Неумолимый - Гарфилд Брайан - Страница 12

– Кто еще?

– Эдди Барт.

– Его, кажется, не помню.

– Он был у меня сержантом.

– Его тоже судили?

– Нет. Хотели было, но им пришлось отказаться от основного обвинения и накопать на него всякой мелочи – чепуховых предлогов, по которым любого солдата можно уволить со службы, ибо у всякого, кто служит за границей, рыльце в пуху.

– Но этот парень так и остался с тобой?

– Он мне предан. – В легкой улыбке майора сквозило искреннее довольство.

– А кто пятый?

Выражение лица Харгита резко изменилось.

– Ты его никогда не встречал. Бандюга, бывший заключенный Хэнратти. – Он даже не счел нужным скрыть отвращение.

Бараклоу ждал их в Финиксе. Они пообедали там втроем, дружески беседуя о старых временах в Сайгоне, словно ничего другого они и в мыслях не держали. Бараклоу был одет в спортивные брюки и ветровку, но и то и другое, равно как и ботинки, отнюдь не выглядели дешевкой. Очевидно, операция финансировалась неплохо.

Бараклоу отличался своеобразным чувством юмора, и в характере его странно сочетались чувствительность и холодность. Его заботили изящество манер и правильность речи, а шутки его по большей части касались собственной персоны, что свойственно обычно людям умным. Он был способен и на неприкрытую грубость: с официанткой, разносящей коктейли, он обращался так, словно она являла собой низшую форму жизни: "Дорогуша, вам не мешало бы подумать о том, как бы сбрить свои усики", и притом ухитрился ущипнуть ее при первом удобном случае.

Спустя какое-то время Уолкер осознал, что эти двое хорошо сработались, потому что дополняли друг друга. Оба они были жестокими людьми, но каждый по-своему.

Садистская наклонность Бараклоу проявлялась изощренно и зловеще, но он давал себе волю лишь тогда, когда обстоятельства позволяли ему прибегнуть к крайностям, не опасаясь заслуженного возмездия.

Жестокость Харгита была сродни жестокости хищного зверя. Он оставался безразличен к страданиям жертв, поскольку ему просто не приходило в голову считаться с чувствами других людей. С ястребиными чертами лица, гибкий, неистово-стремительный, он обладал всеми инстинктами дикой кошки и той же грацией.

Они направились в Рино, останавливаясь по дороге – два раза, чтобы заправиться и один раз, чтобы самим перекусить в Лас-Вегасе. Говорил по большей части Бараклоу – в его ведении были все детали, и он вводил Уолкера в курс дела. Он оказался к тому же отличным водителем: выжимал из машины предельную скорость, а когда приходилось сворачивать, делал это плавно, без рывков и резкого торможения.

Барт поджидал их в Рино. Сейчас, увидев, Уолкер вспомнил его. У Барта была наголо обритая голова, слегка осунувшееся лицо воскового цвета и выправка исправного служаки. Он воплощал собой образцовый тип армейского сержанта, каковым и являлся в действительности, о чем наглядно свидетельствовала его куртка цвета хаки, из рукава которой еще торчали нитки от срезанных нашивок.

Барт снял для них охотничий домик в шести милях от города и в миле от шоссе: чахлый лесок скрывал эту развалюху от всех любопытных глаз. В домике имелись две спальни и большая гостиная, отделанная деревянными панелями, с каменным очагом и голыми стропилами под крышей, что придавало ей вид подлинного охотничьего жилища. Хэнратти – пятый участник – прилетел днем раньше из Лос-Анджелеса, и Барт встретил его в аэропорту. В их распоряжении было две машины – "линкольн-континенталь" Харгита и "плимут", который Барт взял напрокат в Рино.

Хэнратти оказался изворотливым, как ящерица, парнем, успевшим уже трижды побывать за решеткой. Как выяснилось, он доводился свояком Эдди Барту, правда, сестра Барта развелась с ним, пока он отбывал свой второй срок. У Хэнратти было узкое, рябое, цвета сырой говядины лицо и нос крючком, как у чайника: весь он выглядел так, словно собран из каких-то остатков, плохо подогнанных друг к другу: толстые ноги и ягодицы, короткий торс, худые, как спички, руки и маленькая головка. Говорил он сквозь сжатые зубы, как все бывшие заключенные, цедя слова уголком рта, словно чревовещатель. С большим револьвером Хэнратти, казалось, никогда не расставался.

Именно Хэнратти, как оказалось, и предложил всю операцию. Его освободили из заключения восемь месяцев назад, и департамент досрочного освобождения помог ему получить работу на медеплавильном заводе в Сан-Мигеле. Неизменный ритуал выдачи наличности по четным пятницам привлек его внимание с самого начала. Хэнратти уже подумывал о том, как бы связаться с некоторыми своими сокамерниками, когда случайно наткнулся на бывшего свояка в казино Лас-Вегаса и в разговоре нечаянно проболтался про банк в Сан-Мигеле – держать язык за зубами он просто не умел, – после чего Барт представил его майору. Майор и возглавил операцию – это вышло само собой.

Итак, теперь все были в сборе. У Бараклоу имелись сделанные "полароидом" фотографии банка и улицы. В первую ночь в Рино все расселись вокруг кухонного стола, и майор посвятил их во все детали плана, как генерал отдает распоряжения своим батальонным командирам.

На следующий день Бараклоу повез Уолкера в аэропорт, чтобы показать ему один из самолетов, который они собирались задействовать.

– Мы намерены использовать два самолета, потому что они, возможно, сумеют засечь первый. Кто-нибудь может увидеть нас случайно, когда мы будем взлетать. Как только они догадаются, что мы улетели на самолете, то вообразят, что нам, кроме как в Мексику, бежать некуда. Тогда мы и утрем им нос. Мы поменяем самолеты – второй должен быть таким, чтобы он смог доставить нас в Канаду через границу с Айдахо. Мы уже присмотрели взлетную полосу в Британской Колумбии.

– Какой длины?

– Полоса? Четыре тысячи футов. Ее обычно использует для своих нужд одна из компаний по заготовке древесины. Она малость подзаросла травой, но сойдет. Я сам проверял на прошлой неделе. – Они сидели в "плимуте" возле взлетной дорожки, рука Бараклоу лежала на спинке сиденья. – Я думаю, следует предоставить выбор второго самолета тебе, – закончил Бараклоу.

У ангара стоял двухмоторный "апач".

– Где вы достали деньги, чтобы купить этот?

– Покупать – еще чего? Я арендовал его в Пасадине на вымышленное имя. Мы наняли пилота, чтобы он перегнал его сюда, и я пообещал ему, что мы обратимся к нему, когда он нам понадобится. – Бараклоу вытащил ключ из зажигания и открыл дверцу. – Ты, наверное, хочешь глянуть на самолет.

Уолкер вместе с ним направился к "апачу". Какой-то механик, работающий на "цессне", окинул их равнодушным взглядом и вернулся к своему занятию.

Машина смотрелась неплохо, но внешний вид сам по себе еще ничего не значит. Нельзя сказать что-нибудь толком о самолете, попинав ногой его шины.

– У тебя есть от него ключи?

Бараклоу вручил ему ключ, и Уолкер, забравшись внутрь, отпер бардачок во внутренней дверце и пролистал бортовые журналы. Машина налетала всего несколько часов после последнего ремонта. Но в этой махине примерно пятнадцать тысяч частей, и с каждой может что-нибудь случиться. Уолкер покачал головой:

– Мне бы хотелось попробовать самолет в воздухе.

– Завтра. Мы оформим на тебя документы, и сможешь сообщить диспетчеру, что ты и есть тот самый пилот, которого мы наняли в Лос-Анджелесе. А сейчас поговорим насчет второго самолета. Какой нам нужен, по-твоему?

Они обсудили этот вопрос и порешили на двухмоторном "биче".

– Если нам удастся арендовать такой.

– Ну а если не удастся, – заявил Бараклоу, – мы просто его угоним, что нам мешает?

Майор и Бараклоу раздобыли несколько ручных гранат и баллончик с газом "Мейс" с военного склада возле Сакраменто. Они заехали туда по дороге из Тахо, и майор выдал себя за инспектирующего офицера. Сержант Национальной гвардии, несший охрану, должен был проверять удостоверения личности и пропуска у всех проходящих на склад, но за годы службы в армии у него выработалась привычка вытягиваться в струнку при звуках голоса старшего офицера и беспрекословно подчиняться, поэтому Харгит и Бараклоу спокойно вошли внутрь, спрятали там гранаты и четыре баллончика с газом в брезентовую сумку военного образца и уехали, а сержант лихо отдал им честь при расставании.