Право первой ночи - Айвори Джудит - Страница 21

— Че?

— Извините?

— Ох... — Ну конечно, она снова его поправляет! «Узнает». — Вы боитеся, что не все окажутся такие правильные, как вам хочется!

— «Боитесь»!

Мик обиженно умолк. Что за глупые игры!

Он раздраженно швырнул на стол карандаш, так что его острый кончик прочертил на бумаге какую-то закорючку, прежде чем замер неподвижно.

— Все, что я могу сказать, голуба, — со вздохом промолвил он, — чертовски глупо пытаться отвечать за весь белый свет. Тем более что слишком многое в нем зависит не от нас и не наша рука бросает эти кости!

Что бы он ни пытался ей объяснить, Эдвина не поняла ни слова. Однако, судя по мягкой улыбке и ласковому взгляду, мистер Тремор не имел в виду ничего обидного.

Он снова взялся за карандаш и стал выстукивать какой-то ритм, задумчиво бормоча:

— Хотя, конечно, иной раз так и подмывает схватить удачу за хвост! — И он добавил довольно игриво: — Вот, к примеру, как сейчас. Кто знает, что любой из нас может отколоть в следующую секунду?

Эдвина невольно отшатнулась. Снова мистер Тремор поймал ее на удочку своей демагогии!

Она все еще не могла сказать с уверенностью, удастся ли ей превратить крысолова в виконта, зато знала совершенно точно: этот уличный философ заговорит до смерти любого профессора.

— Не пытайтесь высказываться за меня! — сказала она. — Я не собираюсь ничего... «отколоть»!

— Но ведь могли бы?

— Ну да, могу, но не буду!

— Ох, помяните мое слово, в один прекрасный день вы себя не узнаете! — расхохотался он.

Какая глупая самоуверенность! Она раздражала Эдвину еще сильнее, чем его усы, он знал это и вел себя так, когда хотел ее поддразнить.

И вообще, что за бестолковый разговор? Она решительно взялась за ручку, чтобы вернуться к работе. Однако краем глаза следила за своим учеником.

Мистер Тремор откинулся на стуле и изгибал шею так и этак, стараясь заглянуть под стол. Он проделывал это целую неделю, не желая ничего объяснять и не отвечая на ее расспросы. Эдвина нервничала все сильнее.

Вот и сегодня она не выдержала и спросила:

— Чем вы заняты?

— Спорим на что угодно, у вас самые стройные и красивые ноги на свете! — невпопад ответил он.

— Конечности! — поправила она. — Джентльмену лучше упомянуть про конечности: верхние и нижние, а еще лучше вообще не заводить разговор на эту тему!

— Конечности? — рассмеялся он. — Вы что, лошадь? — Его карандаш продолжал отстукивать противную дробь. — Черта с два! У вас самые настоящие ноги! И я отдал бы что угодно, лишь бы на них взглянуть!

Боже милостивый! Эдвина снова опешила, загнанная в угол его бесцеремонностью.

Он отлично понимал, что ведет себя нагло! Но делал это нарочно! Злорадствовал при виде ее растерянности, как мальчишка, отрывающий лапки жуку! Однако сегодня он зашел слишком далеко. Вероятно, решил продемонстрировать свою способность «отколоть» какую-нибудь глупую шутку!

Тем временем он изогнулся, рискуя свалиться со стула, и полез под стол. Эдвина не знала, что и подумать...

Она не сразу сообразила, что так щекочет ей ногу! Его карандаш! Он водил им по башмаку, задевая самый край платья.

— Перестаньте! — Она брезгливо встряхнула ногой.

Он отвел карандаш и отстучал дробь по ножке стола, издавая какой-то звук и раздувая усы. Опять эти усы!

И вдруг она вспомнила: «что угодно»!

Лишь бы увидеть ее ноги? Подумаешь, нашел чем интересоваться! Две подпорки для ходьбы. Что еще он надеется увидеть?

Что угодно?

О нет, конечно, она не собиралась ему ничего показывать! Просто ей захотелось ответить такой же грубой шуткой, а потом извлечь из нее мораль: пока некоторые мечтают увидеть то, что им видеть не полагается, другие вынуждены видеть то, на что с удовольствием не смотрели бы вовсе.

— Мистер Тремор, а ведь вы могли бы решить этот вопрос! Вы увидите мои ноги, но лишь при условии, что сбреете усы!

Она надеялась, что это прозвучит как шутка. И он поймет: его просто дразнят.

Шутка или нет, однако он не просто застыл на месте, а выронил карандаш. Удивительно, как он вообще не свалился со стула, зависнув в самой немыслимой позе и с самым ошеломленным выражением на лице.

Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но смог лишь нервно облизнуть губы.

И Эдвине вдруг показалось, что она прочла его мысли: «Боже, неужели я увижу эти удивительные ноги, такие стройные и пропорциональные для ее тела!»

Вот так пошутила... Он явно воспринял ее слова всерьез! Чего стоит его поза, его потрясенное лицо... Эдвина нервно оправила платье и как можно ниже опустила подол.

Он снова облизал губы, как будто у него пересохло во рту.

— Простите?

Вопрос прозвучал абсолютно чисто и правильно, но это напугало Эдвину еще больше. И все же она не хотела уступать неожиданно обретенное преимущество и продолжила игру:

— Вы что, оглохли? — Его замешательство породило странный восторг и бесшабашность, и Эдвина выпалила, словно нырнула головой в омут: — Если вы сбреете усы, я подниму юбки... пожалуй, до колен, и вы увидите мои ноги! — От возбуждения у нее зашевелились волосы на голове.

— Выше колен! — тут же заявил он, всем своим видом показывая, что иначе и толковать не о чем.

— Насколько выше?

— До самого конца.

— Но только ноги! — строго напомнила Эдвина.

— Точно. Только ноги. До самого верха!

— Но ведь на мне панталоны...

— Тогда я сбрею только половину усов!

Его усы! Она расправится с его усами!

— А когда вы сбреете их целиком?

— Когда увижу целиком ваши ноги. Без панталон!

— Нет, нет! Ни в коем случае! Панталоны я снимать не стану! — Эдвина решительно качнула головой.

Кажется, он понял, что слишком далеко заходить не стоит, и поспешил уступить:

— Ладно, панталоны оставим, но юбку вы поднимете до самого верха!

Оба вдруг растерянно замолкли. Что за безумную игру они затевают? Что за глупая торговля? Но тогда почему оба так волнуются и так боятся проиграть?

Потому, что против его усов она поставила свое достоинство!

И Винни тут же утешила себя, старательно разглаживая юбки, что достоинство — понятие довольно отвлеченное, и в руки его не возьмешь, зато его верхняя губа останется без усов!

— Как долго?

— Что долго?

— Как долго я буду смотреть?

Она сердито поморщилась. Ему дай волю, так он будет глазеть на нее до самого вечера! Как бы не так!

— Минуту!

— Не пойдет! Слишком мало!

— Сколько?

— Пятнадцать минут!

Кровь, давно кипевшая в жилах, прилила к ее бледным щекам.

— Болван! Вы что, вообразили, будто я буду торчать перед вами с задранной юбкой и панталонами напоказ целых четверть часа? Какая наглость!

Судя по довольной ухмылке, возникшая в его воображении картина показалась ему довольно забавной. Ах, как она ненавидит эту его полуулыбку! И эту его ямку на щеке...

— Не меньше пятнадцати минут! И еще я должен потрогать ваши ноги...

— И не думайте, мистер Тремор! Я... — Эдвина умолкла от громкого стука, с которым опустились на пол передние ножки его стула.

Он воскликнул, тыча в нее пальцем:

— Вы, мисс Боллаш, пожелали, чтобы я... чтобы я сбрил свою мужскую гордость! Разве это не стоит того, чтобы узнать, каковы ваши ноги на ощупь?

Она растерялась. Затем попыталась поставить себя на его место...

И он следил за ней, привычно кривя рот, отчего его усы снова зашевелились. Ненавистные, отвратительные усы! Почему? Почему она так их невзлюбила?

— Так и быть, — уступила она, пока он не додумался до чего-то еще. — Десять минут! И если без этого никак нельзя обойтись, вы прикоснетесь к моим ногам... — Она помялась и решила: — В самом конце. Но помните: только к ногам! Если вы станете трогать что-то еще...

— Заметано! — отрезал он с довольной ухмылкой. — Только ноги! — Мистер Тремор захохотал, сверкая ровными зубами. — И только десять минут. Но сейчас же! Я хочу видеть их не сходя с этого места! — Он выразительно хлопнул ладонью по столу: — Милости прошу, голуба! Покажите, что у вас там под юбками!