Рыба ушла с крючка - Гарднер Эрл Стенли - Страница 5

– И вот что я тебе посоветую: включи-ка телевизор и послушай рекламу – несколько фирм предложат тебе хорошие таблетки для прочистки бронхов, чтоб ты так не хрипел и не сипел. Ты ведь чухаешь, как старый паровоз с прохудившимися клапанами. Правда, я допускаю, что это часть циркового представления, которое ты разыгрываешь. Стоишь перед зеркалом, напустив на себя зловещий вид, дышишь сквозь зубы и думаешь: «Ох и здорово же я напугал эту бабенку!»

Я рассмеялся.

Дыхание еще секунду-другую продолжалось, затем трубку на том конце провода положили.

– Он положил трубку? – спросила Мэрилин, увидев, что я кладу трубку на рычаги аппарата.

Я утвердительно кивнул и, не выключая магнитофона, набрал УЛ 3-1212 – «Службу времени». Через несколько секунд женский голос объявил: «Время – 5 часов 17 минут 10 секунд». Затем пауза и: «Время – 5 часов 17 минут 20 секунд…»

Я положил трубку, отключил магнитофон и точно поставил часы.

– Зачем вам это? – спросила Мэрилин.

– Вы имеете в виду подключение магнитофона?

– Зачем вы фиксируете время?

– Изучаю периодичность звонков и время, когда звонят. Так можно кое-что узнать.

– Не понимаю, – сказала она.

– Обычная полицейская процедура. В случае, допустим, серии ограблений полиция втыкает в карту булавки, обозначая места преступлений. Причем используют булавки с головками разного цвета, обозначающими разное время суток, затем изучают скопление булавок по месту и времени, и таким образом проясняются кое-какие привычки преступников.

– Но я не вижу, в чем фактор времени может здесь помочь.

– Мы получили записанный на пленку хронометраж тяжелого дыхания, это тоже может пригодиться. А как насчет обеда?

– Я вас угощаю, – сказала она. – У меня есть деньги на расходы. Или вы, быть может, предпочитаете, чтобы я передала деньги вам и для вида счет будете оплачивать вы?

– Платите вы, – сказал я. – Пусть расходы пойдут на ваш счет, а не на мой. Моя партнерша весьма чувствительна ко всему, что касается денежных счетов. Она придет к девяти вечера. Мы к тому времени уже вернемся или давайте позвоним ей и предложим присоединиться к нам и пообедать вместе.

– Нет, я хочу поесть пораньше, – сказала она. – Но тут есть одно обстоятельство… Один, так сказать, щекотливый вопрос. Мне бы хотелось принять душ и переодеться.

– Там у вас спальня? – спросил я, указывая взглядом на дверь.

– Да.

– А ванная не там?

– Там.

– А другого выхода из ванной нет?

– Нет.

– Ну, идите принимайте душ, – сказал я. – Дверь оставьте открытой, я не буду смотреть, но в случае беды услышу ваш крик. Кроме того, отсюда я могу проследить, чтоб никто не взобрался по пожарной лестнице и не влез в окно.

– Таких опасных происшествий здесь никогда не бывало. Звонки и письма – больше ничего.

– Но мы не можем рассчитывать, что и дальше они этим ограничатся, – сказал я. – Я ваш телохранитель.

– Понятно. Я – тело, вы – его хранитель.

– Приблизительно так оно и есть.

– Звучит весьма интимно, – сказала она. – Мне кажется… Да, впрочем, я уже как-то привыкла к этому, и мне даже начинает нравиться… Я чувствовала себя такой одинокой и изолированной, а вот теперь здесь вы, и я… Теперь у меня такое чувство, что вы – надежный, уверенный в себе мужчина и знаете, что делаете.

– Благодарю.

– Что собой представляет ваша партнерша? Она симпатичная женщина?

– Нет.

– Не симпатичная? – удивленно переспросила Мэрилин.

– Берта отнюдь не стремится произвести приятное впечатление.

– А к чему она стремится?

– К делу, к результату и наличным.

– Сколько ей лет?

– Где-то около шестидесяти, возможно, пятьдесят пять.

– Толстая?

– Как рулон колючей проволоки.

– Физически сильная?

– Как бык.

– Скажите, Дональд, вы ей нравитесь?

– Иногда мне кажется, что-то такое есть, – сказал я. – А иногда я думаю, что она меня ненавидит всеми фибрами души. Я довожу ее до бешенства.

– Почему же, Дональд?

– Потому что у нее своя колея рассуждений и она норовит и меня затащить туда же, а я по чужой колее ездить не намерен.

– У вас интересная, образная манера выражать свою мысль. Мне это начинает нравиться. Вообще, я сегодня чувствую себя намного лучше.

– Давайте двигайте под душ, – сказал я.

Через четверть часа телефон снова зазвонил.

– Что будем делать? – громко спросил я. – Хотите, я подойду?

– Бога ради, не надо, – откликнулась она из ванной. – Если это моя мама – и вдруг ей отвечает мужчина!.. Мне придется ей долго объяснять, кто да почему. Не подходите, я сама отвечу.

Телефон продолжал названивать. Я услышал шлепанье босых ног, затем она проскользнула мимо меня, наспех закутанная до подбородка в махровую простыню. Правой рукой она придерживала простыню, а левой подняла трубку.

– Алло! – сказала она, и я увидел, как она одеревенела, а затем кивнула мне.

Я подошел, и она передала мне трубку. Я включил магнитофон.

С другого конца провода донеслось тяжелое дыхание. Иных звуков не было.

Я сказал:

– Ты что-то зачастил сегодня, а? Как твои бронхи? Я вижу, что в тот раз я задел тебя за живое и ты жаждешь реванша. Но тебе смелости не хватает действовать в открытую, вот ты опять и взялся за свои любительские телефонные фокусы.

Мэрилин Чилан стояла рядом со мной, совершенно зачарованная моими монологами. Забыв о своем более чем скудном наряде, она глядела, как крутится бобина с пленкой. Я держал магнитофон в режиме громкой записи, поэтому она могла слышать все, что идет с телефона на пленку.

Я продолжал:

– Одно дело – пугать женщин детской чепухой, и совсем другое, когда против тебя – мужчина. Ну, почему же ты не действуешь открыто, трусливая крыса? А может, ты вообще баба, одна из тех отчаявшихся тварей, которой господь не дал нормальной половой жизни? Или у тебя никогда не было мужика, достойного этого названия, оттого ты и рехнулась от зависти к нормальным бабам, которые спят с мужиками? Ты из тех или из этих?

В трубке раздался мужской голос:

– Ну, ты ловкач, ну, сукин сын! Погоди, я еще с тобой расправлюсь, я тебе…

На том конце провода швырнули трубку.

Я набрал номер «Службы времени».

Девичий голос произнес: «6 часов 5 минут 40 секунд… 6 часов 5 минут 50 секунд…»

Я положил трубку и отключил магнитофон.

– Все в порядке, Мэрилин, – сказал я. – Мы теперь знаем, что он – мужчина, и знаем, что он обидчив. Не выдерживает, когда его слишком подкалывают.

Она стояла рядом, глядя на меня большими, округлившимися глазами.

– Дональд, вы – чудо! Просто чудо…

Вдруг она спохватилась, увидев, что махровая простыня на ней разошлась, подхватила ее обеими руками и, вскрикнув: «О боже!» – унеслась обратно в ванную.

Я сверил свои часы с сигналом службы времени – разница была в пределах двух секунд.

Мы пошли обедать. Когда в 8.45 мы вернулись, нас ждало под дверью заказное письмо «с вручением адресату».

Я посмотрел его на свет и убедился, что там опять наклеены угрозы, составленные из вырезанных газетных букв.

– Распечатывать не будем, – сказал я.

– Не вскроем? Почему? – спросила Мэрилин.

– А зачем? Мы и так знаем, что в нем.

– Я знаю, но все же хочется посмотреть. А вдруг вы найдете в нем какой-нибудь ключик ко всему этому делу?

– Нет, нет нужды. Когда мы вычислим этого гада, мы привлечем его к суду за использование почты с целью рассылки угрожающих писем. Если же мы вскроем конверт сейчас, он сможет заявить, что мы сами себе посылали пустые конверты, а потом вкладывали в них наши собственные угрожающие послания, чтобы свалить это дело на него. Поэтому одно письмо мы нарочно оставим в том виде, в каком оно прошло через почту, – запечатанное, проштемпелеванное, с погашенной маркой и штампом «Заказное с вручением адресату». И пусть окружной прокурор вручит его присяжным в таком виде, как оно есть сейчас, а один из присяжных его распечатает и прочтет. Это лучший способ доказать, что оно действительно было послано по почте.