Библия Раджниша. Том 3. Книга 1 - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 32

Мне вспоминается одна история. Умирал Великий Учитель. Он позвал своего главного ученика и прошептал ему на ухо: «Запомните одну вещь, никогда, никогда не держите кошку в доме», - и умер!

«Что же это за послание?.. И для этого вы позвали меня: "Никогда не держите кошку в доме"?» Главный ученик справился у нескольких стариков, ведь, может быть, в этом был какой-то смысл. «Может быть, это какое-то кодовое слово, иначе, зачем он сказал его? И он умер, не дав никакого объяснения. Я как раз собирался спросить: "Почему вы против кошек? Вся ваша жизнь... и это ваш окончательный вывод из всех ваших учений, упражнений, писаний: не держите кошку в доме!"».

Один из стариков сказал: «Я знаю, в чем дело. Это послание было дано ему и его учителем, потому что его учитель имел неприятности из-за кошки». Старый учитель жил вне деревни. У него было только два... это очень трудно перевести, потому что ничего подобного на Западе не существует. У вас есть нижнее белье, в Индии носят ланготы - просто полоски ткани. Надевать их легко. Это просто длинная полоса ткани, которую вы оборачиваете вокруг себя, и она действует, как нижняя одежда или как единственная одежда. Для монахов это единственная одежда.

У него было только две этих единственных одежды — так я перевожу слово ланготы, - но проблема была в том, что там водились крысы, и они портили его единственную одежду. Он спросил кого-то из деревни: «Что делать с этими крысами? Они такие хитрые?»

Человек сказал: «Все очень просто. У себя в деревне мы держим кошек. Вам нужно завести кошку! Я принесу ее вам. Она покончит со всеми этими крысами, и ваша единственная одежда будет спасена».

Старый учитель сказал: «Такое простое решение». Кошку принесли. Она действительно сделала свое дело, она покончила с крысами, но осталась проблема, которая заключалась в том, что кошка была голодна и требовала молока. Она постоянно сидела голодная перед монахом. Кошки, когда они голодные, выглядят очень несчастными. Она сделала свое дело и, не умея говорить, как бы говорила: «Я выполнила все твои задания, покончила со всеми крысами, но теперь я голодна».

Поэтому старый учитель снова спросил: «Что же делать теперь? Кошка сидит передо мною, смотрит на меня голодными глазами: "Дай мне еды, иначе я уйду, и тогда крысы снова вернутся". Она не говорит всего этого, но я вижу по ее глазам, что она угрожает мне. Мне нужно немного молока».

Человек сказал: «Вам каждый день придется ходить за молоком, поэтому я дам вам мою корову. У меня много коров, я могу дать вам одну».

Он привел корову, но проблемы продолжали нарастать: теперь корове нужна была трава. Он снова пошел в город, и городские сказали: «Вы странный парень - проблемы за проблемами, проблемы за проблемами. Почему бы вам не начать выращивать что-нибудь рядом с вашей хижиной? Так много земли лежит невозделанной. Мы дадим вам семена; возьмите семена и начните выращивать что-нибудь. Это и вам поможет; вы будете есть что-нибудь, корова будет есть что-нибудь».

Поэтому он, бедняга, начал сеять какие-то семена. Но опять возникла огромная проблема: урожай нужно собирать. А он ведь был монахом; ему не полагалось заниматься всякими такими делами. Но одно дело тянуло за собой другое. Он пошел в деревню и сказал: «Это трудно. Теперь вот нужно убирать урожай; у меня нет никаких инструментов, мне понадобятся помощники».

Люди сказали: «Послушайте, мы устали от вас. Вы совершенно никчемный человек; вы не можете найти решения ни одной проблемы. Что же, мы должны решать все за вас? Это просто: одна женщина у нас овдовела и она вполне способна позаботиться о вас, вашей корове, вашем урожае, вашей кухне, обо всем - о кошках, о крысах... Она вполне опытная женщина».

«Но, - сказал он, - я монах».

Ему сказали: «Забудьте все об этом монашестве. Какой же вы монах! У вас есть кошка, у вас есть корова, у вас есть поле, урожай - и вы думаете, что вы монах! Забудьте об этом. И в любом случае этот брак просто фиктивный; вам не нужно поддерживать с этой женщиной никаких отношений. Она бедная и испытывает затруднения, вы испытываете затруднения; вдвоем вам будет хорошо».

Человек сказал: «Это правильно. Если это законное дело, то в нем нет никакого вреда, ведь мой учитель никогда не говорил ничего против этого. Он сказал: "Не женитесь", - но я и не собираюсь жениться; это только для показа, для деревни, поэтому ни у кого не возникнет возражений, что я живу с этой женщиной. Я могу сказать, что она моя жена, но я не обязан быть ее мужем на самом деле, и она не обязана быть моей женой на самом деле».

Он поговорил с этой женщиной. Женщина сказала: «Я не заинтересована в муже - одного было достаточно, - но я в затруднении, вы в затруднении; и хорошо, мы можем помочь друг другу».

Итак, они поженились. Теперь дела пошли дальше... Иногда он болел, и женщина массировала ему ноги. Медленно, медленно она начала нравиться ему. Мужчина - это в конце концов мужчина; женщина - в конце концов женщина. И женщине начал нравиться этот мужчина. Они оба чувствовали себя одинокими. Холодными зимними ночами они оба ждали, что кто-нибудь скажет: «Слишком холодно — почему бы нам не быть поближе?»

Наконец женщина сказала: «Здесь слишком холодно».

Монах сказал: «Да, здесь холодно».

Женщина сказала: «Похоже, что у тебя не хватает духу».

Он сказал: «Это верно. Подойди сюда - у меня не хватает духу. Я бедный монах, а ты опытная женщина: ты подойди сюда. Вместе будет теплее».

Конечно, было теплее! Так все его монашество пошло прахом. И когда он умирал, он сказал своим ученикам: «Не держите при себе никаких кошек».

И старик сказал главному ученику: «С тех пор это стало традицией, что каждый учитель говорит ученику: "Остерегайся кошек"». Остерегаться кошек очень трудно - так или иначе кошка приходит. Жизнь такая странная.

Но джайны и буддисты постарались избежать кошек, кошек всех видов: «Не оставайтесь в одном месте больше, чем на три дня. Не останавливайтесь ни в какой семье, потому что тепло, уют семьи, может привести вас в смятение. Всегда останавливайтесь в храме, в котором всегда холодно, никогда нет тепла. Джайнским монахам не разрешается жечь дрова, разводить по ночам костры, как это позволено индусским монахам, поскольку любое переживание тепла опасно. И, кроме того, это насилие, ведь вы убиваете деревья, срубаете деревья, жжете дерево; а вместе с деревом можно сжечь и каких-нибудь насекомых, каких-нибудь мух - все возможно. Поэтому у них не может быть костров, они не могут иметь в храме даже лампы.

Я иногда посещал джайнских монахов, потому что они приглашали меня, и я говорил: «Днем у меня совсем нет времени, я могу прийти только ночью». И ночью я понимал, что у них нет никаких ламп или свечей - никакого света. Я вынужден был сидеть и разговаривать с ними в темноте. Это такое странное чувство. Я сказал им: «Но ведь включить свет может кто-то другой; я могу включить его, вам ничего не придется делать».

Прежде всего они начинали отказываться, говоря мне: «Нет, это неправильно. Будет свет, а это запрещено».

Но я непрерывно вколачивал им эту идею: «Если вы не делаете этого, то нет никакого вреда». И один джайнский монах, глава большой секты, наконец согласился на основании того простого соображения, что днем я выступал и он выступал, но он не мог пользоваться микрофоном - электричество! Во времена Махавиры электричества действительно не было. Конечно, электричество Махавира не запрещал, но он и не сказал, что им можно пользоваться.

И Махавира был достаточно умен. Он сказал: «Неупомянутые вещи использовать не полагается. Подлежат использованию только упомянутые вещи». Конечно, у него не было понятия и об электричестве, но он был достаточно умен, чтобы сказать: «Позднее появится много вещей, которые я не смогу запретить вам, поскольку я не знаю о них».

Я рассказал об этом монаху, но он сказал: «Махавира запретил это».

На моих выступлениях присутствовало по крайней мере двадцать тысяч человек, и каждый мог слышать меня. Люди аплодировали, смеялись и радовались. Но когда выступал он, кто мог слышать его? Не более двух-трех первых рядов. Двадцать тысяч человек просто зевали. Я сказал: «Ну вот посмотрите: вот что для вас сделал Махавира. Теперь позвольте мне». Я взял микрофон, положил его перед ним и сказал: «Просто говорите. Это не ваше дело, если перед вами кто-то положит что-нибудь, - кто вы такой, чтобы запрещать мне? Так начинайте!»