Комбат не ждет награды - Воронин Андрей Николаевич - Страница 22

«Это я могу им устроить», – спокойно подумал Борщев и, не забывая о своем кейс-атташе, двинулся к их столику.

– Можно присесть, красавицы?

Девушки захихикали:

– Конечно, если вам больше нигде не нашлось места.

Борщев глупо хихикнул, плюхнулся на венский стул и достал сразу две сигареты из пачки. Вставил их обе себе в рот и прикурил.

После чего роздал девушкам.

– А теперь заказывайте что пить будете.

Для начала заказали легкое сухое вино.

И лишь когда бутылка кончилась, вспомнили, что еще не познакомились.

Борщев, который пил не вино, а водку, глуша ею свой страх, переусердствовал. Теперь он никак не мог припомнить какую из девушек как зовут. Да это ему и не надо было. Похожие друг на друга, обе белокурые, в одинаковых джинсах, они весело хохотали, когда Борщев в очередной раз отпускал какую-нибудь пьяную глупость.

Когда опустела вторая бутылка вина, подполковник положил ее на середину стола и сильно крутанул по часовой стрелке. Из горлышка полетели остатки кислого вина.

– Играем в бутылочку! – воскликнул он и тут же навалился животом на стол, чтобы поцеловать одну из соседок.

– Это на нее горлышко показывало! – весело смеялась та, пытаясь освободиться из объятий подполковника.

– На тебя.

– Посмотрите же!

– И на нее и на тебя, один хрен…

– Хрен у вас, а не у нас.

– Будет и в вас.

Наконец Борщев сумел добраться до ее полных губ и поцеловал взасос. Затем посмотрел на нее пристально, соображая, кто же она такая, затем вновь крутанул бутылку.

Бармен спокойно наблюдал за тем, что происходит за этим столиком. Повода беспокоиться не было, посуду никто не бил, драку не затевал. А то, что этим троим весело, так это их дело. Кончится его рабочий день, и он сам сможет немного поразвлечься – покруче.

За окнами уже сгущались сумерки, когда сильно подвыпивший Борщев, поддерживаемый под руки девицами, вышел из бара.

– Такси! – кричал он.

Поскольку девушки держали его под руки, он пытался проголосовать ногой.

Наконец-то кто-то из водителей понял его жест. Притормозил частник на старом «ауди».

Вся компания уселась на заднем сиденье и на вопрос водителя куда ехать, Борщев неопределенно пожал плечами:

– Да, девочки, куда?

– Я знаю одно место, – сказала та, у которой был бюст попышнее.

Она никак не могла понять, почему это Борщев ее тщательно обнюхивает.

– Что за место? – поинтересовался он.

– Нужно немного встряхнуться. Танцы там, клуб. Там можно резвиться до утра.

Протрезвеем.

Что было дальше, подполковник Борщев помнил смутно. Оно существовало для него какими-то обрывками. То ярко вспыхивал свет и он видел перед собой смеющиеся лица девушек, то потом снова все проваливалось в темноту, чтобы вернуться к нему коллажем из туго обтянутых джинсами женских бедер.

И вновь небытие. Куда он подевал свое дорогое пальто, Борщев вспомнить не смог. Может, оно осталось в гардеробе клуба, может, он бросил его прямо на пол в углу. Он точно помнил, что отплясывал в одном пиджаке с двумя девицами, сжимая в руке портфель, затем выпил еще полстакана водки, причем долго допытывался у девушки, принесшей ему спиртное, что за сорт она ему предлагает. А когда та отвечала, что все водки одинаковые, долго с ней спорил. Но затем, махнув рукой, все же проглотил угощение.

После этого – Борщев помнил точно – он долго стоял в туалете, придерживаясь рукой за облицованную кафелем стену, и никак не мог помочиться в монументальный писсуар, по стенке которого журчала тоненькая струйка прозрачной, почти родниковой воды. Он помнил, как подставил ладонь под эту струйку и размазал холодную воду по лицу. Затем, так и не сумев помочиться – хоть и безумно хотелось облегчиться, застегнул брюки и вышел в фойе.

От громкой музыки, звучавшей в зале, раскалывалась голова.

– Может машину вызвать? – поинтересовался у него парень охранник, стоявший у входа в зал.

Борщев пробормотал:

– А не пошел бы ты…

После чего подполковник достал первую попавшуюся купюру из кармана пиджака и протянул ее парню:

– На, возьми на пиво.

– А пошел ты, – пробормотал охранник, но тихо и не разборчиво.

– Чего ты сказал?

– Спасибо, говорю…

– То-то…

Борщев пошатываясь, придерживаясь рукой за обитую бархатом стену, добрался до двери, ведущей на улицу. Вышел на крыльцо и долго глубоко дышал, почему-то пытаясь различить в вечернем воздухе запах женского тела.

Где-то неподалеку во дворе, куда выходила дверь клуба, из кустов слышался задорный женский смех. Так может смеяться только молодая женщина, которой приятный ей молодой человек пытается залезть под юбку.

– Потише нельзя? – крикнул в темноту Борщ ев и затянулся сигаретой.

От табачного дыма ему тут же сделалось плохо, и он, перегнувшись через перила, долго блевал, пытаясь попасть в раструб мусорницы.

Временами ему это удавалось. Недокуренная сигарета полетела вслед за блевотиной. Теперь вечерняя Москва пахла для Борщева не очень приятно, и он отошел от крыльца.

Только сейчас он вновь обнаружил, что сжимает в руке кейс-атташе. Что-нибудь другое он потерять мог, но не это. С годами у него выработался рефлекс, который для себя подполковник Борщев называл хватательным. Портфели, какие бы он ни носил, начиная от сделанных из кожзаменителя и кончая самыми дорогими, натуральной кожи, он не выпускал из рук, даже будучи мертвецки пьяным.

Лишь только прозвучал его крик, как смех в кустах тут же стих и послышалась какая-то возня – наверное, парочка выбиралась из зарослей, чтобы устроиться где-нибудь подальше, там, где им никто не помешает.

– Если меня возьмете с собой трахаться, – крикнул Борщев, – то посмеемся вместе.

– Мудак! – услышал он в ответ.

И тут же крикнул в темноту:

– Сами вы такие!

– Тебе дело?

– Дело!

Голова страшно кружилась. В одной руке сжимая кейс-атташе, другой скользя по металлическим перилам, Борщев спустился с крыльца и остановился. Перила выпускать было боязно, того и гляди грохнешься мордой об асфальт.

Но и стоять тоже не хотелось.

Мочевой пузырь распирало, хотя дышалось намного легче. И подполковник Борщев понял, что если сейчас не облегчит мочевой пузырь, то непременно напустит в штаны.

– Отлить, отлить…

Тщательно задумываясь, куда он ставит ноги и следя за тем, чтобы переставлять сначала правую, а затем левую и только потом вновь правую, он двинулся к кустам, но не дошел до них метров пять. Мочевой пузырь дал о себе знать болью.

Валентин Витальевич застыл на месте, а затем принялся переминаться с ноги на ногу, словно бы танцевал удивительный танец, что-то вроде тарантеллы в присядку. Если бы его сейчас кто-то увидел со стороны, то наверняка бы расхохотался. Впечатление было такое, что этот солидный мужчина в очень дорогом костюме ходит по раскаленным углям, не в силах остановиться.

Правая рука подполковника Борщева была занята кейсом, а переложить его в левую он никак не мог, ведь для подобной операции нужно было проделать определенную умственную работу. А моча давила так сильно, что думать о чем-либо, кроме как об опорожнении мочевого пузыря, Борщев не мог, да и не хотел.

И он отшвырнул кейс в сторону так далеко, будто в нем лежала мина с часовым механизмом или, если уж не мина, то граната с сорванной чекой.

– Лети и не возвращайся.

Наконец руки получили свободу, и пальцы судорожно вцепились в язычок молнии.

– Бля, бля, бля… – бормотал подполковник Борщев, не в силах сдвинуть бегунок с места. – Неужели эти суки англичане так и не научились делать как следует молнии?

Наконец молния разъехалась, подполковник Борщев запустил правую руку в образовавшуюся прореху и быстро, все так же продолжая пританцовывать, вытащил свое хозяйство наружу. Полуприкрыв глаза, уже абсолютно ни о чем не думая, кроме наслаждения, принялся отливать. Струя получилась настолько мощная и упругая, что ей можно было погасить небольшой пожар.