Дело смеющейся гориллы - Гарднер Эрл Стенли - Страница 3

– Извините, – улыбнулся адвокат, – в таком случае я действительно неправильно понял ваши слова. Присаживайтесь, пожалуйста.

Мейсон уселся за стол, Делла Стрит прошла на свое место и приготовила блокнот для стенографирования.

– О, мистер Мейсон! – продолжал восторгаться посетитель. – У меня нет слов, чтобы выразить восхищение от того, что имею счастье воочию видеть вас и вашу очаровательную секретаршу. Это просто счастье – лицезреть ее во плоти!

– По вашим словам может сложиться впечатление, что она сидит здесь обнаженная, – сухо заметил Мейсон.

– О, нет, нет, мистер Мейсон! Вы опять исказили мои слова!

Делла Стрит подняла голову от блокнота и смерила посетителя ироническим взглядом.

– Я подразумевал, – поспешил оправдаться Фейллон, – что только читал о ней и видел ее фотографии. Теперь же я вижу перед собой живого человека.

– Готового застенографировать любое ваше слово, которое вы скажете относительно дела, приведшего вас ко мне, – добавил адвокат.

– Да, да! Простите меня, мистер Мейсон! Я прекрасно понимаю, насколько драгоценно ваше время. Я и сам из тех людей, кто не привык ходить вокруг да около, а сразу переходит к сути.

– Я вас внимательно слушаю.

– Как я уже говорил вашей очаровательной секретарше, мистер Мейсон, я являюсь в некоторой степени партнером мистера Бенджамина Эддикса, а также, как бы вам это ни казалось странным, дальним родственником несчастной Элен.

– В какой же степени родства вы состоите с Элен Кадмус? – спросил адвокат.

– О, в весьма отдаленной, но она всегда называла меня дядей. Это я пристроил ее секретаршей к Бенни.

– Бенни? – поднял бровь Мейсон.

– Прошу прощения, – быстро поправился посетитель. – Конечно, к Бенджамину Эддиксу.

– Хорошо, продолжайте.

– Бедная Элен! Я даже вообразить не могу, что заставило ее совершить столь ужасный поступок, да еще таким образом. По-моему, гораздо проще, раз уж решил свести счеты с жизнью, принять смертельную дозу снотворного и умереть в собственной постели. Позвольте говорить откровенно, мистер Мейсон, но так было бы проще и для нее, и для всех нас.

– Полагаю, – возразил Мейсон, – что когда человек решает покончить с собой из-за неразрешимых проблем, он менее всего обеспокоен благополучием окружающих.

– Да, да, конечно. Я понимаю это. Бедняжка. Я лично могу понять это, но согласитесь, мистер Мейсон, уход из жизни можно было обставить не столь романтично и шокирующе, чтобы о тебе писали в прессе.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что вольно или невольно Элен привлекла внимание общественности к мистеру Эддиксу, которому отнюдь не нужна шумиха вокруг его имени. Мистер Эддикс был очень привязан к Элен. Он относился к ней так внимательно… только как к секретарше, мистер Мейсон, только как к секретарше, она прекрасно справлялась со своими обязанностями. Он бы сделал все, что только возможно, чтобы облегчить ее страдания, если хотя бы догадывался о них. Но для него происшедшее было как гром среди ясного неба. Смею вас заверить, если у Элен были финансовые проблемы, то он разрешил бы их без особого труда…

– В чем же заключались проблемы Элен?

Фейллон развел руками:

– Если бы я знал, мистер Мейсон! Не могу сказать. Боюсь, теперь этого не узнает никто.

– Она не делилась с вами своими переживаниями?

– Конечно, делилась. К сожалению, я не поверил в то, что все так серьезно, не сумел поддержать ее добрым словом. Впрочем, сейчас речь не об этом. Изменить ничего нельзя, и я не склонен отнимать ваше драгоценное время на бесполезные стоны и жалобы. Я с удивлением прочитал сегодня во «Мнениях», что вы купили на аукционе личные вещи Элен. Я и понятия не имел, что ее личные вещи попали к судебному исполнителю. Как ее ближайший родственник…

– Мне показалось, вы сказали, что находились с ней в весьма отдаленном родстве?

– Все относительно, мистер Мейсон! Ха-ха-ха! Я и не заметил этой игры слов. Что ж, поскольку других родственников у нее нет, я являюсь ближайшим. Надеюсь, вы понимаете меня, мистер Мейсон?

– Я не разделяю ваш оптимизм, – отрезал адвокат. – И еще я никак не пойму: чего вы от меня хотите?

– Господи, но это же очевидно! Я хочу, чтобы личные вещи Элен хранились у меня как память о бедной девочке. Я понимаю, что вы торговались на распродаже, чтобы расшевелить публику, поскольку вам ее вещи совершенно не нужны. Как я понимаю, вы уплатили за них пять долларов.

Мистер Фейллон поднялся и вынул из кармана заранее приготовленные пять долларов. Мейсон даже не пошевелился, чтобы взять деньги. Посетитель повернулся в сторону Деллы Стрит.

– Я полагаю, – сказал он, – финансовыми вопросами занимаетесь вы?

Делла Стрит вопросительно посмотрела на адвоката, тот едва заметно покачал головой. Фейллон стоял посреди кабинета, переводя взгляд с Мейсона на Деллу Стрит, на его лице отразилось недоумение – было видно, что он никак не ожидал отказа.

– Извините, я не понимаю, – произнес он. – Может быть, я недостаточно ясно сформулировал свою просьбу?

– Нет, почему же, я все понял, – ответил Мейсон. – Я купил пакет, который меня заинтересовал. В нем находились личные дневники Элен Кадмус и некоторые другие вещи. Если бы меня это не интересовало, я не стал бы платить пять долларов, как вы считаете?

– Вы сказали, личные дневники, мистер Мейсон?

– Точно, – ответил адвокат, пристально глядя в глаза посетителю. – Довольно подробные дневники.

– Но, мой дорогой мистер Мейсон, какую ценность могут представлять для вас, известного адвоката по уголовным делам, какие-то личные девичьи дневники? Вы же, извините за выражение, не собираетесь совать нос в тайны погибшей девушки?

– Почему нет? – спросил Мейсон.

– Как – почему нет! – потрясенно воскликнул Фейллон. – Как это – почему нет! Господи, мистер Мейсон, вы, конечно, шутите!

– Конечно, не шучу, – жестко ответил адвокат. – Я зарабатываю на жизнь знанием законов и пониманием человеческой природы. Мне приходится выступать перед судом присяжных, проводить перекрестные допросы свидетелей. Я должен понимать людей гораздо лучше, чем обычный обыватель.

– Да, да, я понимаю вас, мистер Мейсон. Но какое ко всему этому имеют отношение дневники бедной девочки?

– Вы никогда не научитесь разбираться в человеческом характере, если будете только слушать то, что вам говорят.

– Неужели? – удивился Фейллон.

– А как вы думали? – усмехнулся Мейсон. – Одно дело, когда люди пытаются представить себя в самом лучшем свете, и совсем другое, когда они говорят, думая, что никто посторонний их не слышит. Чтобы понять человеческую природу, надо наблюдать за людьми, когда они даже не подозревают об этом, понять человека можно только тогда, когда его душа обнажается в страданиях.

– Действительно, вы правы, – согласился посетитель. – Мистер Мейсон, вы меня поражаете.

– Например, в вашем случае, – продолжил адвокат. – Совершенно невозможно понять ни ваши истинные намерения, ни ваши мысли, ни ваши побуждения, основываясь только на произнесенных вами словах.

– Мистер Мейсон! Вы считаете, что я лицемерю перед вами?

– Хорошо. Я задам прямой вопрос: вы рассказали мне абсолютную правду?

– Да, чистую правду.

– И вы хотите получить дневники исключительно по сентиментальным причинам?

– Правильно, зачем же еще?

– Что ж, а мне они нужны для работы, – жестко сказал Мейсон. – Они помогут мне лучше понять человеческий характер. Так что закончим на этом разговор, мистер Фейллон, и не будем обострять отношения.

– Я не понимаю вас, мистер Мейсон!

– Я вам все объяснил.

– Если вы хотите сказать, что вещи Элен представляют для вас большую ценность, чем те пять долларов, что вы заплатили… Не имею ничего против такого подхода и в таком случае готов полностью учесть ваши финансовые интересы.

– И что вы хотите мне предложить?

– Вы купили этот пакет на совершенно законном основании, мистер Мейсон, и имеете полное право распоряжаться его содержимым по личному усмотрению. Как я понимаю, вы хотите получить какую-то прибыль с вложенных вами пяти долларов?