В горах Сихотэ-Алиня - Арсеньев Владимир Клавдиевич - Страница 33

Кольма длиною около 10 километров. По ней идет в большом количестве горбуша. Вот почему места эти охотно навещаются орочами с реки Ботчи. Заготовив здесь запасы юколы на год, они складывают ее в амбары и оставляют в тайге до соболевания. От Ботчи к югу горные породы, собранные мною в последовательном порядке, распределяются так: сперва идет андезитовая лава с кальцитом, затем диабазовый туф и туф кварцевого порфира, за ним опять туф дацитовый и выветренная пузыристая лава и, наконец, базальт.

Во время привала я поднимался на одну из сопок, покрытых растительностью, состоящей главным образом из ели и пихты. Здесь на солнцепеках произрастают дуб, даурская (черная) береза и изредка кедр. Долинные места были заняты лиственицей и белой березой, а на каменистых местах, около моря, в массе разрослись шиповник и низкорослая рябина с безвкусными водянистыми ягодами.

Километрах в семи от реки Гинугу на самом берегу моря стоит коническая сопка, своим внешним видом напоминающая сахарную голову. С правой стороны ее есть небольшой красивый водопад, а слева — широкая полоса прибоя, заваленная каменными глыбами. Некоторые из них скатились в море, образовав нечто вроде маленькой бухточки, защищенной от волнения. Мы воспользовались ею и высадились на берег. Вандага велел вытащить лодки подальше от воды на гальку. Здесь мы стали устраивать бивак.

Устанавливая походную метеорологическую станцию, я обратил внимание на быстрое падение барометра. Надо было ожидать сильного шквала, признаки которого были уже налицо. Тучи спустились совсем низко и, казалось, бежали над самой водой. Горизонт исчез, море приняло грязножелтую окраску, волны пенились и неистово бились о берег, вздымая водяную пыль. Вдруг завеса туч разом разорвалась. На короткое время показался неясный диск солнца.

Через минуту — две налетел сильный ветер. В одно мгновение он сорвал нашу палатку. За ней бросились вдогонку. В это время меня так больно стегнуло песком по лицу, что я закрыл глаза рукою и повернулся спиной к ветру. Подхваченные с камней слоевища морской капусты, мелкие ветки и сухая листва — все это неслось куда-то с сумасшедшей быстротой. Какая-то чайка тщетно пыталась лететь к югу. Ее сначала подняло кверху, потом кинуло в сторону. Она хотела было лететь назад, но не смогла сохранить равновесия и упала в кусты.

В это время раздались крики:

— Лодки! Лодки! Держите лодки!!

Я открыл глаза и увидел, что ветер опрокинул одну из лодок и грозил сбросить ее в море. За борт ее держались Вандага и Чжан-Бао.

— Веревки! Давайте веревки поскорей! Кладите камни.

Люди бегут, падают, опять бегут и стараются собрать веревки. Наконец лодки привязаны, палатка поймана. В это время с моря нашла только одна большая волна. С ревом она рванулась на берег, загроможденный камнями. Вода прорвалась сквозь щели и большими фонтанами взвилась кверху. Одновременно сверху посыпались камни. Они прыгали, словно живые, перегоняли друг друга и, ударившись о гальку, рассыпались впрах. На местах падения их, как от взрывов, образовывались облачка пыли, относимые ветром в сторону.

К сумеркам буря стихла совсем. Равновесие воздушной стихии восстановилось. Я вспомнил деформированное солнце утром.

Около Сахарной головы надо было произвести астрономические наблюдения и вычислить ход хронометра. Чтобы не задерживать лодку, я отправил ее вперед, а сам с несколькими спутниками остался для работ. Мы условились, что все сойдемся на реке Нельме.

Для поправок хронометра я взял абсолютные высоты солнца над горизонтом и в час дня вычислил широту места.

Затем мы собрали свои котомки и пошли по намывной полосе прибоя.

Тропа, до сих пор придерживавшаяся берега, вдруг круто повернула в сторону и по одному из распадков стала взбираться в горы.

Мы остановились в недоумении. Куда итти? Держаться ли намывной полосы прибоя или следовать за тропою? В это время подошел Вандага и сказал, что надо итти по тропе, потому что здесь ходят люди. Мы послушались его совета и, нимало не смутясь, стали карабкаться на кручу. Тропа шла зигзагами, но, несмотря на то, что проложена она была весьма искусно, все же подъем на гору был длинный и утомительный. Мы с орочем взобрались на вершину прибрежного хребта, а шедшие со мной стрелки немного отстали.

Ороч присел на землю, чтобы поправить обувь, а я стал осматриваться. Мы находились в хвойном лесу, состоявшем из ели и пихты с примесью лиственицы и каменной березы. Лес был старый, деревья тонкоствольные, со множеством сухих веток, густо украшенные седыми прядями бородатого лишайника.

Был прохладный осенний день. Вверху между остроконечными хвойными вершинами виднелось безоблачное голубое небо. Солнце посылало ослепительные лучи свои и как будто хотело воскресить растительность на земле. В лесу стояла такая глубокая тишина, что всякий шум, производимый человеком, казался святотатством. Я окликнул стрелков, но эхо тотчас вернуло мой возглас обратно.

Случайно я перевел глаза на моего спутника и увидел, что он замер в неподвижной позе. Вандага имел вид человека, который заметил что-то важное и тревожное.

— Что случилось? — спросил я его и оглянулся, но в лесу было по-прежнему спокойно. Тогда я повторил свой вопрос.

Ороч сделал мне знак, чтобы я молчал, потом тихонько поднял руку и указал на соседнюю пихту. А так как я все-таки ничего не видел на ней, то он осторожно придвинулся ко мне и, указав прутиком на лишайник, шопотом сказал:

— Его живой!

Я удвоил внимание и тогда заметил, что некоторые из лишайников, вследствие своей необычайной легкости и чувствительности ко всякому ничтожному движению воздуха, то поднимались, то снова медленно опускались книзу.

— Слушай! — сказал мне ороч шопотом.

Я напряг слух и, как мне показалось, действительно услышал тихие, едва уловимые ухом звуки, похожие на заглушённые крики зайца, только тоном выше и много слабее. Откуда исходили они? Сверху, с деревьев, или снизу, с земли. В лесу всегда можно слышать их в самых разнообразных сочетаниях: шопота, подавленного стона, глубокого затаенного вздоха и т. д.

— Его говори, — сказал ороч, указывая снова на лишайник, — только люди понимай нету. Не знаю, хорошо это или худо.

Я понял, что от моего ответа зависит успех нашего предприятия, и потому сказал, что погода нам благоприятствует, что наиболее трудную часть пути мы уже прошли и теперь остается только начать спуск в долину.

Слова мои как бы убедили его. Как раз в это время подошли стрелки. Ороч поднялся с земли и нехотя пошел вперед.

Наша тропа шла некоторое время по хребту. Она все время кружила, обходя колодник то с одной, то с другой стороны. Мы иногда теряли ее, но потом снова находили там, где меньше было травы.

Мы шли молча, Вандага впереди, за ним я, за мною стрелки Ноздрин и Глегола. Вдруг одна из старых елей, стоящих впереди, покачнулась, стала клониться к земле, сначала медленно, а потом быстрее, и с сильным шумом упала поперек тропы.

Наш провожатый остановился, как вкопанный, затем медленно повернулся ко мне и тоном, не допускающим возражения, сказал:

— Дальше ходи не могу. Дорогу закрывай!

Напрасно мы уговаривали его сообща. Он стоял на своем и приводил следующие доводы: первое предостережение было от лишайников, которое никто из нас не понял. Теперь упала ель, которую в таких случаях нельзя ни перерубить, ни обходить. Итти дальше значит подвергнуться явной опасности. Ноздрин стал над ним подтрунивать. Тогда Вандага рассердился и сказал:

— Ваша сам дорогу смотри, моя надо назад ходи!

Вслед за тем он повернулся и быстро пошел по тропе обратно. Задерживать его было бесполезно. Некоторое время между деревьями мелькала его фигура, дальше тропа снижалась за гребень. Через минуту он скрылся в чаще леса.

Обсудив положение, мы решили продолжать наш путь без проводника, но к великой нашей досаде мы совсем потеряли тропу и не могли ее найти вторично. Тогда, чтобы не заблудиться, мы направились к морю, но тут попали в глубокие овраги с очень крутыми склонами. Один раз Глегола чуть было не сорвался. К счастью, он вовремя ухватился за корни старой ели. Значит, надо было держаться от берега в таком расстоянии, чтобы резать овраги в самых их верховьях, но так как они были разной величины, то на обход их тратилось много времени. В довершение несчастья мы попали в такой бурелом, из которого еле-еле выбрались, сделав значительный крюк назад. Взвесив все за и против, мы решили тогда итти прямо к морю и продолжать путь по намывной полосе прибоя.