Дело застенчивой обвиняемой - Гарднер Эрл Стенли - Страница 3

– А если бы я сказал тебе, что по закону у тебя нет никакой альтернативы и ты должен сообщить властям об известном тебе, ты бы тогда отказался следовать моему совету, а?

– Да, это верно.

– В таком случае, – продолжал Мейсон, – ты бы поставил себя в крайне уязвимое положение. Не только утаивая от закона информацию, но и зная, что ты нарушаешь закон. Ты бы превратился в фактического соучастника.

– Это проливает на ситуацию иной свет, – сказал доктор Динэйр. – Я пришел сюда, поддавшись порыву, а теперь понимаю, что в этом есть сложность.

– Да, есть, – отозвался Мейсон. – Теперь разреши тебя спросить: какова гарантия, что эта молодая женщина рассказала правду?

– Я думаю, что мы можем считать ее заявление правдивым, в особенности зная, как это было заявлено. Возможно, она рассказал а не все. Ее сознание было слишком подавлено наркотиком, чтобы разъяснить, и она инстинктивно избегала всего, требующего сильного умственного напряжения. Она сделала заявление по имеющемуся факту, а потом не смогла его детализировать.

– Или дать ему разумное объяснение? – спросил Мейсон.

– Если хочешь, назови это так. Она находилась едва на грани сознания. Ее внимание было ослаблено.

Мейсон задумался.

– Послушай-ка, Берт. А есть ли какой-либо шанс, что преступление, в котором она созналась, не является плодом воображения?

– Да, такой шанс есть, – ухмыльнулся доктор Динэйр.

– И что это за шанс?

– Небольшой, но все же шанс.

– Ты, как врач, бросился бы в полицию рассказать об убийстве, которое может быть всего-навсего галлюцинацией, стимулированной наркотиком, за что твоя пациентка вчинила бы тебе иск за клевету, за оскорбление личности, за посягательство на ее тайну и за выдачу секрета. И это испортило бы тебе карьеру как профессионалу и имело бы неблагоприятные последствия для пациентки. Если ты говоришь мне, что есть некоторый шанс, что преступление, в котором она созналась, может быть плодом накачанного наркотиками сознания, то я буду должен посоветовать тебе осторожно продолжать исследования, а твоим первейшим долгом должно стать проведение реального расследования.

– Хорошо, – сказал доктор Динэйр, в голосе которого слышалось явное облегчение, – а теперь я скажу тебе, что есть некоторый шанс, который, я полагаю, весьма слаб, что признание являлось плодом стимулированного наркотиком воображения.

– Тогда, – сказал Мейсон, – я советую тебе спокойно начать расследование.

– А поскольку я не профессионал в таких делах и неопытен в них, то я, стало быть, уполномочиваю тебя провести его.

– Конечно, Берт, – ухмыльнулся Мейсон, – у нас нет таких возможностей, которые есть у полиции. Нам придется действовать помедленнее и поконсервативнее. Мы не сможем задавать те вопросы, которые свяжут нам руки и вызовут к жизни те самые беды, которых мы стремимся избежать.

– Я полностью вверяю тебе это дело, – сказал доктор Динэйр.

– У тебя есть сиделка, которая присутствовала при этих исследованиях?

– Да.

– А какая сиделка присутствовала тогда?

– Это Эльза Клифтон. Ты ее знаешь. Высокая брюнетка с сероватыми глазами, которая…

– Я с ней знаком.

– Я не очень доверяю ей. Она загадочная личность.

– Она может рассказать, что случилось при исследовании?

– Не знаю.

– Какое медицинское лечение назначается для пациента, сознавшегося в убийстве? – спросил Мейсон.

– Ты имеешь в виду Надин Фарр? – спросил доктор Динэйр, и Мейсон кивнул. – Она мучается комплексом вины. Тот факт, что ее преступление, если тебе угодно относиться к этому подобным образом…

– Люди обычно относятся к убийству именно как к преступлению, – вставил Мейсон.

– Не забывай, – сказал доктор Динэйр, – что нам неизвестно о смягчающих обстоятельствах. И мы не знаем всех факторов, а только общее заявление о том, что сделала эта молодая леди. Она определенно чувствует, что совершила некий грех, и избежала наказания, и что это несправедливо. Она хочет понести наказание и тем самым искупить свою вину; учитывая, что она эмоционально возбуждена и обладает впечатлительным характером, подобное состояние может быть серьезным. И едва ли не самое главное сейчас, что ей нужно сознаться. И подсознательно она делает это. Весьма вероятно, что поэтому она и согласилась пройти проверку сывороткой истины. Первоочередное, что я хочу сделать в процессе лечения, это предоставить ей возможность сознаться мне, когда к ней вернется сознание. И тогда я собираюсь передать ее тебе, Перри, для признания.

– Мне?!

Доктор Динэйр кивнул.

– Конечно, – сказал Мейсон, – мне не надо говорить тебе, Берт, что мы играем с огнем.

– Я знаю, но я стараюсь помогать своим пациентам. На этом основаны мои убеждения.

– Я тоже стараюсь помогать своим клиентам. Это краеугольный камень убеждений юриста.

Несколько мгновений они молчали.

– Ну тогда ответь мне как своему клиенту, – сказал наконец доктор Динэйр, – что ты посоветуешь мне сделать?

– Я посоветую тебе непременно расследовать все факты и делать это очень осторожно.

– Прекрасно. Тогда мы с тобой скоро увидимся снова. Я приведу ее в твою контору завтра к половине десятого.

– А кто это дядя Мошер, которого она называла? Ты, по всей вероятности, знал его?

– Я слышал о нем. Он был каким-то дальним родственником. Дядей в прямом смысле слова он не был, но она делала ему визиты. Она была у него дома и во время его болезни. Мошер Хигли умер примерно три месяца назад. Присутствовавший при этом врач констатировал смерть от коронарного тромбоза.

– Вскрытие было?

– Его похоронили без вскрытия.

– Забальзамированным?

– Да.

– Из этого возникает интересный момент. Если был использован цианистый калий, бальзамирование полностью уничтожает его следы. И если не появится какого-нибудь дополнительного доказательства, что мужчина был отравлен, если не будет обнаружен пузырек с ядом и если признание молодой женщины не убедительно, то никакого состава преступления не будет. А значит, и обвинения не последует.

– А если не может быть обвинения, то мне было бы незачем сообщать информацию полиции?

– Этого я не говорил.

– Ну, такова интерпретация, которую я могу построить на том, что ты сказал.

– Не надо этого делать, – сказал Мейсон. – Я обращаю твое внимание на определенные и достаточно важные факты. Ты хочешь, чтобы я расследовал это дело. Я готов это сделать, но если станет известно, что был применен цианид, а затем выяснится, что тело было забальзамировано, тогда власти не смогут ее осудить. И если при этих обстоятельствах ты пойдешь к окружному прокурору и расскажешь ему, что, мол, эмоционально возбужденная молодая женщина, находясь под воздействием наркотиков, призналась в преступлении, но фактически невозможно ее осуждение, да еще уточнишь, что всегда есть вероятность, что такое признание может быть результатом галлюцинации затуманенного наркотиками сознания, то окружной прокурор быстренько спровадит тебя к двери и посоветует забыть об этом деле и нигде и никогда о нем не упоминать.

– Ну, это было бы самым лучшим решением вопроса, но если там был использован какой-нибудь другой яд?

– Использованный яд должен был быть очень быстродействующим. Лечащий врач написал в заключении, что был коронарный тромбоз. Эти два фактора указывают на цианистый калий. – Доктор Динэйр кивнул, а Мейсон продолжал: – И потому я буду вести расследование. Тем временем, если тебя спросят официально, ты должен заявить, что имеешь определенную информацию и получил консультацию у адвоката, который предложил тебе провести расследование, прежде чем ты предпримешь опрометчивые и непоправимые действия. Мои личные обязанности должны быть номинальными. Мне нужно нанять следователей, и я постараюсь сделать расходы низкими по мере возможности. У мисс Фарр есть какие-нибудь деньги?

– У нее нет, но есть у меня.

– Ну, мне не хотелось, чтобы ты оплачивал счет, который…

– Да брось ты, – сказал доктор Динэйр.