Неумолимый - Гарфилд Брайан - Страница 3

Каждую вторую и четвертую пятницу месяца компания – владелица банка – доставляла сюда из Солт-Лейк наличность, чтобы рассчитаться с рудокопами и медеплавильщиками. По выходным казино в Вегасе не желали принимать чеки, выписанные за пределами штата, и в Сан-Мигеле взяли за правило выдавать наличность работникам перед тем, как они отправятся в Неваду на уик-энд.

Именно на эту особенность указали Вашмену в первую очередь при назначении сюда. Сначала названные суммы показались ему просто фантастическими, но, немного поразмыслив, Вашмен с помощью нехитрых арифметических выкладок убедился, что так оно и есть. Все просто: в компании примерно двенадцать тысяч рабочих, зарабатывающих в среднем двести долларов в неделю. За две недели в пересчете на всех работающих общая сумма может составить около пяти миллионов долларов. Если пять тысяч из этих людей хотя бы половину своей платы получат наличными, то набегает около миллиона. Обычно сумма бывает гораздо меньше, но банк должен быть готов к выплатам по максимуму, вот почему утром по четным пятницам бронированный фургон привозит сюда миллион наличными – в десятках, двадцатках, пятидесятках, в основном в сотенных купюрах, ибо именно такие банкноты особенно в чести у игроков, проводящих свой уик-энд в Лас-Вегасе. Фургон остается на весь день и после закрытия банка отвозит оставшиеся деньги обратно в головное отделение банка в Солт-Лейк-Сити. Концы это немаленькие, и банковское начальство позаботилось о мерах безопасности: в самом фургоне едут четыре охранника, а кроме того, его сопровождают две машины – одна впереди, а другая сзади, и в каждой по два вооруженных человека. И все же поездки – дело рискованное. Но едва лишь деньги оказываются в банке Сан-Мигеля, риск, судя по всему, сводится к минимуму, поскольку восемь вооруженных охранников и водитель весь день околачиваются подле банка, а кроме того, потому, что единственное шоссе, проходящее через город, можно перекрыть с двух концов буквально за пять минут, если кто-то попытается скрыться с награбленным. Других путей бегства попросту нет. Нет даже грунтовых дорог, а по горам вокруг долины, где проходит шоссе, смогут пройти разве что козлы.

Пусть даже и так, но все равно из-за этих пятниц старина Джаспер вечно нервничал. Он был главным охранником, и безопасность наличности находилась в его ведении.

Джаспер воспринимал свои обязанности со всей серьезностью, ибо у него ушло тридцать пять лет на то, чтобы достичь нынешнего своего положения и превратиться из пастуха, ютившегося в грязной хижине в труднодоступной местности за сорок миль от деревни Киакочомови в резервации "Уиндоу-Рок", в того, кем он теперь стал. Джаспер и отец Вашмена вместе служили в полиции агентства "Каньон де Челли", и Джаспер был для Вашмена почти как дядя: он все еще называл Сэма его именем на языке навахо: Тсоси Дагги, а Вашмен любил толстого старикана всей душой.

Джаспер махнул рукой в сторону двери банка:

– Я все время твержу мистеру Уипплу, что надо установить в банке хоть какую-нибудь защитную систему, а то дождемся, что в один прекрасный день нас ограбят.

– Сомнительно. Куда проще напасть на фургон где-нибудь по дороге.

– Это при такой броне и всех охранниках?

– А если грабители совершат налет на банк, куда им деться потом? Просто тебе хочется поворчать.

– Может быть. Но я все-таки считаю, что нам надо установить внутренние видеокамеры и пуленепробиваемый плексиглаз в кассе.

– У тебя есть хорошая система сигнализации и большая пушка на поясе. Но я скажу тебе вот что, Джаспер, если ты действительно хочешь держать в страхе нехороших ребят, может быть, следует обзавестись индейским головным убором с перьями и томагавком.

Вашмен остановился напротив кафе и взглянул на небо: он чуял, что погода скоро изменится – в воздухе слабо пахло зимой. Небо было чистый кобальт, лишь на западе виднелись редкие облака, но от них тянуло холодком, и они быстро двигались вперед. Снежные бураны иногда обрушивались на плато и в конце сентября, а сейчас уже октябрь на исходе. В этих местах резкие изменения погоды – вещь обычная.

Он вошел вовнутрь. В кафе гремел бас Джонни Каша, доносящийся из проигрывателя на стене, где крутилась пластинка "Последняя схватка Кастера", и витали запахи свежих яиц с ранчо, жареных цыплят и топленого жира. В углу Стивенс поглощал гамбургер с гарниром из мелко нарезанного сырого лука: цветущего вида парень, с квадратным волевым лицом и синими, как китайский фарфор, глазами, взиравшими на мир с пристальным вниманием. Он собирался стать хорошим копом.

В том же углу сидел Джейк Каннингем: он пожирал сандвич с волчьей жадностью, даже не удосужившись снять шляпу во время еды. Когда Вашмен добрался до столика, Каннингем подвинулся, не переставая жевать, и пробурчал с набитым ртом что-то, что Вашмен принял за приглашение садиться.

– Приятного аппетита, Джейк. – Вашмен устроился и положил локти на пластиковую крышку стола.

Каннингем носил деловой костюм; красивый бронзовый значок, пришпиленный к лацкану пиджака, выглядел в точности как тот, что продается в отделе игрушек у Вулворфа, и на нем значилось: "Городской констебль". Каннингем был высоким и тощим, и лицо его вечно хранило торжественное выражение. Этакий надежный, положительный трезвенник пятидесяти трех лет от роду, осмотрительный до тошноты. Медная компания сделала его шефом полиции – одним из тех четырех людей, кто, по сути, правил в Сан-Мигеле.

Полная официантка-блондинка подошла к столику и, уперев левый локоть в талию, приготовилась занести заказ в свой блокнотик.

– Смахивает на то, что здесь съезд полицейских. Что будете заказывать, патрульный?

Вашмен начал изучать меню, написанное мелом на грифельной доске над стойкой.

– Как сегодня чили?

– Откуда мне знать? Я не пробовала.

Стивенс не спускал с нее глаз, и она, зная об этом, кокетливо выпятила бедро.

– А напрасно, – заметил Стивенс, – глядишь, от перца прыти бы прибавилось.

– Еще минуту, – заявила она с легким презрением, – и я удалюсь. Терпеть не могу полицейские шуточки.

Вашмен заказал чили и кофе. Когда девица ушла, не забыв вильнуть бедрами, поскольку знала, что Стивенс провожает ее глазами, Каннингем сказал:

– В Неваде уже выпал снег прошлой ночью. Похоже, сегодня к вечеру и нас может накрыть. Вы, как: собираетесь оставаться здесь или отправитесь во Флагстаф?

– Я пока не думал, – ответил Вашмен.

– А может, следовало бы подумать. Ты же не хочешь куковать здесь, если начнется буран?

Бриллиантовое кольцо в бархатном футляре заметно оттопыривало карман, и Вашмен ответил:

– Наверное, тогда нам стоит поспешить во Флаг. Согласен, Бак?

В ухмылке стажера явно просматривалось желание поддразнить Вашмена.

– Снег, о, дьявольщина! Ты просто хочешь поскорее вернуться к Лайзе, чтобы в ее уютном гнездышке во Флаге переждать непогоду. Буран? Ха... Краснокожий лжет как белый.

Каннингем, с набитым ртом, начал вращать глазами, переводя их с одного лица на другое, чтобы видеть, как воспримет сказанное Вашмен. Он всегда чувствовал себя в присутствии Вашмена слегка неловко: Каннингем был выходцем из Техаса, одного посещения которого Вашмену хватило на всю жизнь: на бензозаправке туалеты оказались трех видов: для белых, цветных и мексиканцев – очевидно, если твои предки жили на этой земле много тысячелетий, справить нужду тебе попросту негде.

Вашмен извлек футляр с кольцом из кармана и пустил его по кругу. Стивенс открыл крышку – и его глаза округлились от удивления.

– Приятель, да я видел, как эскимосам хватило на целую жизнь камешка меньшего по размеру. Сколько же ты отвалил за него – стеклянных бус на двадцать четыре доллара да еще и красной фланели в придачу?

Вашмен мягко засмеялся, закрыл футляр и положил в карман, а Стивенс спросил:

– Не иначе как вознамерился вручить ей колечко нынешней ночью.

– Есть такая мыслишка.