Цезарь Каскабель - Верн Жюль Габриэль - Страница 2

— А ведь, должно быть, замок трудно отпереть, если только, конечно, он хорошо запирается? — спросил Жирофль.

— О, ты вполне прав, — ответил Каскабель и властным, не допускающим возражений тоном прибавил: — Сегодня я угощу вас. Вот вам доллар, бегите и купите чего-нибудь вкусного к завтраку!

Через минуту Жан, Сандр и Наполеона шли в город в сопровождении Жирофля, который захватил с собой корзину для провизии.

— Теперь поговорим, Корнелия, — сказал Каскабель.

— О чем, Цезарь?

— О чем?.. Но ведь надо же выбрать слово для замка. Не потому, чтобы я не доверял детям, вовсе нет! Они у нас с тобою образцовый народ, а Жирофль — сама честность. Но все-таки это слово должно быть секретным.

— Выбери какое угодно слово.

— Так тебе все равно?

— Решительно.

— Я бы взял чье-нибудь имя.

— Вот и хорошо, возьми свое.

— Невозможно, оно слишком длинно. Надо всего четыре буквы.

— Так отбрось лишнее. Ведь мы вольны взять любое…

— Браво, Корнелия, чудесная мысль! Тогда мы возьмем четыре последних буквы твоего имени.

Сундук был заперт словом «Элия», и теперь открыть замок мог лишь знающий секрет.

Через полчаса вернулись дети и принесли всякой провизии: ветчины и солонины, нарезанных аппетитными ломтями, овощей, поражающих в Калифорнии величиной, — картофель чуть не с дыню, огромную морковь, немного цветной капусты, и, кроме того, пенистого пива и бутылку шерри на десерт.

Корнелия со своим неизменным помощником, Жирофлем, живо принялись готовить завтрак. Стол накрыли во втором отделении, служившем столовой и залой. Температура там была довольно сносная, потому что тепло шло из соседнего отделения, где помещалась небольшая кухонная плита. В этот день семья позавтракала с особенным аппетитом.

После завтрака Каскабель обратился к домашним с речью, которая по тону походила на его обычные обращения к публике перед представлениями:

— Завтра, дети, мы покинем Сакраменто, превосходный город, достойные жители которого относились к нам так благосклонно. Но Сакраменто — в Калифорнии, Калифорния — в Америке, а Америка все-таки не Европа. А в Европе находится Франция, и уже давно нам пора увидеть ее после многолетнего отсутствия. Скопили ли мы себе состояние? По существу говоря, нет. Но у нас есть известное количество долларов, которое, превратившись в французские монеты, поможет нам добраться до Франции. За твое здоровье, Корнелия!

Корнелия Каскабель наклонила голову в благодарность за дружеский тост мужа.

— Пью также за наше счастливое путешествие! Да будет милостив к нам попутный ветер! — прибавил Каскабель, наливая в стаканы остатки чудесного шерри. — А пожалуй, Жирофль, ты возразишь мне, что по уплате путевых издержек у нас вряд ли что-нибудь останется в нашем сундучке?..

— Смотря по цене билетов на корабле и по железным дорогам…

— По железным дорогам, то есть по рельсам, как говорят янки,[6] — воскликнул Каскабель. — Ну, я не так прост и наивен! Я рассчитываю хорошо сэкономить, если мы от Сакраменто до Нью-Йорка поедем в нашем фургоне. Что значит несколько сот лье[7] для членов семьи Каскабель, которым не в диковину мотаться по белу свету!

— Я думаю! — ответил Жан.

— Какая будет радость увидеть вновь Францию! — сказала Корнелия Каскабель.

— Да, Францию, дети, — подтвердил Каскабель, — которой вы еще не видели, потому что вы родились в Америке. Наконец-то вы ее узнаете!

— И, быть может, это будет наше последнее путешествие, — добавила Корнелия.

Отъезд был решен. Оставалось закончить кое-какие приготовления, чтобы на следующий день с первыми лучами солнца покинуть Сакраменто.

Знаменитый сундучок был запрятан в надежном месте, в задней комнате фургона.

— Там мы можем присматривать за ним и днем и ночью, — сказал Каскабель.

Глава вторая

СЕМЬЯ КАСКАБЕЛЬ

Каскабель!.. Знаменитое имя, известное во всех частях света и «других местах», как гордо заявлял достойный носитель этого имени.

Цезарь Каскабель, уроженец местечка Понторсон в Нормандии,[8] был истым нормандцем, тонким, хитрым и изворотливым.

В описываемое время Каскабелю было ровно сорок пять лет. Он родился в семье странствующего клоуна и потерял свою мать в день рождения. Колыбелью ему служил короб, который отец его таскал за плечами, переходя вместе с труппой с одной ярмарки на другую.

Через несколько лет умер и отец. Труппа приютила мальчика, и детство его прошло в обучении ремеслу клоуна: гримасам, опасным прыжкам и т. п. Он был последовательно клоуном, гимнастом, акробатом, атлетом, пока, наконец, женившись на Корнелии Каскабель, урожденной Вадарас, из Мартига в Провансе,[9] не сделался отцом трех прелестных детей и директором артистического семейства Каскабель.

Цезарь Каскабель обладал огромной силою и ловкостью. Конечно, камень, который катится, мхом не обрастает, но зато по дороге он полируется, углы его округляются, и под конец он делается гладким и блестящим. Так и Цезарь Каскабель; за те сорок пять лет, когда он «катился» по дороге жизни, он так обтерся и отполировался, что, благодаря своей смышлености, узнал жизнь до тонкости. Во время своих странствований по Европе и Америке, в разных голландских и испанских колониях, он научился говорить чуть не на всех языках, даже на тех, «которых не знал», как хвастался он, уверяя, что выразительные жесты вполне заменяют слова.

Цезарь Каскабель был прекрасно сложен, рост имел выше среднего. Развитые и упругие мускулы его свидетельствовали о большой силе и ловкости. Жесткие курчавые волосы шапкой покрывали голову. Обожженное солнцем и обвеянное ветрами всех стран лицо его было украшено пушистыми усами и крошечными бакенбардами. Голубые глаза, очень живые и проницательные, но вместе с тем добрые, и прекрасно очерченные губы дополняли портрет его. Перед публикой это был чуть не Фредерик Леметр,[10] с плавными жестами, необыкновенными позами, ораторскими приемами; но в частной жизни это был простой, естественный и обожающий свою семью человек.

Здоровье у него было прекрасное. Если с годами ему и пришлось оставить ремесло акробата, то там, где требовалась, как он говорил, «работа мышц», он был просто замечателен. Кроме того, у него был особенный дар — он был искусный чревовещатель.

Чтобы докончить портрет Цезаря Каскабеля, надо прибавить, что у него была слабость ко всяким полководцам вообще и к Наполеону в особенности. Наполеон был его «идеал». Поэтому он никогда не согласился бы «работать» перед английской королевой,[11] «хотя она несколько раз приглашала его через своего мажордома», говорил он довольно часто, пока наконец сам не поверил этому.

Цезарь Каскабель не был каким-нибудь знаменитым директором цирка, как, например, Франкони, Ранси или Лояль, у которых были целые труппы наездников, наездниц, клоунов и жонглеров. Это был просто странствующий акробат, дававший свои представления в хорошую погоду — на чистом воздухе, а в дурную — в палатке.

Сколько ему пришлось перенести лишений, чтобы собрать денег для возвращения во Францию! Но наконец самое трудное было сделано, и семья Каскабель могла возвратиться в Европу.

Цезарь Каскабель ни перед чем не останавливался. Препятствий для него не существовало, осложнения — бывали, но бороться с ними он даже любил и, подражая одному из маршалов Наполеона, говаривал: «Я пролезу и в игольное ушко». И был прав.

Корнелия Каскабель, урожденная Вадарас, чистокровная провансалка, несравненная ясновидящая, премьерша электрических женщин, вышедшая победительницей на конкурсе женской борьбы в Чикаго, куда были приглашены атлетки со всего мира.