Серебряная книга романов о любви для девочек - Чепурина Мария Юрьевна - Страница 6

Глава 5

Соцiалистъ и бунтовщикъ

– А, это ты, Люба ! Заходи. Я отыскала кое-что занятное.

Багрянцева вошла в музей и прикрыла дверь. Ее охватило сладостное нетерпение.

– Садись за стол, – пригласила заведующая. – Видишь ли, – продолжила она, присаживаясь рядом, – фамилия Рогожина казалась мне знакомой. Но откуда? Просмотрела личные дела начала века – нет. В журналах тоже нет. Хотя журналов этих раз, два – и обчелся. Может, думаю, и у меня эта фамилия зацепилась оттого, что как-то напала на его экслибрис в книге? А потом вспомнила. Мне год назад попался один документ. Очень любопытный. Вот, глянь.

Инга Альбертовна открыла папку. Там лежал желтый, ветхий лист бумаги.

– Читай так, не вытаскивай. Видишь, он рассыпается.

Люба склонилась над листом. Чернила расплылись, но почерк автора был очень аккуратный – так даже Михеевой не написать. Линии букв, идущие вверх, выглядели тонкими, как волосы; те, что вниз, – напротив, весьма основательными. В первый момент даже показалось, что это не русские буквы. Нет, они, только невероятно изящные и разукрашенные всякими завитками. Конечно, пара-тройка букв, вышедших из употребления. Но, в общем, все читалось:

«Г-ну Iорданскому, директору мужской гимназiи, донесенie.

Довожу до Вашего сведенiя, что г-нъ Рогожинъ, учитель русскаго языка, имеющий жительство в стенахъ гимназiи совместно со своею женою Евлампiею Андреевною, есть соцiалистъ и бунтовщикъ, дерзающiй покушаться на порядокъ и на волю Государя. Въ своей комнате онъ хранитъ запрещенныя книги и смущаетъ юные умы своеею революцiонною заразою. Посему прошу не оставить сего донесенiя без вниманiя.

С почтенiем,

ученикъ 7-го класса I вановъ

26-го февраля м-ца 1917 г.».

– Это же надо! – возмутилась Люба. – В седьмом классе, а уже доносчик!

– Ну вообще-то, – улыбнулась заведующая, – тогдашний седьмой класс – это не нынешний. По тем временам семиклассник – это выпускник. Лет шестнадцати-семнадцати.

Багрянцевой не стало легче от этого. Что же теперь, она только-только напала на след своих родственников, а выясняется, что они стали жертвой доноса? Значит, их посадили в тюрьму? Или даже казнили?..

– Не думаю, – вновь улыбнулась Инга Альбертовна. – Посмотри на дату.

– Двадцать шестого февраля семнадцатого года. Ну и что?

– Неужели ты не знаешь, что тогда случилось?

– Хм… Была революция. Но ведь это в октябре. За это время… восемь месяцев… Рогожина с женой могли повесить!

– Ошибаешься. В октябре к власти пришли большевики. Революция же началась раньше.

– Когда?

– Двадцать седьмого февраля.

Тут Люба чуть не рассмеялась:

– Да, этот Иванов успел вовремя со своим доносом! Еще бы день!..

– Вот-вот! Так что не бойся. Вряд ли с ними что-нибудь случилось. Если и арестовали – все равно второго марта царь отрекся от престола. Некого стало свергать.

Любе сделалось весело. Вот, наверно, этот Иванов сдулся, когда узнал, что революция! Да ему и самому небось влетело от новой власти! Но главное – Рогожин, тот загадочный «Ф.П.», владелец книги, был тем самым «героем», что увез Евлампию! И он оказался честным человеком! После побега Евлампии прошло лет пять, а она все так же оставалась с ним и, судя по доносу, на самых законных основаниях!

– Значит, книга из его библиотеки перешла школе, так как он здесь работал? Может быть, Рогожин подарил ее? Или завещал?

– Или просто оставил, когда уходил. После революции он тут точно уже не работал. Нет в списках.

Люба призадумалась.

– А почему они жили «в стенах гимназии»? Нищие, что ли?

– В то время это была довольно обычная практика. В музее есть несколько фотографий с изображением преподавателей в их комнатах. Жаль, они не подписаны. А наш Рогожин, думаю, был не бедней и не богаче всех других учителей гимназии.

– А как они вообще жили, учителя, в то время? – поинтересовалась Люба.

– Ох, – вздохнула заведующая. – Ну как, как… Когда они у нас хорошо жили? Не умирали с голоду – и то ладно.

«С милым рай и в шалаше, – сказала себе Люба. – Главное, что он ее не бросил». А вслух спросила:

– Где же они жили? В какой комнате? А может, как раз здесь, а, Инга Альбертовна?

– Ну уж чего не знаю, того не знаю.

Кто-то постучал в дверь. Ох, не полиция ли это? Придерживая длинную юбку, Багрянцева помчалась открывать.

На пороге стоял взъерошенный парень, снявший фуражку и нервно разглаживающий свои взмокшие волосы. Строгий мундир, золотистые пуговицы… «Гимназист, – догадалась Люба. – Наверно, семиклассник».

– Добрый день, товарищ! – услышала она за спиной голос.

Обернулась.

Посреди бедной комнаты с печкой, столом, покрытым белой скатертью, и с изящными, но далеко не новыми «венскими» стульями стоял Саша Яблоков, Дианин сосед по парте. На нем были сюртук, серые брюки, жилетка – все скромно, но аккуратно, вылитый учитель.

– Я пришел вернуть вам вашу книгу, – сказал гимназист.

– Прочли?

Гимназист протянул томик Карамзина в красном кожаном переплете.

– Милая, сделай нам чаю, – сказал Саша.

От слова «милая» у Любы покраснели уши. Вдруг до нее дошло: это вовсе никакой не Яблоков, а Ф.П. Рогожин, учитель словесности. А она – никакая не Люба, а его жена Евлампия!

– Присаживайтесь, Иванов, – сказал учитель.

Тут Любу как током ударило.

– Не слушай его, он предатель, предатель, он на тебя донос написал!

Рогожин с Ивановым повернулись к ней и удивленно уставились на нее.

– Донос написал! Директору школы! – кричала Багрянцева.

На их лицах читалось, что они не верят.

Люба закричала громче, замахала руками…

Проснулась.

И сразу же вспомнила, что на сегодня намечены два визита к предполагаемым родственникам.

Когда Люба рассказала дома о своем открытии, родители воодушевились. «Кто бы мог подумать, что у нас тут такой следопыт!» – восклицал папа. Решили, что определенно стоит поискать родственников. За несколько дней папа сумел выяснить в милиции, что в городе имеются несколько человек с такой фамилией. Во-первых, это семья – муж, жена и дети. По телефону они сообщили, что приехали сюда недавно, никакой родни не ищут и вообще попросили их не беспокоить. Во-вторых – одинокий старик, который сразу изъявил желание пообщаться. В-третьих – женщина средних лет; ее также удалось уговорить побеседовать.

Люба встала, пошла умываться. «Надо же было присниться такому!» – думала она, ворочая во рту щеткой.

Потом вернулась к себе в комнату и склонилась над столом. На нем лежала кипа старых фотографий. Прабабушки, прадедушки, их дяди, тети, девери, свояченицы – Люба не знала даже, что дома есть столько сокровищ. Мама вчера разыскала их среди вещей, еще не распакованных после приезда.

Одна из фотографий волновала Любу больше всех. Девушка лет семнадцати в длинной, невероятно узкой юбке, белой блузке с высоким воротом и рукавами, очень пышными у плеч, но обтягивающими запястья. Лицо у девушки было чуть смущенным, черты его – простыми, но приятными, и, что важней всего, похожими на Любины. В руках она держала сложенный зонт-трость. То, что перед ней кокетка, Люба поняла сразу: шляпа у Евлампии – это, разумеется, была она, – наверно, достигала метра в диаметре.

Надпись внизу: «Ателье А.А. Агеева. 1910 годъ».

Вероятно, тогда Евлампия еще не знала своего суженого. Жена школьного учителя вряд ли могла себе позволить носить такие шляпы…

«Надо будет показать этот портрет Инге Альбертовне, – подумала Багрянцева. – А вдруг в музее что-нибудь похожее отыщется!»

Вчера она весь вечер изучала фотокарточки. Неудивительно поэтому увидеть такой сон. Но только как там оказался Саша?.. Да еще в роли ее мужа!

Лучше, пожалуй, сохранить это в секрете от всех.

К Рогожину Багрянцевы явились в полдень. Старик – лет восьмидесяти пяти на вид – был страшно рад. Судя по всему, никто его не навещал. Шаркая ногами, дед перетащил из кухни чайник, сервиз, баночку с вареньем – все несмотря на протесты родителей и их предложение помочь. Нет, они гости, и он все будет делать сам!