Ах, Маня - Щербакова Галина Николаевна - Страница 6

Зинаида все-таки вышла замуж за Ваню, и с тех пор Лидия видела ее часто. В строгом платье, в платочке, повязанном под подбородком, она приводила мужа на все школьные праздники, и он им играл. Она ставила ему стул, клала на колени тряпочку, подавала аккордеон и, замерев, останавливалась невдалеке. Ваня играл, а она ждала. И так все Лидины школьные годы. Даже когда вовсю пошли в ход радиолы, аккордеон Вани все равно был нужен. Под него пели на смотрах художественной самодеятельности, танцевали татарочку и молдовеняску. А Зинаида всегда мертво стояла поодаль. Может, все-таки сидела? Нет, всегда стояла, прислонившись к стене, двери, школьной доске, кулисе, час стояла, два, сколько нужно, по-старушечьи покрытая и все равно красивая. Что она осталась красивая, Лидия поняла уже в десятом классе. Тогда резко менялась мода. Выбрасывались из платьев ватные подкладные плечи, мысики, клинья, пуговицы строго в ряд объявляли вчерашним днем, и у простых людей, знавших один фасон на все случаи, возникла некоторая паника: как теперь жить, как шить? Маня в доме пресекала всякие мещанские разговоры на эту тему, а девчонки Лидии сказали, что очень хорошо, по последней моде умеет шить Зинаида. Но она берет работу очень неохотно, к ней надо иметь ход. Вот тогда Лидия внимательно на нее посмотрела на вечере и обнаружила, что Зинаида красива так же, как и до войны. Она сказала об этом Мане, но та ничего не ответила, только фыркнула.

…Что еще можно было вспомнить? Как-то она столкнулась с Зинаидой в магазине, это было уже когда Лидия стала студенткой и приехала на каникулы.

Зинаида была без платка, и Лидия увидела, что волосы у нее блестящие, почему-то она засмущалась, всегда ведь бывает неловко, когда, зная человека, не говоришь ему «здравствуй», а делаешь вид, что понятия не имеешь, кто он. И еще больше неловкость, когда ни ссоры, ни вражды нет, а здороваться все равно почему-то нельзя, вот и приходится отворачиваться. Зинаида же, как назло, так внимательно, так пристально разглядывала тогда Лидию. Не отводила глаз, не делала вид, что не знает ее, смотрела открыто, прямо. Ждала? Чего?

– Я встретила Зинаиду, – сказала Лидия Мане.

И Маня тоже на нее посмотрела открыто, прямо, тоже будто ждала и тоже неизвестно чего. Вот и все. Больше Лидия ничего не знала, и то, что Зинаида была на Маниной терраске, являлось таким же потрясением, как возвращение из небытия дяди.

– Главное, все свои в сборе, – сказала Маня. – Завтра тут будет шумно, а сегодня я на вас насмотрюсь. Зина, выходи! – крикнула она. – Я тебя тут кой с кем познакомлю.

Зинаида вышла спокойно, развязывая сзади узелок фартука. Развязала, сняла и так вот, складывая фартук все в меньший и меньший комочек, шла к ним, чуть улыбаясь какой-то странной, насмешливой, неприсутствующей улыбкой.

– Да мы вроде знакомы, – сказала она. – Вот только Сережа меня, конечно, не помнит. Так я тетя Зина, я вас совсем маленького нянчила.

– Очень приятно! Жаль, что я этого не помню. – Сергей поцеловал Зинаиде руку и смотрел на нее заинтересованно, по-мужски.

– Сколько лет, сколько зим, Лидочка? – Зинаида погладила Лидию по плечу. – Я помню, какое на вас было платье на выпускном. Розовый шифон в цветочках, юбка полусолнце с вытянутым боком.

– Я его и подрезала, и подшивала, – засмеялась Лидия. – Все тянулось и тянулось. Такое было горе.

– А я буду целоваться! – закричал Ленчик. – Буду целоваться! Я такой! Пусть уж твой муж меня простит.

– Он простит, – ответила Зинаида и обняла Ленчика.

Маня зарыдала в голос.

Лидия подумала: слепой Ваня обязательно будет играть на Манином празднике, раз Зинаида здесь.

– А ты, дядя Леня, женат? – спросила она. – Я так и не знаю.

– Ну а как же? Моя Александра Павловна большой якутский деятель. А с деятелями ох как трудно, у них то сессии, то президиумы, то симпозиумы, у них весь календарь на пятилетку расписан.

– Очень хорошо, – строго сказала Маня.

– Отвратительно! – воскликнул Ленчик. – Отвратно! Ненавижу руководящих баб! Шурка у меня, правда, умница, она дома для меня сохраняет женскую ответственность. Покорна, внимательна, услужлива. Иначе – бью! Чересседельником, ей-богу, чересседельником!

Не засмейся дядька, Лидия и все, пожалуй, и поверили бы: бьет. Именно ремнем. Но он вовремя засмеялся, а Маня даже за сердце ухватилась.

– Ну и шутки у тебя!

Лидия сразу вспомнила отца. Как он не терпел в женином брате вот это балагурство, трепливость. «Ради красного словца мать не пожалеет». Сейчас дядька не пожалел жену, неизвестную им Александру Павловну, но именно Сергею все это очень понравилось. Он любил тему «руководящие бабы нашей страны», и Лидия всегда злилась: «Тебе-то что? Твои замы и помы мужики, и Мадам у тебя тихая, скромная, не руководящая бездельница министерства. Чего тебе эти бабы?» А он отвечал: «Я в принципе».

И сейчас он что-то рассказывал на ухо дядьке, какой-то анекдот явно на эту тему, дядька весело заржал, с похрапыванием, отчего Лидия подумала: «Я ничего не понимаю ни в мужиках, ни в бабах, ни в жизни, ни в чем…»

…Маня готовилась к открытию первой в их поселке послевоенной библиотеки. «Фонд» расставили по неструганым стеллажам, по простенкам повесили портреты классиков, там и сям вкрапили цитаты с хорошими мыслями и теперь ждали, когда высохнет прилавок, выкрашенный в коричневый цвет. Краска сохла плохо, потому что помещение было сырое, полуподвальное, открывать же окна было рискованно – на классиков летели пыль и грязь. В библиотеке удушливо-противно пахло краской, но Лидия тогда оттуда не вылезала, читала все подряд – от «Рики-тики-тави» до бальзаковских «Шуанов». И тут, как снег на голову, письмо от дядьки… из заключения. Они с Маней до сих пор считали его без вести пропавшим. Партийная Маня, вопреки всем своим убеждениям и принципам, впустила однажды в дом цыганку, чтоб та раскинула на Ленчика карты. Как они слушали цыганку! Вышел казенный дом, блондинка с золотым зубом («Так и сверкает, так и сверкает!»), бесполезные хлопоты по производственной линии, еще что-то там, но – никакой могилы или даже сильного ранения и в помине! «Живой! – сказала цыганка. – Плюнь мне в глаза, молодка, если брешу. Болеет – может быть. Но чуть-чуть! И это скоро пройдет. Жизнь у него будет долгая».