«Т-34». Памятник forever - Веркин Эдуард - Страница 6

Генка надел шлем и завел двигатель. Затем передал каски Жмуркину и Витьке.

– Надевайте! И поехали! – Генка врубил первую передачу и прибавил газу.

Модернизированная «Пчела-убийца» несколько утратила свои скоростные качества и маневренность, зато втроем перемещаться таким способом оказалось гораздо удобнее. К тому же не надо было тащить в руках сумки с инструментами – все влезало во вместительный, пристроенный к коляске багажник.

На мотоцикле до улицы Победителей добрались быстро, минут за десять. Затормозил Генка рядом с танком.

– Я не знаю, получится ли, – Генка вытащил из багажника мешок с инструментами. – Но попробовать можно…

Генка развязал горловину и вытряхнул на землю пластиковое ведро, скребок и паяльную лампу.

– Жмуркин, рви за водой, – приказал Генка. – Все равно от тебя никакой пользы нет…

Жмуркин высказался по поводу отсутствия пользы в мире вообще, потом взял ведро и побежал к ближайшей колонке.

– Ты хочешь сжечь краску? – спросил Витька.

– Угу, – Генка раскочегаривал паяльную лампу. – Или сгорит, или отслоится, или растрескается хотя бы. Легче счищать будет.

– А если танк загорится?

– Не загорится, – Генка работал насосом лампы. – Краске уже почти полвека, в ней все горючие вещества давно выветрились. Должны были выветриться… А на случай возгорания на башне будет дежурить Жмуркин с ведром воды. Зальет.

Лампа разгоралась. Сначала огонь был желтым и медленным, но чем энергичнее Генка работал поршнем, тем прозрачнее и длиннее становился язык пламени.

Подошел Жмуркин.

– Таскать воду должен Витька, – сказал он. – Ему полезно спортом подзаняться, хилоид совсем. А я должен работать головой, я мозг…

– Залезай на башню, мозг, – велел Генка. – Не пререкайся и сторожи. Если слишком сильно будет дымить, зальешь водой. А ты, Витька, возьми скребок. Как Жмуркин ведро опрокинет, ты сразу скреби…

Жмуркин ехидно усмехнулся и полез с ведром на башню.

Генка нацепил на глаза рабочие очки, отрегулировал длину пламени и запрыгнул на гусеницу. Направил огонь на стальной бок. Краска сразу почернела. Генка придвинул лампу ближе. Краска пошла пузырем, пузырь лопнул, показался металл. Генка сместил горелку вправо.

За пять минут он расчистил от краски примерно метр. Жмуркин опрокинул сверху ведро. Металл зашипел. Витька принялся водить по нему скребком. Остатки краски сходили легко, осыпались на гусеницу мелкой чешуей.

– Нормально, – сказал Генка. – Жмуркин, вали еще за водой, шевели копытами! И вообще шевелитесь, что вы как дохлые-то?!

Жмуркин обозвал Генку изобретателем-неандертальцем, Витьку – поэтом-питекантропом, но за водой пошел. Генка снова приступил к танку.

За три часа работы ребята сожгли всю старую краску с брони. Без краски боевая машина выглядела как-то побито и растрепанно, приобрела грязно-железный цвет.

Генка обошел вокруг памятника.

– Ничего, – сказал он и потушил паяльную лампу. – Хорошо получилось… Теперь надо за краской сгонять. Только вот деньги…

Жмуркин достал из кармана три тысячи.

– Алексей Алексеевич выделил, – сразу объяснил Жмуркин. – На расходы. Поедем за краской. Только красить будем уже не сегодня. Давайте завтра. Не все же делать в один день.

– Завтра так завтра, – сказал Генка.

– Давайте и краску завтра купим, – предложил Витька. – Сегодня в лом…

– Ладушки. – Генка затушил горелку.

Третьего числа в десять часов друзья погрузились в модернизированную «Пчелу» и отправились за покупками. Оказалось, что по случаю Праздника труда все хозяйственные магазины были закрыты, пришлось ехать в маленький строительный супермаркет за городом. Взяли три банки грунтовки[4] и три банки черной эмали, две кисти и валик. И баллончик распыляющейся красной краски.

– Теперь главное, чтобы дождь не пошел, – сказал Генка. – Дождь все испортит.

– Не пойдет, – авторитетно заметил Жмуркин. – Когда дождь приближается, кости ломит, а у меня сейчас ничего не ломит.

– Тебе не сорок лет, чтобы у тебя что-то там ломило.

– Я внутренне стар, – сказал Жмуркин.

– А я вообще суперстар, – хмыкнул Витька. – И что теперь, прыгать от радости?

– Давайте, суперстары, вооружайтесь тряпками, мочите их в бензине и обезжиривайте броню. Иначе плохо ляжет. А я размешаю краску.

Жмуркин намочил тряпку и принялся протирать танк, не отказывая себе при этом в удовольствии порассуждать.

– Как несправедлив мир, – говорил он. – Моему прапрадеду принадлежала коневодческая ферма в Северном Казахстане и треть дохода с золотого прииска, а теперь я вынужден…

– Тебя что-то смущает? – оборвал его Витька. – Ты ведь сам хотел восстановить памятник! А теперь боишься работы…

– Меня смущает не работа, меня смущает компания, – сказал Жмуркин. – Таких, как ты, мои предки пороли на конюшне…

– Жмуркин, хватит, – произнес Витька. – У тебя в последнее время что-то мания величия разыгралась. Давай работай, а то я утрачу последнее терпение и двину в рог одному аристократическому молодому человеку!

– Только это и можете – в рог, в рог! Вам с Генкой надо рогообрабатывающую фабрику открывать. Наберете рогов, потом из них пуговиц наделаете, обогатитесь…

Бензин на броне высыхал почти мгновенно. Витька со Жмуркиным периодически спрыгивали на землю, чтобы отдышаться, но в целом дело продвигалось довольно быстро. Немного повозились с баками, орудием и решетками над двигательным отсеком, на них остались ошметки краски, и Витьке со Жмуркиным пришлось выковыривать их с помощью напильника. Генка размешивал в тазике грунтовку, определяя готовность на нюх.

– Валиком красить будешь? – спросил у него Жмуркин.

– Красить будем, – поправил Генка. – Я буду красить валиком, вы кистями. Я возьму на себя самую сложную работу, вам более легкое и мелкое.

– Ты, значит, валиком будешь водить, как белый человек, – хмыкнул Жмуркин, – а мы с кистями будем надрываться, как Папа Карло. Все правильно, так и должно быть, в мире нет даже намека на равенство…

Витька не стал спорить, он спрыгнул с гусеницы на землю, перелил коричневую грунтовку в консервную банку, вытащил из багажника мотоцикла кисть, еще одну захватил для Жмуркина.

– Красьте корму, – подсказал Генка. – Там много мелких частей, их валиком не взять.

Витька и Жмуркин перебрались за башню и стали красить баки и решетки. Сам Генка забрался на танк с другой стороны, обмакнул валик в таз с грунтовкой и…

– Стойте! – крикнул Генка. – Стойте… Не то делаем. Танк надо красить сверху вниз. А то мы внизу все закрасим, а наверх не добраться будет. Поэтому вы вдвоем полезайте на башню и малюйте там. А я буду с боков.

Витька и Жмуркин полезли наверх. Генка поставил тазик на корму и тоже забрался на танк.

– Витька, – командовал он, – ты полезай на пушку, у тебя руки длиннее. Садись на нее верхом и крась. Не забудь кисточку.

Жмуркин злорадно осклабился, Витька привязал к банке проволочный крюк, повесил его на пушку, затем уселся на нее верхом и стал работать.

– Витька, ты нашел себя, – Жмуркин чуть не поперхнулся от восторга. – Тебе такая позитура больше всего подходит. Сидеть на жерди верхом и проповедовать вечные ценности – это твой идеал, Витька. Дон Кихот верхом на пушке…

Красить орудие было легко. Витька мазал пушку кисточкой и отползал на свободное место, красил и отползал. Жмуркин грунтовал крышку люка, Генка водил валиком по борту башни. Он выкрасил правый борт и посмотрел на Витьку. И тут же его и пробил смех – Витька красил пушку не от дула к казенной части, а наоборот. И получилось так, что Витька оказался на самом конце пушки, а между ним и танком оказалось довольно значительное окрашенное пространство. Витька висел над землей метрах в двух с половиной.

Жмуркин тоже оценил ситуацию, бросил красить люк и сказал:

– Вот, Витька! Вот это и означает рубить сук, на котором сидишь! Так поступают только такие недальновидные креветки, как ты…