Смерть таится в рукаве - Гарднер Эрл Стенли - Страница 17

— Что ж, — подчеркнуто холодным тоном произнес Диксон. — Это, пожалуй, все, мистер Клейн. Прошу вас, не выезжайте из города, не получив предварительного разрешения от меня лично.

— Это что, надо понимать — домашний арест? — поинтересовался Терри Клейн.

— Ну зачем же так, — вмешался инспектор Мэллоу. — Вы свидетель, мистер Клейн. Мы рассчитываем на вашу помощь.

— Кроме того, мистер Клейн, — сухо добавил прокурор, — нам бы хотелось верить в то, что в своей помощи вы нам не откажете!

Глава 6

По пути домой Терри два раза просил таксиста остановить машину для того, чтобы позвонить в мастерскую Веры Мэтьюс. К телефону никто не подходил. Выйдя из второго по счету телефона-автомата, он сел в поджидающее его такси.

— Постойте здесь минутку, — сказал Терри таксисту, откидываясь на спинку сиденья.

Шофер пытливо посмотрел на него:

— Прямо здесь, у тротуара?

— Да.

— Мотор выключить?

— Нет.

Терри устремил взгляд на блестящую металлическую стойку бокового зеркала и, вспомнив полученные на Востоке уроки, попытался достичь состояния концентрации.

Однако он обнаружил, что не способен полностью отрешиться от окружающего его мира. Навязчивый рокот мотора, назойливый стук каблуков спешащих прохожих, пронзительные звуки автомобильных гудков, рев мчащихся мимо машин — все это отвлекало его. И когда он усилием воли постарался все-таки сосредоточиться на тех фактах, которые ему хотелось проанализировать, он вдруг почувствовал, что шум улицы властно уводит его внимание от главного, задерживая мысли на второстепенном, постороннем. А ведь на Востоке его не раз предупреждали, что именно рассеянность внимания является основной помехой в достижении состояния концентрации.

В его сознании вдруг возникли картины прошлого: унылые стены монастыря, безжизненные, покрытые снегом горные вершины, обрушивающиеся вниз, на камни, водопады, сумрак кельи, чашка вареного риса, сушеная рыба, хрупкая тоненькая девушка-славянка, чьи смеющиеся глаза и алые губы будоражили его воображение, подобно смутному, едва уловимому запаху благовоний, принесенному внезапным порывом ветра.

Он вспомнил, как узнал о сокровищах древнего города, как отправился на их поиски, как по дороге туда на него напали бандиты, как после долгих мытарств добрался до монастыря. Наконец он вспомнил о том, как познакомился со своим будущим Наставником, этой удивительной, непостижимой личностью: просветленное лицо, внимательный сосредоточенный взгляд, покой и вместе с тем необычайная внутренняя сила, исходившие от него, навевали мысль о заснеженных пиках гор на рассвете и медленно плывущих над ними облаках. Терри вспомнил слова учителя, который всегда говорил тихим, размеренным голосом, как человек, который полагается на логику в уверенности, что не нуждается в сложных словесных формах, чтобы донести свои мысли до сознания ученика.

«Ум — хороший слуга, но плохой наставник. Когда он недисциплинирован, он похож на капризного и непослушного ребенка. Память должна быть слугой сознания. Слишком часто она становится его хозяином. Недисциплинированный ум отказывается сосредоточиться на какой-либо одной мысли, он распыляется на сотни других, посторонних мыслей. Эти мысли удерживаются в памяти. Будучи не в состоянии избавиться от них, человек теряет часть своей скрытой силы, их можно уподобить специально вырытым для орошения полей канавам, которые отбирают воду у рек. Ум человека, которому за сорок и который живет в условиях современной цивилизации, засорен таким количеством паразитических мыслей, что не может использовать свою природную способность к сосредоточению более чем на тридцать процентов — мысли о работе, о домашних неурядицах проделывают в его сознании дырочки, через которые тонкими струйками убывает мыслительная энергия, лишая ум человека изначальной силы».

Терри не знал о прошлом этого загадочного Наставника, даже не знал, сколько ему лет. Этот человек прекрасно говорил по-английски и мог с равной легкостью изъясняться на нескольких китайских диалектах. Было очевидно, что он на собственном опыте познал цивилизацию и научился презирать ее. Всегда безмятежно спокойный, он жил скромно и уединенно, иногда посвящая свое время ученикам, которые в неудержимом стремлении к истинному знанию совершили столь долгое и трудное паломничество в монастырь.

Шофер такси слегка развернулся на своем сиденье и изумленно уставился на отчужденное хмурое лицо Клейна.

Внезапно Терри рассмеялся.

— Что это вы? — спросил шофер с явным облегчением, убедившись, что смех у Терри самый обыкновенный, как у всех людей.

— Да просто увидел вдруг свое лицо в зеркале заднего вида, — объяснил Терри. — Увидел и испугался.

Шофер такси кивнул:

— Я было подумал… даже слова не подберу… У вас был такой бессмысленный взгляд, ну прямо как у идиота. Вы уж не обижайтесь, мистер!

— Как вас зовут? — спросил Терри. — Сэм Лебовиц.

— Ладно, Сэм, — сказал Терри, — если у вас когда-нибудь возникнет желание научиться сосредоточивать свое внимание на каком-то одном предмете, вспомните о хмуром сердитом взгляде, который, правда, является не признаком глубокой внутренней сосредоточенности, а проявлением слабости. Достичь состояния концентрации можно только в том случае, если человек абсолютно уравновешен — и умственно, и физически. Хмурое выражение на лице свидетельствует о том, что разум пребывает в смятении. Впрочем, все это, Сэмми, жуть как сложно!

— Ладно, приятель, если ты все-таки хочешь, чтобы я отвез тебя к доктору… — Таксист вновь насторожился. Терри сдавленно прыснул.

— Это, наверное, из-за вчерашней вечеринки. Похоже, лишнего хватил. — Терри с удовлетворением отметил, что лицо водителя тотчас же смягчилось. — Постоим еще минутку, Сэмми, я попробую собраться с мыслями.

Лебовиц поудобнее расположился на сиденье, достал из кармана пачку сигарет, с довольным видом взглянул на включенный счетчик и вежливо сказал:

— Как прикажете, босс! — Ему не раз приходилось возить людей, которые туго соображают с похмелья.

Терри поднял глаза и вновь посмотрел в боковое зеркало. На сей раз на его лице не было и следа хмурости. Казалось, он спит с открытыми глазами — настолько мускулы его лица были расслаблены.

Он дышал спокойно и размеренно, не предпринимая никаких усилий сосредоточить внимание, пока не достиг состояния полного спокойствия и безмятежности. Потом, когда внешние раздражители угасли сами собой и он перестал воспринимать и замечать несущиеся мимо машины, спешащих пешеходов, водителя такси, ему наконец удалось выстроить цепочку из событий и фактов, которые он принялся анализировать с методичностью биолога, рассматривающего под микроскопом срезы живых тканей.

Сначала надо было по порядку разобраться, кто реально имел доступ к его квартире, а следовательно, и к «слив-гану»: Ят Той, чья преданность была вне всяких сомнений и который не остановился бы даже перед убийством, если бы кто-нибудь попытался обидеть Терри или любого дорогого ему человека; Леверинг, который в своей неприязни к Терри, граничащей с ненавистью, мог пойти на что угодно; Соу Ха, которая пожертвовала бы собственной жизнью, чтобы защитить его, но которая вследствие какого-то непредвиденного поворота событий, вероятно, оказалась во власти Мандры. Соу Ха, несмотря на ее вполне американские манеры и образ жизни, была все же уроженкой Востока и превыше всего ценила понятие «честь». Если бы Мандра стремился использовать свою власть над Соу Ха для того, чтобы оказывать давление на ее отца, вполне можно допустить, что девушка отправилась к Мандре прямо домой, внешне сдержанная и любезная, но исполненная решимости отомстить ему.

Далее — Альма Рентон, которая решилась бы на любой шаг, только бы оградить свою сестру, Синтию, от необходимости расплачиваться с жизнью той ценой, какую жизнь так непреклонно требует от людей, имеющих обыкновение относиться к ней чересчур легко.

Наконец, сама Синтия Рентон, эмоциональная свободолюбивая натура, которая всем своим существом не приемлет никакой зависимости, тем более власти над собой, и ведет себя подобно ежу, который, стоит к нему прикоснуться, тотчас выпускает иголки.