Из любви к искусству - Воронин Андрей Николаевич - Страница 3

Стройная немолодая женщина с горделивой осанкой кадрового педагога, в модном приталенном плаще с пелериной и в туфлях на высоком каблуке стояла в пустом вестибюле школы, нервно теребя ремень сумочки, и не решалась сделать шаг. Наконец она встрепенулась, вспомнив, что вестибюль вот-вот начнет наполняться школьниками, которым вовсе не обязательно видеть то, что лежит в раздевалке.., что бы там ни лежало. Вот именно! Что бы там ни было, ей придется войти в раздевалку и разобраться в ситуации самой. Может быть, там вообще никого нет, а старый ботинок подложили те же шутники, которые испачкали выключатель кро.., чем-то красным. И с той же целью…

Она сделала шаг, потом второй и заглянула в раздевалку.

Сторож лежал на полу, подвернув под себя одну ногу и широко разбросав руки. Он был явно и безнадежно мертв. Ни о каких шутках и розыгрышах не могло быть и речи: голова старика превратилась в бесформенный красно-фиолетовый кочан, по цементному полу расползлась не правдоподобно большая лужа полусвернувшейся крови. В стороне под вешалкой валялась густо перемазанная красным железка, почти такая же, как та, что лежала у Ольги Дмитриевны в шкафу, где хранились оставшиеся от отца инструменты. Она называлась, кажется, фомкой, и именно этой фомкой, похоже, убили сторожа.

А на деревянной панели чуть выше разбитой головы Михаила Ивановича кто-то изобразил пентаграмму: пятиконечную звезду, вписанную в окружность. Только на этот раз неизвестный художник воспользовался не черной краской из аэрозольного баллончика, а подручным материалом: линии незатейливого рисунка были темно-красными и изобиловали неаккуратными потеками…

Ольга Дмитриевна покачнулась на внезапно ставших непослушными ногах и, чтобы не упасть, схватилась за ребро перегородки, свободной рукой вцепившись себе в горло. Она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание и свалится прямо в эту ужасную, лаково отсвечивающую лужу рядом с уже остывшим трупом сторожа.

Она боролась с обмороком почти целую минуту, а когда немного пришла в себя, сразу же вспомнила о детях и первым делом бросила панический взгляд на часы. Было семь восемнадцать или что-то около того – точнее Ольга Дмитриевна сказать не могла, перед глазами у нее все плыло и двоилось. «Сейчас повалят», – поняла она, и немедленно, словно в ответ на ее мысли, в тамбуре бухнула входная дверь.

Валдаева сама не помнила, как очутилась в тамбуре. Перемещение это произошло с поистине волшебной быстротой: казалось, только что она стояла в раздевалке над трупом сторожа, борясь с подступающим обмороком, а в следующее мгновение ее уже вынесло в тамбур, где в полумраке топталась какая-то смутно знакомая фигура. Ольга Дмитриевна вцепилась в эту фигуру обеими руками, с неожиданной для себя самой силой и напористостью вытолкала ее вон и с облегчением привалилась лопатками к входной двери, разбросав руки в стороны и намертво преградив дорогу туда, где лежал труп.

– Назад! – каким-то не своим, разом севшим на пол-октавы голосом каркнула она и для верности выставила перед собой руку ладонью вперед. Рука у нее сильно дрожала. – Назад! Туда нельзя!

– Ольга Дмитриевна, – изумленно пролепетала стоявшая перед ней девчонка лет двадцати. Слава Богу, это была не школьница. Ольга Дмитриевна только теперь разглядела, что это учительница начальных классов Елена Самойлова. – Ольга Дмитриевна, что случилось? На вас лица нет! Что стряслось? Пожар? Террористы?

– Что? – Ольга Дмитриевна с трудом поняла, о чем ее спрашивают. Она напряженно думала, что теперь делать. – Какие еще террористы? Ах, террористы… Нет, Елена Сергеевна, это не террористы, это гораздо хуже… Вы почему так рано?

– У меня открытый урок, – испуганно ответила Самойлова. – Вы же сами назначили…

– Ах да. Считай, что тебе повезло, – незаметно для себя переходя на «ты», сказала Ольга Дмитриевна. Она попыталась улыбнуться, но вместо улыбки у нее получился страшноватый оскал, как будто ее мучила острая резь в животе. Этот оскал, кажется, напугал несчастную Елену Сергеевну еще больше. – Вот что, Леночка. Стой здесь, – Ольга Дмитриевна похлопала ладонью по двери, – и никого не пускай. Ученикам скажи, что занятий сегодня не будет – по крайней мере, в первую смену. Насчет второй еще посмотрим… Да. Учеников по домам, а учителя пусть подождут здесь, во дворе. Скажи, что это мое распоряжение. И технический персонал, конечно. – Она вдруг вспомнила кровавую лужу на полу раздевалки и намалеванную кровью пентаграмму на стене и подумала, что кому-то из техничек спустя час-другой придется отмывать всю эту красоту. Вот уж кому не позавидуешь! – Ты все поняла?

– Д-да, – с запинкой ответила Самойлова. – То есть нет. Что случилось?

– Что надо, то и случилось, – отрезала Ольга Дмитриевна. – Если появится директор, пусть стучит.

В проеме арки за спиной у Самойловой показалась долговязая фигура физрука Антонова, потом к ней присоединилась парочка фигур помельче, волочивших туго набитые портфели. Больше не слушая растерянного лепета Самойловой, Ольга Дмитриевна юркнула за дверь и с лязгом задвинула засов.

Она хотела постоять хотя бы несколько секунд на месте, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями, но нервы у нее совсем расходились, воображение взыграло, и Ольга Дмитриевна поняла, что, оставаясь в полутемном тамбуре, попросту умрет от обыкновенного страха. Тени в углах угрожающе шевелились, готовясь наброситься на нее и задушить, и она готова была голову дать на отсечение, что убитый сторож встал со своего места и поджидает ее прямо за дверью вестибюля, держа в мертвой руке окровавленную фомку. Если она останется здесь, в тамбуре, еще хотя бы на несколько секунд, у него может лопнуть терпение, и тогда он войдет сюда сам…

Валдаева опрометью бросилась вперед, всем телом ударилась о дверь и влетела в вестибюль, едва удержавшись на ногах. Здесь она немного успокоилась, потому что лампы под потолком сонно гудели, заливая вестибюль ярким голубоватым светом, и тело сторожа, конечно же, вовсе и не думало разгуливать по зданию, а лежало, как и полагается мертвому телу, там, где Ольга Дмитриевна видела его в последний раз.

Она бросилась к столику с телефоном и только теперь заметила, что телефонному аппарату досталось ничуть не меньше, чем голове несчастного сторожа. Куски красной пластмассы, из которой был изготовлен корпус, валялись по всему столу и по полу вперемежку с какими-то проводами и железками, сломанная пополам трубка с отскочившим наушником лежала под дверью медкабинета, как мертвая крыса с перебитым хребтом, розетка была с корнем выдрана из стены. Кусая губы, Ольга Дмитриевна бросилась бежать по коридору к кабинету директора, но на полпути вспомнила, что тот заперт. Ближайший телефон располагался в ее кабинете на втором этаже, и она побежала к лестнице. Ее каблуки выбивали паническую дробь, зубы стучали, и, добежав наконец до своего кабинета, она не сразу попала ключом в замочную скважину.

Когда все нужные звонки были сделаны, она положила трубку, не сразу попав ею на рычаги, и подошла к окну. На подоконнике стояла пыльная герань в щербатом глиняном горшке. Запах у герани тоже был какой-то пыльный, удушливый, и Ольга Дмитриевна раздраженно отодвинула горшок в сторону, едва не уронив его на пол.

На серых плитах школьного двора густела толпа. Ученики, узнав об отмене занятий, конечно же ликовали, но расходиться не спешили: с одной стороны, им было любопытно, а с другой – ну кто же упустит случай немного помучить молоденькую учительницу, работающую в школе чуть больше месяца? Несчастная Елена Сергеевна с трудом сдерживала напор оживленно жестикулирующих старшеклассников, которые делали вид, что им просто необходимо попасть в школу. Жить они, видите ли, не могут без родного учебного заведения… Физрук Антонов, эта долговязая медуза, индифферентно покуривал в сторонке, но в конце концов сжалился над девчонкой и наискосок ввинтился в толпу, одергивая, расталкивая и совершая повелительные жесты длинными руками.