Пляска Чингиз-Хаима - Ромен Гари - Страница 42

— Благодарю вас, фрау. Флориан сплюнул.

— Как обычно, та же самая старая стена и та же самая старая награда, — пробурчал он.

Принцесса из легенды кончиками пальцев провела по вышеупомянутому лбу:

— Знак судьбы… Это основатель империй… Разве ты не слышишь, какое безмолвие вокруг нас? Мир затаил дыхание. Произойдет что-то необыкновенное… Прощай, Флориан. Мне больше не потребуются твои услуги. Когда я вернусь, ты не узнаешь меня. Я стану другой. Преображенной, успокоенной, счастливой, наконец-то удовлетворенной. Ты будешь изгнан. Тебе будет запрещено бросать свою бесстыдную тень на землю. Я вознесусь высоко-высоко и никогда больше не опущусь…

— Дорогая, подстели что-нибудь на землю, становится прохладно.

Лили нежно сжала руку охотника и посмотрела на него томными очами, в которых блестело по еврейской звезде.

— Золотая медаль!

И они удалились. Почти сразу же я услыхал звук рога: охотник занят своим делом. Звук был очень красив, очень мужественен, трогал за сердце, но длился не слишком долго. Затем миг тишины, а потом снова зазвучал рог; он, этот охотник, был сильной натурой, но уже чувствовалась дрожь, чувствовалось напряжение. Не было уже подлинного вдохновения. Да, талант, способности, но той высокой гениальности, которая могла бы даровать Лили реальность, соразмерную ее тоске, не было. Я ждал. На сей раз молчание продолжалось куда дольше. Гений запыхался. Должно быть, выбился из сил, обливался потом, тщетно ждал помощи небес. Я поморщился. М-да, от реального шедевра, долгожданного, дарованного, обретенного, мы страшно далеки. Прирожденные способности несомненны, но на них далеко не уедешь. Все это уже было, было, все это мы уже видели. Кажется, если вы читаете Мао Цзедуна, это удесятеряет ваши возможности, и вы становитесь чемпионом мира по пинг-понгу, но меня страшно удивило бы, если бы всем семистам миллионам китайцев подобное удалось. Только не приписывайте мне то, чего я не говорил: я вовсе не утверждаю, что она не может, что она фригидна, я лишь говорю, что просто мы не обладаем тем, что нужно, и тут уж Маркс, Фрейд или там Мао не помогут. Необходим Мессия. Истинный. Обладающий тем, что нужно. Он придет. Надо только потерпеть.

Мессия придет. Он явится к ней, возьмет ее за руку и даст наконец то, чего она так долго ждала. И это станет концом поисков, разочарования, тоски. Возможно даже, что кто-то после этого и выживет, не стоит предаваться пессимизму.

И вот рог зазвучал в третий раз. Начало было очень красивым, звук усиливался, вибрировал, завывал, но была в нем какая-то нервность, надсадность и, как бы это сказать, нарочитость, однако, тем не менее, рог звучал, завораживал… Энергия отчаяния. Увы! Трижды увы! Я сморщился. Звук слабел, прерывался, всхлипывал, давился и завершился каким-то жалостным бурчанием. Флориан покачал головой и вынул нож:

— Пожалуйста. Все как всегда. Уж коль сил нет, ничто не поможет, или, если угодно, даже самому прекрасному на свете приходит конец.

37. Козел и Джоконда

Он ушел, и мне стало немножко грустно от мысли, что надежда всегда будет лишь звуком рога во мгле лесов, и потому я обратил свои помыслы к Тому, Кого с такой любовью указал мне рабби Цур обвиняющим перстом, и было подумал, а не стоит ли мне совершить нечто позитивное и пойти помочь людям, тянущим за веревку, вместо того чтобы оплакивать судьбу Лили, как вдруг увидел выходящих из-за деревьев барона фон Привица и графа фон Цана. Я тотчас же понял, что события ускоряются, то есть дела принимают скверный оборот и этот террорист, обложивший нас со всех сторон, твердо решил извергнуть, изблевать нас вместе со всеми нашими световыми годами и мелкими потребностями, чтобы наконец иметь возможность спокойно почитать газету. Похоже, избранные натуры вызывали у него особенную злобу и враждебность. Например, барон фон Привиц — кстати, он ничем не запятнал себя при нацистах, совершенно ничем — пребывал в особенно жалком состоянии. Его костюм был весь в крови, но это было бы еще ничего, если бы не развязавшийся галстук-бабочка. В ужасе он вертелся как юла, и в этом нет ничего удивительного, поскольку его буквально заливала улыбка восьмидесятилетнего еврея-хасида, которого таскал за бороду немецкий солдат, тоже сияющий белозубой улыбкой, а другие солдаты осаждали барона и его избранную натуру ослепительными улыбками, позируя перед фотоаппаратом, что держала в руках Джоконда.

— Я тут ни при чем! — стенал барон, пытаясь избавиться от грязной еврейской улыбки, пятнавшей его облачение. — Я удалился в свой замок!

— Крепитесь, дорогой друг! — блеял граф. — Главное, сохранять хладнокровие. Мне, право, было непонятно, почему они так обеспокоены сохранением крови холодной, ведь они с головы до ног были покрыты ею, причем уже засохшей.

Я отметил, что руки барона обременены скрипками Страдивари, насчитал я их не меньше двух десятков, а барон, хоть и был без штанов и отчаянно оборонялся от черного козла и крайне злобно настроенной солонки, тем не менее не выпускал из рук культуру в прекрасном состоянии, полное собрание в шести томах, включая полный каталог, скатерти и салфетки, и без дрожи взирал на еврейский кулак, лезущий ему под нос из люка канализационного колодца.

— Это ужасно! — выдохнул барон умирающим голосом, в котором еще сохранялись отзвуки баховской фуги. — Они возвращаются!

— Надо что-то делать! — вскричал граф.

— Да, но что?

— Что-то решительное! Граф боязливо огляделся.

— Этого как раз нельзя! — пробормотал он. — Слишком преждевременно и к тому же уже недостаточно!

— Господи Боже! — простенал барон. — А чем, в конце концов, заняты эти арабы?

Его лицо озарилось последним отсветом надежды. Ему пришла идея. С этого все всегда начинается.

— Надо любой ценой примириться с ними! Дорогой друг, этот портрет…

Граф все так же оборонялся от козла и солонки, но культуру из рук не выпускал. Невозможно было не восхищаться им. Правда, козел внезапно сменил объект и напал на Джоконду, которая только этого и ждала.

— Какой портрет?

— Портрет еврея Макса Жакоба, которого уничтожили нацисты, написанный евреем Модильяни, который поторопился и умер сам! Достаточно приобрести его у них, чтобы они наконец поняли, что Германия не отступит ни перед чем и мы готовы все забыть! Поспешим, друг мой, нельзя медлить! В наших музеях есть еще место!

Они попробовали выбраться, граф пытался подобрать Джоконду, козел разъярился; это был уже почти момент истины, барон трахнул козла скрипкой Страдивари по башке, культура защищалась, и я уже совершенно не понимал, кто там козел, кто там культура, тем паче что все было озарено боязливой улыбкой старого еврея-хасида, которого козел таскал за бороду на глазах других улыбающихся козлов, обращенных к культуре и грядущим поколениям.

У меня вдруг возникло впечатление, что я повторяюсь. Не знаю, четко ли вы представляете себе все последствия того, что называется «повторяться». Но в любом случае, если то, что я делаю, вам не по нраву, отойдите в сторонку, ступайте к конкурентам: слава Богу, недостатка в негритянских кабаре и во вьетнамских ресторанах нет.

Я проследил взглядом за парочкой аристократов: им наконец удалось вырваться, и они скрылись в лесу Гайст. Мне полностью понятно смятение, овладевшее избранными натурами, когда на бирже произошел окончательный обвал духовных ценностей. Впрочем, они это напрасно. Ведь как раз когда курс падает, когда он самый низкий, и нужно покупать. Правда, никто из нас в Аушвице не предвидел «немецкого чуда». А ведь на это можно было рассчитывать и извлечь из этого выгоду, по крайней мере в финансовом плане. Гитлер на серебряном блюде поднес нам возможность обделать неплохое дельце, а мы не воспользовались ею. Нет, право, не такие уж мы хитрые, как о нас говорят.

А еврейский кулак торчит по-прежнему. Я уж даже подумал, а вдруг это он мне грозит, вдруг тот хмырь разозлился куда сильней, чем мне казалось. Да нет же, нет. Скорей всего, это памятник. Я решил подойти поближе и рассмотреть, но увидел возвращающихся Лили и Флориана. Лили не выглядела безразличной, как в прошлые разы, напротив, она, казалось, еще сильней отчаялась. Лучше так, чем ничего, она, по крайней мере, хоть что-то почувствовала. Флориан нес рог, этот сукин сын обожает трофеи.