Дело смеющейся гориллы - Гарднер Эрл Стенли - Страница 7

– Что нужно? – довольно грубо спросил охранник.

– Во-первых, – сказал Мейсон, – уберите свет, вы меня совсем ослепили…

Луч скользнул в сторону, и охранник погасил фонарь.

– А во-вторых, я хочу видеть Бенджамина Эддикса, – продолжал Мейсон.

– А я хочу знать, – проворчал охранник, – нужно ли Бенджамину Эддиксу видеть вас.

– Он уверял, что очень нужно.

– Кто вы?

– Адвокат Перри Мейсон.

– Подождите здесь, – велел охранник. – И не выходите из машины. Сидите и ждите, а я позвоню хозяину.

Он подошел к телефону, спрятанному в углублении одной из квадратных каменных колонн, на которых крепились ворота.

– Здесь живут гостеприимные и дружелюбные люди, – заметил Мейсон Делле Стрит.

– Скорее всего, шеф, это вынужденные меры, – ответила секретарша. – Место здесь довольно уединенное, и кроме того, мистер Эддикс очень богат, он должен опасаться воров.

Страж ворот повесил телефонную трубку, нажал на кнопку, и тяжелые ворота на хорошо смазанных петлях начали медленно открываться. Охранник подошел к машине и сказал Мейсону:

– Все в порядке, мистер Эддикс ждет вас. Поезжайте прямо по дороге, никуда не сворачивая. Когда подъедете к главному входу, остановите машину прямо у каменной лестницы. Вас будут встречать. Машину оставите там. По дороге не останавливайтесь и из машины не выходите. Все понятно?

– Понятней некуда, – усмехнулся Мейсон, – хотя меня не слишком-то вдохновляет столь дружелюбная встреча. А что будет, если мы выйдем из машины на дорогу?

– Много чего.

– Например?

– Например, вы пересечете невидимые лучи сигнализации, и сразу же включатся сирены и прожектора. Кроме того, автоматически откроются клетки вольера и сторожевые собаки вырвутся на волю. Только потом не говорите, что я вас не предупреждал. Если вам хочется поэкспериментировать, то можете проверить сами.

Охранник отвернулся и направился к воротам.

– Мне кажется, – сказал Мейсон секретарше, – что мистер Эддикс превосходно организовал свою защиту. Недостаток гостеприимства он, похоже, решил компенсировать эффективной техникой и собаками.

Он переключил передачу, и машина проехала через ворота. Под шинами шуршал гравий широкой, плавно изгибающейся дорожки. Непосвященному наблюдателю могло бы показаться, что ухоженная территория вокруг представляет множество возможностей для уединения.

Через несколько мгновений перед ними возникли смутные очертания огромного каменного здания, мрачный вид которого несколько смягчали заросли вьющегося плюща.

– Перед нами типичный образец архитектуры государственной тюрьмы, – усмехнулся Мейсон.

Он затормозил у ступенек парадного входа. Крыльцо было залито ослепительным светом. Где-то позади захлебывались диким лаем собаки. Мейсон заглушил мотор, выключил фары и хотел было помочь Делле Стрит выйти из машины, но она, не дожидаясь его, сама распахнула дверцу и быстро взбежала вверх по лестнице.

Двери особняка отворились, из них вышел Натан Фейллон, чтобы встретить прибывших.

– Добро пожаловать в «Стоунхендж», – поприветствовал он гостей.

– «Стоунхендж»?[1] – удивленно переспросила Делла.

– Да, именно так называется особняк, мисс Стрит, – ответил Фейллон. – Здесь достаточно места для удовлетворения всех потребностей мистера Эддикса: и для приема гостей, и для работы, и для экспериментов с животными.

– Вы можете мне сказать, с какой целью проводятся эксперименты, о которых вы упомянули? – спросил Мейсон.

Натан Фейллон больше не пытался изображать любезность. Он посмотрел на Мейсона сквозь толстые линзы своих очков и отрезал:

– Нет.

На мгновение воцарилась тишина, затем Натан Фейллон сделал шаг назад и жестом указал на вход.

– Прошу вас, – пригласил он.

Они вошли в гостиную, в тяжеловесном убранстве которой просматривался все тот же мотив государственной тюрьмы. Портьеру справа отдернули, и адвокат увидел высокого, худощавого человека, наблюдавшего за ними.

У него были серые, ничего не выражающие большие глаза; когда он моргал, веки, казалось, опускались неестественно медленно, как у совы. Затем выпуклые глаза вновь открывались, напоминая объективы двух фотоаппаратов, снимающих все происходящее на пленку.

– Добрый вечер, – произнес мужчина, недвусмысленно дав понять интонацией, что это не сердечное приветствие, а простая формальность.

– Это Мортимер Эрши, – представил Натан Фейллон, – менеджер мистера Эддикса.

– Если я правильно понял, – произнес Эрши, – это мисс Стрит, а в данный момент я имею честь беседовать с мистером Перри Мейсоном?

– Вы абсолютно правы.

– Прошу вас, проходите.

Он провел их в помещение, которое оказалось чем-то средним между библиотекой и огромным офисом.

Посреди гостиной стоял массивный стол длиной добрых пятнадцать футов. Как бы ни был огромен стол, сами размеры помещения были таковы, что он не доминировал над окружающей обстановкой. Три стороны комнаты занимали книжные шкафы. Над ними висели полотна, изображавшие сражающихся рыцарей.

На некоторых картинах закованные в латы всадники, наклонившись вперед с копьями наперевес, атаковали друг друга. На других были изображены пешие рыцари, сошедшиеся в рукопашном бою, или тяжело вооруженные всадники, нападающие на пехотинцев. На других были изображены лучники, выстроившиеся в боевом порядке и выпускающие из длинных луков стрелы, дрожащие в полете от собственной тяжести и устремляющиеся в сторону отряда тяжеловооруженных рыцарей; кони ржали, агонизируя среди тел убитых пехотинцев и всадников, сжимающих в руках алые от крови мечи и щиты.

По всей комнате стояли большие кожаные комфортабельные кресла, перед каждым таким креслом имелась скамеечка для ног, а сбоку – уютная лампа для чтения. Помещение освещалось ровным неярким светом, располагающим к неспешным беседам.

– Прошу вас, присаживайтесь, – пригласил их Мортимер Эрши и, проводив к столу, расположился так, что Мейсон и Делла Стрит сели с одной стороны, а Натан Фейллон и сам Эрши с другой.

– А теперь, – произнес Эрши, осторожно подбирая слова, – я хотел бы, мистер Мейсон, принести вам извинения от имени мистера Эддикса.

– За что?

– За то, что вас недооценили.

– Вы имеете в виду, что меня недооценил мистер Эддикс?

– Нет, вас недооценил Фейллон, – сказал Мортимер Эрши, неторопливо повернулся и, медленно подняв веки, в упор взглянул на Фейллона. В его оценивающем взгляде было что-то нарочито презрительное, но на губах Эрши играла все та же вежливо-отстраненная улыбка. Он снова повернулся к Мейсону.

– Хорошо, – сказал адвокат. – Сначала меня недооценили, затем мне принесли извинения, хотя никакой необходимости в этих извинениях нет.

– Вы правы.

Мортимер Эрши выдвинул ящик стола, извлек оттуда пачку банкнот и принялся медленно считать, пока перед ним не оказалось тридцать новеньких стодолларовых банкнот.

– И за что вы предлагаете мне такую сумму? – поинтересовался Мейсон.

– За дневники и фотографии, – ответил Мортимер Эрши.

– Почему вы делаете мне такое предложение?

– Потому что мистер Эддикс желает получить эти дневники. Мистер Мейсон, вы должны понимать – мистер Эддикс никогда не подтвердит, что уплатил такую сумму за эти документы, а значит, и у вас не возникнет надобности в этом признаваться.

– Что вы хотите сказать?

– Только то, что сказал, – усмехнулся Мортимер Эрши. – В бухгалтерских книгах мистера Эддикса не будет указано, что вам выплачены три тысячи долларов. В отчетности будет значиться, что вам возместили расходы в размере пяти долларов, потраченных вами. Остальные три тысячи долларов будут носить характер подарка, сделанного вам мистером Эддиксом. Таким образом, не будет никакой необходимости уплачивать с этой суммы налоги. Я понятно выражаюсь?

– О, весьма! – заверил Мейсон. – Единственное, чего я не понимаю, так это стремления мистера Эддикса заполучить фотографии и дневники Элен Кадмус.