на свою беду они караулили Стресса, привязанного к трубе в теплотрассе.

— — Жрать хочется, — сказал Щукин, подбирая со стола остатки буханки хлеба, погрызенной крысами.

— Лучше не рискуй, — предупредил его Труба. — На зубах у крыс может быть трупный яд.

— Они бы сами сдохли, — заметил Щукин.

— Их никакая зараза не берет, — Труба покосился на серого грызуна, нахально усевшегося в проходе и уставившегося на странную компанию красными бусинками глаз.

Шерсть на крысе была грязная, свалявшаяся, а чешуйчатый розовый хвост чуть заметно подрагивал.

— Голодная, наверное, — Щукин бросил корочку хлеба, так, чтобы, если крыса надумает ее взять, ей пришлось бы пройти метра два, приблизиться к людям. Грызун чуть поменял положение, чтобы лучше видеть добычу, но с места пока не трогался.

— Кис-кис-кис, — позвал Щукин.

— Так котов зовут, идиот.

— А как крыс подзывают?

— А вот так, — Труба ухватил половину кирпича, лежавшую под столом, и запустил ею в крысу.

— Промазал! — обрадовался Щукин.

— По-моему, попал.

— Куда же тогда она делась?

— Сдыхать убежала, — убежденно произнес Труба и, прикрыв глаза, сделал вид, что играет на воображаемом саксофоне.

При этом звуки, срывавшиеся со сложенных в трубочку губ, вполне напоминали звуки музыкального инструмента.

— Эх, Медалист, не пропил бы я свой саксофон!..

— Жрать хочется, — Щукин, последние дни не пивший водки, нагулял страшный аппетит.

Тут Стресс рискнул вставить слово:

— Отпустите меня, мужики.

— Ага, разогнались, — Щукин был намерен стоять до конца.

А вот Труба разомлел от тепла, от сознания собственной силы — не шутка ведь, повязали вооруженного бандита.

— Мужик, я тебе денег дам, слышь!

— Деньги у меня есть, — Труба показал на стол, где лежали сотенные купюры, изъятые у того же Стресса.

— Еще дам.

— Цыц! — прикрикнул на него Щукин.

— И впрямь, жрать хочется, — Труба пытался что-то припомнить. — У тебя же, Медалист, еще концентраты супов были. Давай сварим.

— Их крысы сожрали. Вместе с целлофаном и фольгой — Тогда сходи купи.

— А деньги-то есть?

— Есть, — гордо отвечал Щукин, поглаживая зеленые купюры.

— Так сходи. Бутылку возьмешь.

— Вот Комбат вернется, пришьет этого придурка, закопаем его, тогда и бутылку можно выпить.

— Вы что, серьезно, мужики?

— А ты думал, шутим?

— Сходи, — ныл Труба.

— Не могу. Сторожить его должен. Ты сбегай Трубе не хотелось выбираться из логова, но и терпеть голод он больше не мог.

— Рублей нету, что ли?

— Откуда? Сдачку возле кассы знаешь? Сотку сунешь — целый карман денег получишь.

— А это разве не деньги?

— Это — как семена, — задумчиво сказал Щукин. — Посадишь их — а потом на ветвях рубли вырастают. Много-много.

Труба аккуратно сложил купюру пополам, зачем-то подул на нее и сунул в карман. Затем застегнул его на кнопку.

— — Чего купить?

Раньше такие вопросы перед ними не стояли. Если что-то и покупали, то только выпивку, а все остальное раздобывали среди объедков в «Мак-Дональдсе» и в экспресс-кафе.

— Про пиво-то Комбат ничего не говорил? Бери пиво. В банках. Давно баночного не пил.

— Хорошо.

— Там уж смотри — колбаски какой, хлеба.

От упоминания гастрономических изысков Щукин закатил глаза, а рука его потянулась погладить окладистую бороду, которой, к ужасу хозяина, на месте не оказалось.

— Тьфу ты, совсем забыл, что побрился! И чтобы быстро назад! Одна нога здесь — другая там. Пакет возьми.

— Ты что, Медалист, я пить там не буду. Я никому слова не скажу, что у нас деньги есть. На вокзале покупать не стану, только в гастрономе.

— Ну, пошел!

Труба исчез в коллекторе. Скоро послышался скрежет открываемого люка. Закрывать его плотно Труба не стал. Все равно, минут через двадцать-тридцать вернется. Слово свое Труба сдержать собирался — ничего не пить на вокзале, ни с кем не заговаривать, сдаться, прикупиться — и назад, в нору. А вот тогда уже, в тепле, в хорошей компании можно будет позволить себе расслабиться.

Он пробрался в кассовый зал и несколько удивился, заметив, что никого из других бомжей нет — они, обычно человека три-четыре, сидели возле батарей парового отопления.

«Ну и отлично, не станут приставать с расспросами и деньги клянчить».

Бодрым шагом, спеша, Труба направился к окошку обменника. Остановился, глянул на табло, где горели красные цифры с курсами валют, отыскал звездно-полосатый флаг. Трубу, раньше почти не имевшего дела с валютой, по крайней мере не пользовавшегося услугами обменников, неприятно поразило то, что существует разница между курсом покупки и продажи «Это же надо, сволочи, — подумал он, — это я им продам сотку по одной цене, а они потом другому подороже ее загонят. Это что ж получается? Кровь из меня пьют?»

За то время, пока он был бомжем, чувство справедливости у него обострилось. Труба решил, что ни за что в жизни не позволит накалывать себя.

«Если валюту здесь покупают, то кто мне помешает вдуть сотку покупателю по курсу продажи? А про подъем, ясное дело, Медалисту Щукину не скажу. Разницу в карман».

— Эй, девушка, — Труба загородил дорогу немолодой женщине, попытавшейся с кошельком в руке подойти к окошку обменника.

— Чего? — насторожилась та.

— Покупаете или продаете?

— Покупаю.

— Купите у меня, — Труба хрустнул новенькой соткой.

— А по какому курсу?

— Там написано, — он указал на курс продажи.

— Что я, дура? Я и там за такие деньги куплю.

За то хоть настоящие, алкаш поганый.

Еще несколько раз Труба пытался сбыть сотку. Он был осторожен, обращался только к женщинам, мужик вполне мог дать по голове и забрать деньги.

— Девушка, девушка, ну купите у меня, очень надо!

Вам же все равно покупать, — забегал Труба вокруг молодой девчушки, с виду доброй, сердобольной. — Купите у меня, что вам стоит! Вам все равно брать.

— Осторожнее, — вдруг тихо произнесла девушка и покосилась в сторону. Труба тоже обернулся, увидел трех мужчин с автоматами, в черных масках, в камуфляже, с нашивками на рукавах, медленно идущих по кассовому залу. Труба даже не успел подумать, как лучше поступить, а ноги уже понесли его. Он бежал, перепрыгивая через сумки, чемоданы, сжимая в руке огромное богатство — сто долларов.

— Стой! — услышал он окрик, но сделал обратное — припустил еще быстрее.

За ним даже не гнались. У двери, ведущей на платформу, его дожидались еще двое собровцев в масках и с автоматами.

— Ну что, мужик, добегался? — собровец грубо схватил Трубу за плечо. Тот скорчился, будто бы у него болел живот и засунул стодолларовую банкноту в рот, запихал языком за щеку, плотно сжал зубы.

— Ты кто такой?

В ответ Труба только мычал.

— Точно тебе говорю, я у него сотку видел. Откуда у бомжа такие деньги? Может, он торгует, а? Обыщи.

Пока Трубу обыскивали, подошел полковник. Этот не прятал лица под маской. — — Вы его чего взяли?

— Он убегать бросился, лишь только нас увидел.

Подозрительно, вот и остановили.

— А что ты думал бомж будет делать, когда милицию увидит?

У него сотка была, — вмешался сержант. — Сотка баксов.

Полковник Савельев заинтересовался:

— Где?

— Обыскиваем-обыскиваем — найти не можем.

А точно, в руках видел. Он еще к девушке приставал.

Все предлагал купить.

— Где та девушка?

Ребята огляделись.

— Вон, кажется.

— Приведи ее.

Та подтвердила — да, бомж приставал, просил купить сотку.