Вдовы носят траур - Гарднер Эрл Стенли - Страница 29

Скоро вам должен позвонить сержант Селлерс. Он спросит у вас о том, где я достал фотографии этой официантки Бэйби, снятой в тот момент, когда она падает на пол с полным подносом. Селлерс попытается узнать у вас, каким образом я нашел человека, который в тот вечер сделал снимки в ресторане…

— Пятнадцать минут назад сержант Селлерс уже звонил мне.

— А, черт! — воскликнул я. — И что же вы ему сказали?

— Я сказал ему правду. Я не собираюсь врать полиции.

— Вы сказали ему, что эти снимки на самом деле являются инсценировкой?

— Да. Сказал.

— Что эта инсценировка была устроена уже после того, как было обнаружено убийство?

— Да.

— Вы — болван, — сказал я ему. — Эти фотографии защищали меня от ареста. Пока Селлерс ничего не знал о происхождении фотографий, он боялся меня тронуть.

Но вы испугались, что полиция обвинит вас в убийстве, и поспешили продать меня, единственного человека, который может вытащить вас из всей этой скверной истории.

Я быстро оглядел его кабинет и обнаружил, что в нем имелась небольшая боковая дверь.

— Куда она ведет? — спросил я.

— В заднюю комнату.

— Оттуда есть другой выход?

— Из нее по узкой лестнице можно спуститься в кухню ресторана. Это сделано для того, чтобы я мог время от времени прямым ходом заходить туда и присматривать за тем, что там делается.

Я никогда так и не узнаю, о чем он мне говорил еще.

Выскочив в боковую дверь, я пробежал через заднюю комнату, скатился с лестницы в помещение кухни и через нее вышел во двор. Оттуда к улице вел длинный узкий проход, пролегающий между рядами воняющих кислятиной мусорных ящиков. Я увидел, что к ресторану подъезжает большая полицейская машина, и вернулся на кухню. Там повар-китаец нарезал лук. Я снял со стены белый халат и поварскую шапку, надел их на себя и, встав рядом с китайцем, начал тоже крошить луковую головку.

Повар взглянул на меня. По его лицу было невозможно понять, что он обо всем этом думает.

Через минуту до нас донеслись голоса с той самой лестницы, по которой я проник на кухню.

— На этот раз, — говорил Селлерс, — этому парню не отвертеться…

Он появился на кухне, раздраженно оглядел ее, брезгливо отвел глаза от двух поваров, режущих лук, и бросился к ведущей во двор двери. Я молча сунул китайцу двадцать долларов, сбросил поварскую маскировку и выскользнул из кухни через главную дверь. Из ресторана я вышел на улицу.

Возле подъезда стоял огромный автомобиль с горящей на крыше полицейской мигалкой. Его мотор работал. Я увидел приближающееся такси, придал себе небрежный вид и помахал ему рукой. Таксист подъехал ко мне. Я уже взялся за дверцу, чтобы забраться в машину, как вдруг из парадной двери ресторана как сумасшедший выбежал Селлерс. Он как заправский регбист сгреб меня в охапку и в тот же миг защелкнул на мне наручники.

— Ах ты, ублюдочный сукин сын, — сказал он, тяжело дыша. — Ах ты, вонючий Шустрик! На этот раз ты по-настоящему крепко влип.

Около нас начали собираться прохожие. Селлерс потащил меня к полицейской машине.

Когда автомобиль тронулся с места, он пробурчал:

— Ты влип вместе с твоими липовыми картинками.

— Почему же они липовые? — невинно спросил я.

Он коротко и зло рассмеялся:

— Хотел вкрутить мне в башку, что ты нашел человека, который в тот вечер сделал в ресторане целую катушку фотографий?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я говорю о том, — взорвался он, — что это липовые снимки. Это инсценировка!

— Конечно, инсценировка, — спокойно подтвердил я. — Но разве я говорил о том, что снимки были сделаны в момент обнаружения убийства. Я никогда не говорил тебе ничего подобного.

— Не говорил, — вынужден был согласиться Селлерс. — Ты вел себя таким образом, чтобы я сам пришел к ложному выводу. Ты хитрый ублюдок. Вся беда в том, что ты слишком хитрый. Но на этот раз ты перехитрил самого себя!

Неторопливо, спокойно и внушительно я объяснил ему:

— Я сделал эти снимки с определенной целью. Я хотел, чтобы кое-кто решил, будто я просто повторяю происшедшую в вечер преступления сцену. Я хотел, чтобы так думал Баффин. Но на самом деле у меня была совсем другая цель. Все эти фотографии лежат сейчас у меня в кармане.

Селлерс посмотрел на меня, снял с руля руку и вытащил конверт из моего пиджака. При этом он приговаривал:

— Давай, давай. Рассказывай свои басни. Они для меня как музыка. Очень приятно слушать твою болтовню, пока у тебя еще целы все зубы. После того что я собираюсь с тобой сделать, боюсь, ты уже не сможешь так чисто выговаривать слова.

Я демонстративно зевнул. Это совсем привело его в полное бешенство. Он разломал на части не закуренную сигару. Яростно выбросил ее ошметки в окно.

И зарычал:

— Знаю я вас всех, чертовых законников. Вы уверены, что всегда исхитритесь найти кучу законов и инструкций, которые дадут вам возможность выйти сухими из воды. Думаете, что можно нарушить закон, когда вам заблагорассудится. А если полицейский дотронется до вас пальцем, вы тут же начинаете вопить о жестокости, насилии и нарушении гражданских прав. Вы нанимаете дюжину адвокатов еще до суда и устраиваете большой шум в прессе. Черт с тобой, Дональд Лэм!

Делай что хочешь. Но я тебе сразу говорю: через пятнадцать минут всем будет известно, что ты получил некоторые телесные повреждения из-за того, что оказывал сопротивление полиции при задержании, и этим вынудил ее применить силу.

Я хранил молчание. Селлерс вел машину. Мы направлялись к полицейскому управлению. Но ему хотелось поговорить, насладиться торжеством победителя.

— Ну чего ты замолчал? — спросил он. — Почеши еще немного язык.

— С тобой неинтересно разговаривать, — сказал я. — Ты слушаешь только себя. Ты тупо интересуешься только одним: существуют или не существуют на свете фотографии того, как ты сидел в ресторане, когда там происходило убийство, и пил шампанское.

— Я имею право принять приглашение на обед, устроенный Бертой Кул.

— Чушь! Обед устроил Баффин. И не для Берты Кул.

Он бы не угостил ее даже бутербродом. Она была только подсадной уткой. Вся игра шла в расчете на тебя, сержант.

На лице Селлерса вдруг появилось нечто похожее на интерес.

— Мне эти снимки нужны были, — продолжал я, — потому, что я хотел иметь хорошую цветную фотографию официантки по имени Бэйби. Инсценировка нужна была потому, что это был единственный способ получить такие фотографии. Они необходимы мне, чтобы использовать их для опознания.

— Кого и зачем надо опознавать? — настороженно спросил Селлерс.

— Убийство Калверта несомненно связано с его прошлой жизнью. Мы о ней ничего не знаем. Поэтому мы не можем обнаружить мотив убийства. Полиция оказалась неспособной найти жену Калверта. А я ее нашел!

Селлерс на секунду даже отвел глаза от дороги.

— Ты нашел ее? — спросил он с недоверием.

Я с достоинством кивнул головой.

— Ну конечно, — сказал он с сарказмом. — Это твоя новая выдумка. Ты насаживаешь на крючок свежую приманку, чтобы поймать меня еще раз.

— В таком случае, если хочешь, попробуй найти ее сам. Своими методами.

— Ну ты мудрец! Сначала все же я хочу послушать, что мне расскажешь ты.

— Чтобы ты потом, как всегда, мог похвастать, что первым решил сложную задачу?

— Мне повезло, — саркастически сказал Селлерс. — Я выслушал тебя, и у меня сразу открылись глаза. Все тайное стало явным. Я расцвел как роза от того, что встретился с такой удачей.

— Ты называешь это удачей, — сказал я, не замечая его сарказма. — Но такими вещами мы в нашем детективном агентстве как раз и торгуем. Берта Кул называет это мозгами. На них мы и делаем деньги.

Я увидел, что сумел поколебать скепсис Селлерса.

— Ну, что там у тебя насчет жены этого парня? — спросил Селлерс.

— Женщина, которая изображала из себя жену Калверта, была…

— Изображала жену? — перебил меня Селлерс.

— Конечно. Это была липа. Иначе она бы уже давно объявилась. Или ты уже давно бы нашел ее. Конечно, если бы ты действовал правильно, ты бы все равно уже нашел эту женщину.