Комбат против волчьей стаи - Воронин Андрей Николаевич - Страница 36

И он избрал второй вариант — самый быстрый.

Заговорить Щукину зубы, дождаться, когда поезд будет выезжать из тоннеля и резко толкнуть коляску.

Всего лишь три метра отделяли их от края платформы. Значит, Щукин не успеет остановиться и грохнется на рельсы. Тут ему и конец.

«Пассажиры, стоящие на платформе не видят сейчас нас, расположившихся в арке».

— Говори же, Тормоз.

«Они заметят лишь инвалидную коляску, поднимется паника, а я отступлю, смешаюсь с толпой и поднимусь на эскалаторе, а там ищи, свищи ветра в поле».

В тоннеле загрохотал поезд. Тормоз был готов толкнуть коляску в любую секунду.

«Еще чуть-чуть подождать», — думал он.

— Ну говори же, — Щукин обернулся к нему, — какое дело? Много денег? Меня теперь дешево не купишь, видишь, сколько я зарабатываю, — он потряс коробкой от сигарет.

Зашелестели бумажки.

— Держи свои бумажки, а то ветром унесет, — посоветовал Тормоз, отсчитывая в уме, — «Шесть, пять, четыре…»

На счет «ноль» он собирался толкнуть коляску.

Уже заплясали отблески фар на мраморе стены.

«Главное — сделать все быстро. Скрежет тормозов, крики, делаю несколько шагов назад, и я уже на эскалаторе».

Но тут произошло непредвиденное.

— Сколько времени не подскажете? — цыганенок дернул Тормоза за рукав.

— Пошел вон!

Поезд вырвался из тоннеля. Тормоз опоздал. А Щукин почувствовал, что дело неладное. Уж очень нервничал Тормоз. И о деле говорить не спешил.

— Кати меня в вагон.

— Перебьешься.

— Тогда, пусти.

Щукин, ухватился обеими руками за ободья и попытался поехать сам. Но Тормоз крепко держал коляску, протекторы скользили по полированному граниту.

— Козел! Пусти, слышишь?

— Не горячись. А ты пошел вон!

Цыганенок, потеряв интерес к Тормозу, двинулся на эскалатор.

"Ничего, еще поезд будет, этого добра тут навалом.

Лишь бы не раскричался. Нужно его успокоить".

— Деньги тебе нужны?

— Нужны, если большие.

— Только, кричи поменьше.

— Хочу, и кричу.

Комбат, выйдя из вагона, увидел Щукина, сидевшего в инвалидной коляске, и направился к нему.

«А это, что за хмырь с ним? Рожа мне его не нравится», — думал Борис Иванович, обходя толстую бабу, тащившую два ведра, покрытых марлей.

— Вали отсюда, не надо мне твоих денег! — закричал Щукин, вцепившись в руку Тормозу, — пошел на хрен!

— Да я тебя сейчас по стенке размажу, — шипел бандит, сжав плечо бомжу одной рукой, а второй шаря в кармане.

Не вынимая пистолет из куртки. Тормоз приставил его к затылку Щукина.

— Дернешься, пристрелю, ясно?

Комбат, заметив это движение, понял в чем дело.

Он оттолкнул бабу с ведрами и бросился вперед.

Щукин тоже зря времени не терял, он уже давно сжимал в левой руке заостренный крюк, которым по вечерам поднимал люк своего убежища. В тоннеле грохотал приближающийся поезд. Из черного жерла валом валил теплый настоянный на креозоте воздух, выталкиваемый поездом из тоннеля, как, поршнем.

Комбата от проема последней арки отделяло уже метров пятнадцать, и тут Щукин вонзил острие своего крюка в руку, сжимавшую пистолет, отдернул ее в сторону. Громыхнул выстрел, пуля, отколов кусок мрамора из облицовки, с визгом унеслась под потолок.

А Щукин, пригнув голову, рванул вперед из инвалид ной коляски, так и оставшейся во владении Тормоза, постаравшись оттолкнуть ее назад как можно сильнее, чтобы та сбила бандита с ног.

На глазах у изумленной публики, повернувшейся на звук выстрела, парализованный инвалид, спрыгнул с края платформы на пути и побежал в темноту тоннеля навстречу грохочущему поезду.

— Ну и дела, — только и успел подумать Комбат Времени на раздумья не оставалось. Он тоже спрыгнул на шпалы и побежал вслед за Щукиным, потому что понимал, если упустить его теперь, то больше не найдешь.

Толпа хлынула к концу платформы, раздался истошный женский визг.

— Задавят! Задавят!

Тормоз, толкнув инвалидную коляску на бежавших к нему людей, выхватил из кармана пистолет и тоже спрыгнул на пути.

Тоннель заворачивал, из-за поворота вовсю светили отраженным светом фары локомотива. Бандит четко видел силуэты двух бегущих мужчин — Щукина и Комбата. Рублев уже почти настиг бомжа.

На ходу Тормоз несколько раз выстрелил, но промахнулся.

— Стой, дурак! — кричал Комбат, пытаясь схватить Щукина. — Задавит.

Рублев уже готов был упасть лицом на шпалы, прижаться к ним, чтобы пропустить над собой состав, но еще не терял надежды спасти и Щукина.

«Догнать его, повалить!»

Из-за поворота резко вспыхнули мощные фары локомотива. Вместо того, чтобы остановиться, попытаться спасти свою жизнь, Щукин рванул вперед еще быстрее.

— Ложись! — закричал Комбат и тут увидел, как силуэт Щукина резко рванул в сторону.

В свете фар Рублев успел рассмотреть черную узкую арку, прорезавшую стену тоннеля.

Рискуя быть сбитым поездом, уже задыхаясь от ветра, который состав гнал впереди себя, Рублев в четыре прыжка поравнялся с аркой и, оттолкнувшись ногой от рельсы, влетел в нее.

Тоннель наполнился пронзительным визгом, скрежетом — поезд тормозил. Из-под тормозных колодок сыпались искры, единственное, что успел заметить машинист — это два силуэта, мелькнувших перед самым носом поезда. Он был уверен, бежавшие оказались под колесами.

И в скрежете тормозов ему слышался хруст ломаемых костей.

Тормоз же на мгновение замер, ослепленный фарами, и бросился на шпалы, но не успел пригнуть голову. Удар пришелся ему прямо в лоб. Полчерепа снесло, словно срезало гигантским топором. Его крик потонул в лязге металла.

Комбат прижался к мокрому бетону в узком проходе и перевел дыхание.

«Успел-таки, — мелькнуло в голове, — а смерть была так близко».

В кромешной темноте слышались торопливые удаляющиеся шаги и хриплое дыхание. В тоннель дул сильный ветер.

«Догоню», — Комбат двинулся вперед, пригнув голову, потому что пройти здесь в полный рост не представлялось возможным.

— Щукин! — позвал он.

Шаги тут же смолкли. Смолкло и дыхание. Впереди чуть забрезжил свет, идущий откуда сверху. Боясь пропустить поворот или нишу, Комбат двигался на ощупь, выставив руки и шаря по стенам.

Вновь впереди послышалась возня, словно кто царапался в металлическую дверь. Комбат побежал.

«Значит, он впереди».

Свет усиливался и, наконец, Рублев оказался на круглой забетонированной площадке.

Круглая же вентиляционная шахта, составленная из бетонных колец, вертикально уходила вверх. По металлической лестнице быстро карабкался Щукин. Он уже успел подняться метров на пятнадцать — Стой, ничего плохого я тебе не сделаю.

— Пошел ты!

Щукин ускорил движение. Рублев полез следом.

Беглец уже преодолел половину расстояния, но выбился из сил. Рублев догнал его, когда до верхней площадки оставалось еще метров семь.

Щукин остановился и, тяжело дыша, посмотрел на Комбата.

«Лишь бы не сорвался, — Рублев бросил беглый взгляд вниз, упадет — насмерть разобьется. Это уж точно».

Но стоило ему перехватить руку, чтобы взяться за верхнюю ступеньку, как Щукин попытался ударить ему по пальцам каблуком.

— Стой, я тебе говорю. — Комбат ухватил его за ногу и поднялся чуть вверх.

— Ты кто? — шипел Щукин и пытался свободной ногой ударить Рублева в голову, но повис на руках и замер, боясь сорваться.

Пришлось Рублеву разжать пальцы.

— Видишь, убивать тебя я не собираюсь, — проговорил Комбат, когда Щукин вновь надежно стоял на лестнице. — Мне только поговорить с тобой надо.

— Да, Тормоз тоже только поговорить хотел.

— Это кто Тормоз? Тот, что с тобой на платформе был?

— И ты с ними из одной банды!

— Нет, я сам по себе. Поднимайся, там поговорим, на лестнице несподручно беседовать.

Щукин все еще сомневался.

«А что если это подвох, и оказавшись наверху, я потеряю то небольшое преимущество, которое имею сейчас».