Комбат не ждет награды - Воронин Андрей Николаевич - Страница 36

– По-моему, они все-таки уедут довольно быстро, – промолвил Борщев, почесывая успевшую за ночь зарасти щетиной щеку.

– А если уедут… – начал было Иваницкий, но осекся. Ему не хотелось продолжать начатую мысль до конца, поскольку ее продолжение не сулило им двоим ничего хорошего. – Если они уедут, – он тяжело вздохнул, значит, нашли то, что им было нужно.

– И все-таки майор был в складе! – Борщев зло рубанул ладонью воздух и резко сжал пальцы, будто что-то словил в ночном воздухе. – Как только ты мне сказал, что он гээрушник, я перестал сомневаться.

– Да, ты уже говорил мне про ботинки.

Но вступить в мазут на территории полигона можно где угодно. В конце концов, ходили же мы с ними сегодня по складам?

– Не по тем.

– Мазут есть повсюду.

– Я этот запах из тысячи узнаю, – пробормотал Борщев. – Не нравится мне история с ночным исчезновением. Вот ты, – обратился он к Иваницкому, – полез бы в окно от теплой голой бабы?

– Не знаю. Может она его затрахала, и он на нее больше не смог залезть, а потом с расстройства пошел проветриться?

– Не знаю, не знаю… – покачал головой Борщев, глядя на все еще черный небосвод.

Луна уже исчезла за лесом, в воздухе вились комары. Только сейчас полковник обнаружил их присутствие. Чесалась шея, покрывшаяся красными бугорками – следами от многочисленных укусов.

– Вот налетели! И откуда только взялись?

– Они все время тут были.

– А что ж раньше не кусали?

– Пьяных комары не кусают.

– Тоже правильно, – скривился в ухмылке подполковник Борщев. – Мало ли кто что пьет? С кровью такую гадость всосать можно, – он поднялся, размял затекшие от долгого сидения ноги. – Все-таки нужно осмотреть склады. Если он влез своими ботинками в лужу с креозотом, значит оставил следы.

– Думаешь, там следов мало?

– У его ботинка протектор запоминающийся.

– Да не было никого в складах! – убежденно сказал Иваницкий. – Я же сам заехал туда с машиной, сам закрывал ворота. Даже если бы он каким-нибудь чудом пробрался в подземный склад, то не выбрался бы оттуда.

– Все невозможное когда-нибудь становится реальностью, – прошептал Борщев и добавил. – Поехали посмотрим.

Командирский «Уазик» развернулся и помчался по направлению к складам.

Майор Кудин, лежащий рядом с посапывающей Танькой, увидел, как по потолку поплыли полосы яркого света, услышал гул удаляющейся машины.

«Не спится им, – подумал он. – Но вы, ребята, ничего не успеете сделать. Выгнать несколько железнодорожных составов из-под земли невозможно. Точно так же, как невозможно их перепрятать».

Он покосился на спящую девушку.

«Надо позвонить полковнику Бахрушину и сообщить ему все что мне известно».

Майор Кудин даже откинул одеяло, хотел позвонить Бахрушину, но потом передумал.

"Я и так достаточно засветился сегодня.

Даже не уверен, сумел ли их убедить, что просто пошел прогуляться. Эта сучка спит не так крепко, как кажется. И если я достану при ней телефон…"

Майор Кудин вновь накрылся. Гарантии того, что Танька не подслушает его разговор с Бахрушиным не существовало, а значит, не стоило и рисковать.

«Завтра. Все будет завтра. Не спеши, – уговаривал себя майор, – полдня ничего не решают. Хорош же ты будешь, если поднимешь полковника Бахрушина ночью с постели и заплетающимся языком поведешь разговор о железнодорожных составах, груженых спиртом. Еще чего доброго подумает, что я напился в стельку».

И решив отложить разговор до завтра, майор Кудин устроился спать. Прошлым днем он остался доволен. Неплохо погулял, развлекся с Танькой, выполнил задание. Теперь его ждало два дня отгула, которые он собирался присовокупить к выходным и поехать с женой и сыном на дачу.

«Все-таки от моей службы иногда обламываются приятные дни. Риск всегда возбуждает в сексе. А трахается она чудесно», – и майор почти с умилением подумал о Таньке, способной под водой делать минет.

Вскоре он уснул, уставший и немного пьяный. Странно, он точно так нее, по-детски, положил под голову кулак, как это делала Танька.

А вот полковнику Иваницкому и подполковнику Борщеву было не до сна. Они уже успели подъехать к складам и начальник полигона лично осмотрел ворота.

– Я же говорил тебе, Борщев, – зло бормотал он, – никто сюда не входил! Я сам въехал на машине, а потом лично закрыл ворота. Сигнализация включена, никто сюда не проберется. Ну что ты еще выдумываешь? Забудь об этом майоре! Шлялся пьяный, не мог найти дорогу… В какую-нибудь блевотину вступил, а ты мне лапшу яичную на уши вешаешь!

– Тревожно на душе, – сказал Борщев, – предчувствия меня никогда еще не подводили, – и он, припав к щели металлических ворот, принюхался. – Ну точно я тебе говорю, такой же самый запах – креозот, сивуха и конечно же спирт.

– Ну что с тобой делать? – Иваницкий наморщил лоб. – Я еще поверил бы тебе, если бы ты сказал, майор пробрался вовнутрь.

Но тогда он и остался бы там. Не мог же он заехать и выехать с нами?

– Как знать, – ответил ему Борщев. – Давай еще раз проверим, ведь попытка не пытка.

Иваницкий зло выругался и открыл щиток.

Снял тяжелую, старую эбонитовую трубку телефона и связался с пультом. Дежурный начальник караула четко доложил, что никаких происшествий за время его дежурства не случилось.

– Сними склад № 5 с сигнализации.

– Есть! Можете открывать.

Индикаторная лампочка на пульте сигнализации погасла. Иваницкий достал тяжелую связку с ключами и принялся один за другим открывать замки. Вскоре он и Борщев вдвоем отвалили тяжелую металлическую дверь и тут же закрыли ее за собой, задвинув засов. Иваницкий на всякий случай еще и повесил тяжелый амбарный замок с узкой дужкой, на который Борщев покосился не без отвращения.

Вспыхнул яркий свет, и начальник полигона со своим замом пошли по бетонному, в каплях масла пандусу. Здесь, в подземелье, царил тяжелый удушливый запах спирта и сивухи, словно бы кто-то разлил на полу трехлитровую банку плохого самогона.

– Сюда без огурца и не зайдешь, – пошутил подполковник Борщев.

Полковник Иваницкий пропустил эту неуместную шутку мимо ушей и теперь уже сам внимательно всматривался в каждую лужу смазки, пытаясь отыскать на ней следы рифленых ботинок. Но пока еще ничего стоящего не попадалось. Если и были следы, то от сапог и то старые. Пленка на лужах смазки уже успела подернуться пылью.

– Да говорил же я тебе, никого здесь не было и быть не могло!

И тут в глубине склада прозвучал странный звук, словно бы кто-то икнул. Иваницкий тут же замер и поднял руку вверх.

– Тише.

Борщев тоже остановился и прислушался.

– Хрен его знает…

– Что, и тебе показалось? – поинтересовался начальник полигона. – Дай-ка мне фонарь, Борщев. Надо было весь свет включить, а не только дежурное освещение, теперь до щитка топать и топать.

Когда фонарь оказался в руках Борщева, он несколько боязливо оглядываясь быстро побежал между рядами колонн, светя и налево, и направо.

– Это где-то здесь! Здесь!

– А по-моему, там!

Иваницкий еле поспевал за своим подчиненным.

Наконец они увидели источник шума. Им оказался молодой солдат, о чем свидетельствовала его короткая стрижка. Солдат стоял на четвереньках и пытался блевануть. Скорее всего, в желудке у него уже ничего не осталось, и это были лишь позывы. А перед ним разлилась лужа на метр в диаметре, и солдат ошалелыми глазами взирал на нее, где плавали остатки сегодняшнего ужина, непрожеванное мясо, куски капусты и всякая всячина.

Борщев с облегчением вздохнул и направил луч света прямо в лицо ошалелому солдату.

Тот попытался подняться на ноги, но лишь пьяно качнулся и стал заваливаться на бок.

Борщев подхватил его, рванул на себя, а затем принялся трясти. Он тряс его минуты две.

– Сука! Козел! Подонок! Как ты здесь оказался, мерзавец? Быстро говори, быстро!

Иваницкий стоял рядом всего лишь в каких-нибудь двух метрах.