Игра без правил - Воронин Андрей Николаевич - Страница 33

– Ну и как он? – оживляясь, спросил Стручок.

– Здоровый бычара, – сказал Кутузов, – накачанный.

– Культурист? – скривившись, как будто отведал неимоверной кислятины, уточнил Стручок.

– Какой культурист! – отмахнулся Кутузов. – Смог бы, по-твоему, культурист пятерых наших бойцов уделать? И притом голыми руками Все пятеро в больнице, рассказывают мусорам, как на них хулиганы напали, а у этого медведя ни царапины, только кулаки ободраны. Видел бы ты, во что он Моряка превратил!

– Моряк ему что-нибудь сказал? – резко подавшись вперед, поинтересовался Стручок.

– Хрен его знает, – пожал плечами Кутузов. – Моряк божится, что молчал как рыба.

– Врет, – убежденно сказал Стручок. – Знаю я эту рыбу: покажи ему кулак, расскажет все, что знает, да еще и присочинит для убедительности, чтоб наверняка пролезло.

– Факт, – согласился Кутузов, повалился в свободное кресло и закурил толстую кубинскую сигару. – Привет от Фиделя, – сказал он, выпуская к потолку облако синего дыма. – Хочешь?

– Терпеть не могу это дерьмо, – отказался Стручок, выковыривая из лежавшей на столе белой с золотом пачки сигарету и со щелчком откидывая крышечку зажигалки. – Моряка надо убирать, – сказал он невнятно, втягивая в себя дым. – Слишком гнилой. В нашем деле таких держать нельзя, я сто раз говорил.

– Это я тебе говорил, – возразил Кутузов, задумчиво жуя кончик сигары. – А ты кричал, что Моряк нам нужен.

– Правильно кричал, – не стал спорить Стручок. – Через него мы смогли бы контролировать этот его "Атлет". Надо было только дождаться, когда он сядет в кресло управляющего. Этот Ставров мне давно поперек глотки. Ни хрена не боится, сволочь старая, и денег не берет, козел.

– Ну вот, – сказал Кутузов. – А теперь ты говоришь – убрать.

– Теперь другое дело, – жестко сказал Стручок. – От того, что он все рассказал этому мужику, нам никакого вреда, но люди должны знать, что мы таких вещей не прощаем. И плевать я хотел на этот сраный "Атлет"! – вдруг вызверился он. – Найдем, кем Моряка заменить, а не найдем – спалим это гнездо к чертовой матери, чтоб клиентуру не переманивали. Моряка надо убрать, – повторил он, – и как можно быстрее, пока его кто-нибудь не спросил, почему у него морда разбита. Он где?

– Да здесь, – пожав плечами, ответил Кутузов, – где же ему быть?

– Где, где, – передразнил Кутузова Стручок. – В земле, вот где. В могилке. И если твои козлы опять жмурика в Фонтанку вывалят, я тебе покажу, что не только из игрушечных пугачей стрелять умею.

– Ас этим бугаем что делать? – спросил Кутузов, благоразумно переводя разговор на другую тему.

– С этим, как его… Французовым, что ли? – переспросил Стручок. – Да тоже шлепнуть, конечно.

Ну, может быть, не сразу. Ты говоришь, он махаться может?

– Зверь, – подтвердил Кутузов. – Мы тут с Хряком прикинули хрен к носу… На нем можно неплохо подняться, если с умом.

– Вы хотите его использовать? – заинтересовался Стручок. – А как ты его заставишь?

– Так же, как заставил приехать туда, где его наши ребята подобрали. Баба его у нас, а он за ней кипятком писает.

– Вот баран, – удивился Стручок. – Баб, что ли, ему мало?

– Лох, – подтвердил Кутузов, – но дерется классно.

– Ладно, – сказал Стручок, – надо на него посмотреть. Кто у нас покрепче?

– Бык здесь, – ответил Кутузов, посасывая потухшую сигару. – Это как раз он его бабу привез.

– А кто с ним ездил? – спросил Стручок.

– Сипатый и Урюк.

– Отлично, – сказал Стручок. – Вот их и давай.

Он снова выдвинул ящик стола и вынул оттуда пистолет – на этот раз настоящий, ничего общего не имеющий с китайскими поделками, стреляющими разноцветными пластмассовыми шариками. Поднявшись с кресла, он затолкал "ТТ" в карман брюк.

– Пошли, – сказал он и первым двинулся к выходу.

Вдвоем они прошли по коридору, миновав неприметную дверь, за которой сдержанно шумел амфитеатр. Внезапно негромкий шум голосов поднялся до торжествующего рева. Видимо, на арене кому-то крепко досталось. Кутузов подумал, что не худо было бы поставить на дверь дополнительную звукоизоляцию, а то и вовсе заложить ее кирпичом от греха подальше.

Если Стручку приспичит самолично понаблюдать за ходом поединка, пусть ходит, как все нормальные люди, через подвал. А с этим "окном в Европу" недолго и погореть. Что бы там ни воображал о себе Стручок, сколько бы ни отстегивал направо и налево, менты – твари непредсказуемые, как бешеные собаки, и рисковать хорошо налаженным делом из-за того, что кое-кому лень каждый раз давать крюка через подвал, было просто глупо.

Лестница, которая вела в подвал, выглядела просто шикарно: денег на нее не жалели, как и на все остальное. В подвале располагалось несколько тренажерных залов, сауна, душевые, бар – все то, что в официальных документах именовалось спортивно-оздоровительным комплексом "Олимпия". Сюда можно было попасть с улицы, спустившись по обыкновенной, хотя и приведенной в относительный порядок: лестнице, бравшей начало в подъезде жилого дома по Московскому проспекту. Место было отличное, совсем недалеко от гостиницы "Пулковская", и с клиентурой проблем не возникало. Скромная фанерная вывеска, приколоченная к кирпичной стене рядом с дверями подъезда, могла ввести в заблуждение разве что ментов да членов комиссий, периодически совершавших набеги на "Олимпию".

И те и другие неизменно оседали в баре, откуда их приходилось выносить и развозить по домам. Что-что, а пускать пыль в глаза Стручок умел, и никто из проверяющих ни разу даже не заглянул в неприметный проход, начинавшийся сразу за душевыми. Такое расположение прохода было не слишком удобным для публики, но вполне устраивало хозяев: повернув вентиль в душевой, можно было в течение полутора минут выпустить всю воду из бассейна при сауне прямо в этот подземный проход, затопив его почти до потолка. Раз в год вентиль поворачивали для проверки работы системы, и каждый раз потом приходилось несколько часов подряд гонять насос, откачивая воду, так что амфитеатр и примыкающие к нему помещения были надежно укрыты от посторонних взглядов, не считая, конечно, этой дурацкой двери наверху, прорубленной по прихоти Стручка.

– Французов, Французов, – бормотал Стручок, идя подземным переходом. Вид у него был озабоченный. – Запоминающаяся фамилия. Где я мог ее слышать?

Кутузов в ответ только пожал плечами, уверенный, что у Стручка в голове просто зашевелился один из его тараканов, щекоча извилины и вызывая короткие замыкания. С натугой отвалив тяжеленную стальную дверь бывшего бомбоубежища, украшенную настолько, насколько вообще можно украсить подобную деталь интерьера и от этого ставшую похожей именно на то, чем она и была на самом деле, а именно – на размалеванную во все цвета радуги стальную гермодверь, он пропустил Стручка вперед и вошел следом, заперев дверь за собой и приветственно кивнув охраннику с бульдожьей физиономией и короткоствольным автоматом поперек похожего на надутый желудочными газами дирижабль брюха. Охранник кивнул в ответ, сохраняя каменное выражение лица.

Они прошли мимо забранного частой решеткой поверх пуленепробиваемого стекла окошка кассы, где озабоченные кассиры подсчитывали выручку, обменялись приветствиями с еще одним охранником и вошли в следующую дверь. Здесь опять стал слышен шум амфитеатра, похожий на прибой, и Кутузов подумал, как много звуков могут издавать каких-нибудь сто человек, если их как следует завести. Кутузов поманил охранника за собой и жестом указал ему на одну из нескольких дверей, выходивших в рекреацию. Гремя связкой ключей, охранник отпер замок и взялся за засов, но Стручок остановил его.

– Погоди, – сказал он. – Найди Быка, Урюка и Сипатого и пошли их сюда.

Охранник кивнул и исчез. Стручок закурил и привалился плечом к стене возле двери.

– Подождем, – сказал он.

Глава 11

Юрий Французов прошелся из угла в угол камеры, нервно похрустывая суставами пальцев. Помещение, в котором его заперли, не было тюрьмой в прямом смысле этого слова, но иначе, как камерой, назвать его было трудно. Это была узкая комнатушка без окон, сплошь из серого бетона, в которой не было никакой мебели, а только железная глухая дверь и голая электрическая лампочка, свисавшая с потолка на грязном витом шнуре.