Игра без правил - Воронин Андрей Николаевич - Страница 65

– Это уж точно, – заметил Французов. – Так что у вас произошло? Телефон испортился, мастера ждете?

– Кутузову пришлось срочно перебазироваться, – сказал Хряк первое, что пришло в голову, потому что отступать дальше было просто некуда. – На него менты вышли, ну и покатила такая масть, что либо линять, либо… Ну сам понимаешь – заложница и все такое…

А там, где он затихарился, телефона нет.

– Бред собачий, – сказал капитан. – Нипочем не поверю, что во всей вашей шараге ни одного мобильника не найдется. А если даже он там без телефона, то откуда такие подробности?

– От верблюда, – проворчал Стручок, с помощью охранника выбираясь из угла и брезгливо стряхивая с себя недоеденные капитаном спагетти. – Все тебе расскажи, всех тебе сдай… Знаешь, кому все рассказывают?

Тому, кого через минуту собираются пришить. Ты это запомни. И еще запомни: еще одна такая выходка, и я тебе все расскажу – и про себя, и про всех нас, и вообще про все, что захочешь.

– Мозоль на языке натрешь, – сказал капитан. – Срань господня, хозяин жизни… Персона грата, мать твою. Ты меня не пугай, не такие пугали. В следующий раз, когда войдешь без стука, проломлю кулаком башку, и вся недолга. А твою долю от выигрыша вот Хряк с ребятами поделят, да и мне, глядишь, отстегнут что-нибудь сверх нормы. А?

Хряк едва удержался от смеха, наблюдая одновременно за Стручком и охранником. Стручок, как и следовало ожидать, был вне себя, а вот охранник вдруг приобрел непривычно задумчивый вид: очевидно, мысль о том, чтобы поделить Стручковы бабки, сильно задела его за живое, поскольку доля обещала быть немалой.

Горохов слепо зашарил рукой по левой стороне груди, как сердечник в самом начале приступа. На самом деле, конечно же, он нащупывал не сердце, а рукоятку пистолета, но ярость его была так велика, что он никак не мог залезть под лацкан пиджака, все время попадая пальцами в наружный карман, где у него, как у всякого культурного человека, лежал носовой платок. Очевидно, последний выстрел Французова угодил точно в цель:

Стручок вовсе не был настолько наивным, чтобы рассчитывать на такие старорежимные вещи, как верность и товарищество.

Видя, что события снова принимают нежелательный оборот, Хряк предусмотрительно вклинился между спорщиками, что стоило ему немалых моральных усилий. Он все время чувствовал спиной нацеленную точно между лопаток девятимиллиметровую погибель. "ТТ" – это вам не "Макаров", тем более что на такой дистанции вполне хватило бы и "браунинга", а у Стручка, по всеобщему мнению, были-таки не все дома.

– Стоп, стоп, стоп, – голосом профессионального рефери быстро заговорил он, – брэк. Хватит с меня на сегодня этого дерьма. Я тебе говорю, капитан: с твоей женой все в порядке, и будет все в порядке до тех пор, пока ты ведешь себя прилично. Я тебя не пугаю, но бизнес есть бизнес, и, если ты будешь продолжать кочевряжиться, я не поленюсь смотаться к Кутузову и привезти тебе какой-нибудь сувенир: ушко там, носик или, к примеру, сосок. Тихо, тихо! – прикрикнул он, видя, что капитан сделал движение, словно собираясь снова вскочить. – Не дергайся! Ты о ней подумай. Она же полностью от тебя зависит. Если ты, к примеру, случайно пулю поймаешь – мало ли что, вдруг будет какая-нибудь сдуру мимо пролетать, – она ведь и на полчаса тебя не переживет. Тебе-то проще: получил дырку – и никаких забот, а вот ей еще помучиться придется.

Да и ребята непрочь поразвлечься на халяву. Да что я тебе объясняю, ты ведь все и сам знаешь. Ну не получается у нас сегодня с телефоном, можешь ты это понять?

Что ты, как не родной, в самом-то деле? Завтра утром Кутузов приедет, дадим ему мобильник, сразу и поговоришь. Ну что, замазано?

Юрий Французов некоторое время внимательно разглядывал Хряка. В камере наступила тишина, даже Стручок перестал пыхтеть и хвататься за пистолет, а охранник и вовсе затаил дыхание. Глядя на Хряка, капитан отчетливо видел, что тот врет. Французов всю жизнь работал с солдатами, среди которых попадались очень разные типы: и стручки, и Кутузовы, и хряки, и научился неплохо разбираться в людях. Почти все, что говорил бандит, было неумелым враньем, но капитан почему-то верил ему в главном: Ирина была жива и ответственность за ее судьбу по-прежнему лежала на его плечах. Конечно, обещания отпустить их обоих да и еще и выплатить при этом все заработанные на ринге деньги стоили меньше, чем прошлогодний снег, но в конце концов Юрий бы отдал всю свою кровь по капле только за то, чтобы продлить жизнь Ирины на какой-нибудь час или минуту – безразлично.

– Ладно, – сказал он, тяжело поднимаясь с кровати. – Валите все отсюда, мне надо переодеться и сосредоточиться.

Выйдя за дверь и пройдя по коридору несколько метров, Хряк привалился к шершавой бетонной стене и рукавом пиджака утер со лба обильный трудовой пот.

– Уф, – сказал он, – умаял, сволочь. Как я его, а?

– Гнида ты. Хряк, – сказал Стручок, машинально потирая горло. – Я тебе твой винегрет хрен когда забуду.

– Блин, – обиделся Хряк, – он еще и недоволен!

Чего ты, правда, как баба? Это если бы я сквозь тебя стрелять начал, тогда, конечно, было бы обидно. Я ведь просто зубы ему заговаривал!

– Достал он меня, козел, – пожаловался Стручок. – В натуре, достал. Поскорей бы с ним развязаться.

– А меня, думаешь, не достал? – подхватил Хряк. – Ничего, отбомбит финал, а там либо так, либо эдак, но расставаться придется. Сеня, бедолага, заждался уже. Вчера опять номер отмочил: обернул кулак алюминиевой тарелкой, как тряпкой, в натуре, сам видал, и как засветит Лешему! Тот до сих пор не может вспомнить, как увернулся и из камеры выскочил. Ну штаны, натурально, менять пришлось, не без этого.

– Ничего, – сказал Стручок и снова дотронулся до горла, – теперь уже недолго осталось. Авось дождется.

– Дождется, куда он денется, – авторитетно подтвердил Хряк.

Глава 21

Комбат, заложив правую руку в карман еще необмятых, с иголочки, брюк и небрежно перекидывая из угла в угол рта незажженную сигарету, свернул во двор.

Несмотря на позднее время, во дворе оказалось на удивление светло: над каждым подъездом горел фонарь, и еще пять или шесть фонарей источали призрачный зеленоватый свет с верхушек столбов напротив.

Внутридворовый проезд был в идеальном состоянии – ни ухаба, ни трещинки. Пока Борис Иванович неторопливо огибал торец здания, во двор один за другим въехали три сверкающих лаком автомобиля, лишь один из которых был произведен в России, да и тот оказался великолепно сохранившейся "Чайкой". Высадив седоков, автомобили уехали, солидно фырча выхлопными трубами. "Беспокойно тут, однако, по вечерам, – подумал Рублев. – Интересно, как жильцы реагируют? Неужели жалоб не строчат?"

Впрочем, он тут же решил, что с жильцами, видимо, все давно улажено: ночное оживление во дворе наверняка причиняло им кое-какие неудобства, но зато Комбат мог поспорить на что угодно, что с того самого дня, как в подвале дома обосновался Горохов со своей братвой, вся окрестная шпана забыла дорогу в этот двор, а это, несомненно, стоило некоторых мелких неудобств. К тому же казалось вполне вероятным, что Горохов регулярно выплачивает жильцам небольшие суммы в качестве компенсации за беспокойство. При его размахе это вряд ли было накладно.

"На его месте я бы так и делал, – подумал Комбат. – Да так оно, наверное, и есть. Расходы, конечно, зато жильцы за него горой: благодетель. Светло, чисто, безопасно, да еще и денежки каждый месяц капают.

Чем не жизнь? Чем он там у себя в подвале промышляет, они не знают и знать не хотят. Написано, что физкультурно-оздоровительный комплекс, значит, так оно и есть. Опять же, удобно: сауна под боком, тренажеры всякие. На ночное шоу жильцы вряд ли ходят: это ж сумасшедшие деньги, не у каждого за полгода такая сумма набегает…"

Вывеска, укрепленная на кирпичной стене слева от подъезда, была, как и предупреждал Андрей, неброской. Видимо, Горохов не нуждался в дополнительной рекламе, его дело рекламировало себя само. На скамейке у подъезда сидел, забросив ногу на ногу и покуривая, плечистый парень в приличном сером пиджаке и с тем неуловимым отпечатком врожденной интеллигентности на лице, который, как давно заметил Борис Иванович, был присущ почти всем коренным питерцам независимо от их происхождения, социального положения и профессии. "Ему бы еще очки, – сдерживая усмешку, подумал Рублев, – да убрать эту штуковину, что выпирает слева под мышкой, и получился бы стопроцентный вундеркинд, продукт научно обоснованного скрещивания университетского профессора и учительницы музыки."