Комбат против волчьей стаи - Воронин Андрей Николаевич - Страница 20

Тот докладывал своим хозяевам, что он, Илья Данилович, мертв и интересовался, не хотят ли те удостоверится в этом.

— Ну что ж, — произнес Курт, — вы согласны отправить его на отдых, не попрощавшись с ним лично?

— …

— Да-да, перед отдыхом он непременно заедет в котельную —…

— Через час я буду. Всего хорошего.

Курт повернулся к Сивакову.

— Ну, откуда столько страха в глазах? Заварил кашу — надейся на успех.

Курт поднялся — Зачем было так торопиться и докладывать? — скороговоркой пытался образумить его Сиваков, — я бы предложил план, где и когда лучше пустить ложный конвой. И с Панкратовым я бы договорился куда быстрее тебя..

Курт отрицательно покачал головой.

— Нет, теперь все буду решать я. Где и когда пройдет ложный конвой будет зависеть от меня. А ты сиди. Два миллиона и проценты от сделок. Треть твоих процентов.

— Веревки, — жалобно простонал Сиваков, вконец обессиленный долгим разговором и страхом.

Курт лишь улыбнулся и вышел в коридор.

— Ну как баба? — спросил он у Федора, дежурившего возле двери.

— Спокойная, забилась в угол и плачет.

— Снимешь веревки с Сивакова и отведешь их в седьмой склад. И запомни, кто бы о чем тебя не спрашивал, ты ничего не знаешь. Никого на территорию не пускать.

— Даже… — спросил Федор.

Курт не дал ему договорить.

— Никого. Хотя… — задумался, — можешь сказать, что в котельную мы отправили троих.

Федор пристально посмотрел на Курта, уж не готовит ли он западни.

— Не боись, своих людей я не подставлю. — Курт сделал ударение на слове «своих» и похлопал Федора по плечу, — мы наемники и служим тому, кто больше платит.

В смелости Курту нельзя было отказать. Он даже не взял с собой никого из охраны, сам сел за руль неприметного «фольксвагена-гольф» и выехал за территорию складов.

Тем временем в котельной, обслуживающей дом отдыха и стоящей на отшибе, громко храпел кочегар, наполняя каморку густым запахом водки. На столе стояли две бутылки водки. Одна пустая, вторая недопитая на треть Стресс и Тормоз работали в поте лица, загружая каменный уголь широкими лопатами в жерло топки.

Когда оранжевые горячие угли покрылись черной коркой, еще не разогретых обломков каменного угля, Стресс захлопнул дверцу и отрегулировал поддув.

Пламя гудело как реактивный самолет, идущий на взлет.

— Порядок. Можно тащить.

Стресс отряхнул руки и заглянул в каморку.

— Спит, хрен два проснется.

Они вышли на улицу и по полю направились к лесу, там под прикрытием кустов стояла машина, которую невозможно было заметить с дороги.

— Тяжелый, черт его побери, — пробормотал Стресс, берясь за край мешковины, в которую был завернут мертвый охранник Сивакова.

— Что ж поделаешь, если трупаки сами не ходят.

Тормоз ухватился поудобнее и взвалил край свертка на плечо. Пошатываясь под тяжестью ноши, мужчины мелкими шагами двигались по полю. На фоне черного ночного неба вырисовывалась невысокая кирпичная труба котельной, из которой то и дело вылетали искры и тут же гасли.

— Да, раскочегарили ее мы с тобой, словно домну или мартен какой.

— Лишним жар не будет.

Вспотевшие, злые Стресс и Тормоз втащили в котельную завернутый в мешковину труп, бросили его на пол.

— Нечего ждать, — торопил Стресс, — засунем в топку и дело с концом. Вдруг кто придет. А потом передохнешь, слышь, Тормоз.

— Нет чего передыхать, — Тормоз вытирал вспотевшее от напряжения и жара, идущего из топки, лицо, — Коляна еще тащить надо.

— Да уж, сам он тоже не придет, т — лицо Стресса помрачнело. — Давай этого вкинем, нечего ему на полу лежать.

Мужчины вновь ухватились за грязную мешковину и попытались втолкнуть труп в топку. Жар шел такой, что Стресс чувствовал, как у него на голове потрескивают волосы.

— Погоди, — он изловчился, снял с вешалки вязаную шапку, испачканную мазутом, натянул по самые глаза, — в аду, наверное, похолоднее будет.

Помогая себе коленом, он все-таки просунул голову покойника в широкое отверстие топки и зло зашипел:

— Толкай, толкай!

Когда снаружи остались торчать только ноги, Стресс ухватил длинный металлический багор, и вдвоем с Тормозом они затолкали труп на решетки колосника, закрыли дверцы, переглянулись.

— Пошли за Коляном На этот раз свой груз они несли более бережно, хоть и весил он побольше, все-таки с Коляном был завернут и пес. Говорить особо не хотелось, и Тормоз и Стресс прекрасно понимали, что на месте дружка мог оказаться любой из них. Им просто повезло, что Сиваков указал псу рукой не на них, а на Коляна.

— Вроде бы дым белее стал, — Стресс глянул на верх трубы, четко очерченной в ночном небе.

— Человек, как огурец, — заметил Тормоз, — процентов на девяносто из воды состоит. Вот пар и валит — Рановато еще, не прогрелся он.

— Какое рано Там, черт-ти знает что от горящего угля делается На этот раз Стресс и Тормоз действовали более осмотрительно — сперва засунули в топку две доски, смолистая еловая древесина тут же занялась огнем.

Взгромоздили на них труп и, кряхтя втолкнули вместе с досками в топку. Переглянулись. Тормоз неумело перекрестился, Стресс стянул с головы и сжал в кулаке грязную вязаную шапочку.

С полминуты они постояли перед топкой молча, навытяжку — Пусть земля будет тебе пухом, Колян, — проговорил Стресс.

— Каким пухом! — возмутился Тормоз, — мы ж его не в могилу закапываем, надо говорить — мир праху твоему.

— Мир праху твоему.

— Аминь.

Любопытство брало верх над брезгливостью и осторожностью.

— Не закрывай дверцу, — попросил Стресс, выдвигая на середину помещения скамейку и садясь на нее, хлопнул ладонью по доске, — и ты садись.

Тормоз принес водку, два маленьких стаканчика.

— Закуси не брал, в горло не полезет, или тебе прихватить?

— Нет, но примем по пятьдесят грамм за упокой души. И все.

Водка полилась в стаканчики, мужчины не чокаясь выпили — Ему покропить надо, — Стресс поднялся, прикрывая лицо ладонью от жара, приблизился к топке, швырнул бутылку в ревущее пламя.

— По-человечески мы тебя проведем Колян.

— Никогда раньше не видел, как люди горят, — мечтательно проговорил Тормоз, не отрываясь глядя в пламя.

— Мне отец рассказывал, как раньше было, — перебил его Стресс, — тогда только в Москве первый крематорий построили, до войны еще, так там глазок был. Родственникам разрешали смотреть, а потом запретили.

— А почему?

— Там же электричеством жгли. Так вот мертвецы в гробах садились, руки поднимали…

Тормоз поежился.

— Родственники как увидят, кричать начинали:

Живой еще! Вытаскивайте его оттуда!

— Ни хрена себе.

— Вот так.

Мешковина уже давно обгорела, как и одежда на Коляне, как и шерсть на собаке. Охранник Сивакова успел обуглиться. А вот сам Колян не хотел сгорать спокойно.

— Точно! Ты смотри! Ноги поджимает! — Тормоз сцепил руки, его била дрожь.

В топке зашипело, над пустой глазницей Коляна поднимались и лопались радужные пузыри.

— Твою мать… — только и сказал Стресс, — зря мы туда водку бросили. Самим бы хлебнуть не помешало.

— Так не смотри, — резонно заметил Тормоз, — все лучше сразу в огне сгореть, чем в земле гнить.

— Не скажи. Не по-христиански это. Надо потом хоть немного пепла из топки вытащить и похоронить где-нибудь — Зачем?

— Чтобы память была.

И все-таки Стресс не выдержал, захлопнул дверцу топки, ему казалось, что котельную наполняет приторный запах жаренного мяса. Хотя тяга была отличная и весь дым уходил в трубу.

Теперь они не видели того, что происходит в топке, но звук, так похожий на звук жарящегося на мангале мяса, пронизывал сознание обоих бандитов.

— Нет, что ни говори, Стресс, а шашлыки я больше есть не смогу. Никогда в жизни.

Стресс вздохнул.

— Брезгливый ты, Тормоз…

Лишь через два часа Стресс рискнул открыть дверцу. Уже ничего не говорило о том, что вместе с углем в топке сгорели два человеческих тела и мертвый пес. Перегоревшие кости рассыпались. На всякий случай Тормоз еще поворошил багром пышущее жаром нутро топки и внимательно осмотрелся. Следов они никаких не оставили, кровь, покрывавшая мешковину, в которую был завернут Колян, спеклась и пола ни испачкала — Вот и все. На небо они втроем полетели.