Толстый на кладбище дикарей - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 9

– Маловато. Аптечка в машине вместе с машиной и уехала.

Тонкий к тому времени уже закончил мастерить бумажную бомбочку. Нет, краски здесь не подойдут: акварель хорошо смывается, масло может запросто высохнуть, пока висит в бомбочке под потолком. А зеленка – вещь хорошая. С волос и кожи смоется не сразу, дня за три. За это время Тонкий успеет найти в деревне байкеров и хорошенько рассмотреть их зеленые физиономии. По шее, конечно, получить придется, но что поделаешь, начинающим оперативникам иногда приходится идти на жертвы.

Тонкий развел зеленку водой, залил все в бомбочку. Бомбочка из плотной бумаги, сама не размокнет и не разорвется, пока не упадет. Укрепил ее на леске под потолком пещеры. Далее – несложная система блоков – выступов на стене и хвост лески – под ногами. Споткнешься о него – получишь на голову четыре пузырька зеленки. А Тонкий утром пойдет в деревню и посмотрит, кто здесь пещерный житель, а кто так в огороде копается.

Ленка оценила конструкцию и, как всегда, испортила всю лафу:

– Да, брат, если тете вздумается приспособить эту пещеру под ночной сортир – я тебе не завидую.

Тетя, кстати, до сих пор не вернулась.

Сидеть вдвоем и ждать тетю – занятие скучное, не то слово. Игральные карты, которые захватила с собой предусмотрительная Ленка, Толстый давно растащил-попрятал по всей палатке (крысы любят бумагу, особенно тузы), так что играть было невозможно. Слушать плеер вдвоем, сидя рядом, как два истукана, быстро надоело. Всякие города и шарады достали брата с сестрой так давно, что и вспоминать не хочется.

Тонкий вытащил мольберт и, скрепя сердце, принялся рисовать сестру. В сто первый раз за последний год, в миллионный за всю жизнь. Сидеть смирно за все это время сестра так и не научилась, дома Тонкий предпочитал рисовать более спокойного дедушку. Здесь выбора не было, хорошо хоть Ленка в этот раз на фоне моря – уже разнообразие.

– Хорошо придумал: стоишь себе, калякаешь, а я – сиди как памятник!

– Сиди как памятник, а?!

Сестра послушно замерла, но ненадолго:

– А кому, Сань? – Когда она говорила, у нее шевелилось все лицо и хвост на макушке. Как можно работать с такой подвижной натурой?!

– Себе! Нет, лучше не надо… дереву! Оно не шевелится. Или вороне с сыром на дереве – она молчит!

– Тоска! – проныла Ленка, но замолчала.

За спиной ее зеленел обрыв, а за обрывом – серая полоска моря. Чуть правее был виден маленький пятачок деревенского пляжа. На пляже сидел одинокий абориген, в очках, наверное: у его лица что-то поблескивало. Ага, и лицо у него инопланетянское с выдвигающимися глазами… Бинокль! Абориген пялился на Сашку в бинокль! Уже интересно…

– Извини! – Тонкий бросил кисточку и нырнул в палатку: где-то здесь был тетимузин армейский… Ага! Тонкий взял тетин бинокль, но вылезать не спешил. Два придурка на берегу, рассматривающие друг друга в бинокль – кадр для комедии, увольте. Тонкий лег на живот лицом к выходу и осторожно высунул бинокль наружу. Ленка загородила весь обзор.

– Лен, отойди!

– А что?

– Отойди!

Отошла. В глаза бросилась застиранная штормовка (жарко ведь!), грязные руки и лицо, наполовину закрытое биноклем. Нет, не знакомый шпион. Да у Сашки здесь знакомых не так уж много. Может, он тоже ищет саблезубого гоминида?

– Ты чего там делаешь, брат? – Ленка загородила ногами обзор и заглянула в палатку: – Чего шпионишь?

– Ничего. – Тонкий торопливо отложил бинокль и вышел на свет. – Вон, на пляже видишь? Только не оборачивайся сразу.

– Ленка осторожно покосилась назад и, понятно, ничего не увидела. Плюнула, развернулась всем корпусом…

– О! Шпиён! Саня, давай ему рожи корчить?

Идея была не дурна (А че он пялится?!), но начинающий оперативник знал: «Заметил слежку – не подавай виду». Может парень просто любопытствует, а может…

– Не надо, Лен. Мало ли что!

– Мало ли что? – возмутилась Ленка. – Мне, может, неприятно, когда за мной подглядывают!

– Мне тоже. Но если мы будем корчить рожи, мы его спугнем.

– А ты хочешь установить его личность и привлечь к ответу по всей строгости закона? – Сестренка явно развеселилась (парень с биноклем – хоть какое-то развлечение!) и теперь валяла дурака.

– Сядь и позируй! Я тебе буду говорить, что он делает. Сами будем за ним шпионить.

– Слушаю и повинуюсь.

Тонкий взял кисточку, но рисовать, понятно, уже не мог, все смотрел на парня. А парень смотрел на Тонкого. А может, и на Ленку или на палатку. Без бинокля-то не поймешь!

– Ну и что он делает? – спросила Ленка, честно не меняя позы. Даже хвост на макушке не шевелился – может же, когда хочет.

– Сидит и пялится. Коленку почесал.

– И долго он так будет сидеть?

– Ты меня спрашиваешь?

Вопрос был, конечно, интересный: что парень может рассматривать так долго? Ну посидел, полюбопытствовал, дальше пошел, а тут… Лагерь отдыхающих дикарей – не вражеский тыл, чтобы танки в нем пересчитывать… Нет здесь танков. Вместо гранат – камни и Ленкины ботинки. Вместо служебных собак – Толстый. Дрянь, короче, вооружение. Мы мирные люди, а наш бронепоезд поехал в деревню за водой.

– Отвернулся. Пошел дальше по пляжу… Все, из виду пропал. Ушел шпион, Ленка. Можешь расслабиться!

Зря он это сказал! Разочарованная Ленка тут же перестала сидеть смирно: она вертелась, болтала, шевелила ушами, носом и хвостом на макушке. В общем, вела себя так, что сразу понятно: человек позирует изо всех сил. Тонкий подумал, что портрет заканчивать придется уже в сумерках.

Глава VI

Где же тетя?

Сумерки накатили как-то быстро, и Сашка в очередной раз спохватился: где же тетя? Нет, поймите правильно: начинающий оперативник Александр Уткин, конечно, не такой дурак, чтобы переживать за старшего оперуполномоченного. Но если человек уезжает утром на пару часов, а уже вечер и человека все нет, о нем, согласитесь, стоит побеспокоиться. Ленка была того же мнения.

– Сань, не желаешь пойти тетю поискать?

Мысль, конечно, интересная, только:

– Где?

– Она сказала, что поехала в деревню…

– А что может случиться с ней в деревне?

Ленка пожала плечами:

– Могла, например, по дороге заглохнуть…

– А дорога одна! – согласился с ней Тонкий. – Только мы по ней пойдем, встретим заглохшую тетю и получим от нее втык.

– За то, что пошли одни…

– И оставили палатку.

– Да черт с ней с палаткой, кому она здесь нужна?! К морю же ходили! И тетя знала, что чистить этот котелок мы пойдем к морю, тут без песка не справишься…

– А втык получим все равно…

– Значит, не пойдем?

– Издеваешься?!

Солнце садилось так быстро, будто специально поторапливало: «Хватит торчать в лагере! Может быть, с тетей что-то случилось! Вон как темно уже, а она, между прочим, с утра уезжала…»

Сашка посадил на плечо Толстого (Ленка дойдет сама) и молча стал карабкаться на гору. На дорогу выйдем, а там решим – в деревню или сразу пешком до города, искать на дороге заглохший тетин «жигуль».

– Погоди, фонарик захвачу! – Иногда и Ленке приходят в голову ценные мысли.

Она быстро сбегала в палатку, вернулась, с удовольствием констатировала:

– Влетит нам!

Тонкий был с ней согласен. Ленка включила фонарик: тетин, дальнобойный, сразу осветила самую макушку горы.

– Выключи, не стемнело же еще!

Да, она опять валяла дурака.

Тонкий угрюмо карабкался на гору. Муторно как-то лето кончается! Он, когда каникулы начались, разве об этом мечтал? У Сашки, если хотите знать, на каникулы были свои планы. Так, ничего наполеновского, но…

1. Вдоволь нарисоваться пейзажей. Много-много, и чтобы из разных концов России и ближнего зарубежья. Ну хорошо, хотя бы не в своем районе Москвы, а то он уже весь прорисован вдоль и поперек.

2. Насмотреться телека так, чтобы хватило на весь год (а то потом уроки, бабушка с домашними поручениями…Некогда, в общем, будет).