Адвокат – невидимка - Борохова Наталья Евгеньевна - Страница 30

– Никогда о ней не слышала, – озадаченно молвила Елизавета, ломая пальцами хлебный мякиш. Они сидели на террасе первого этажа за вечерним чаем, наслаждаясь теплым вечером и сладким пирогом с начинкой из ревеня, поданным на стол прямо с пылу с жару.

– Ольга Палех – бывшая балерина. Понятное дело, сейчас она уже не танцует, но занимается чем-то в Министерстве культуры. Без ее участия не обходится ни один фестиваль, выставка или концерт. Ты должна была ее видеть по телевизору.

– Да, кажется, я понимаю, о ком идет речь, – неуверенно проговорила Дубровская. – Но мне и в голову не могло прийти, что она приходится Лещинскому бывшей женой.

– Но она и не афиширует это, – усмехнулась свекровь, подливая свежий чай в свою чашку. – Должно быть, воспоминания не доставляют ей радости. Впрочем, и он сам, оказавшись с ней в одной компании, ищет предлог для того, чтобы побыстрее уйти.

– Что могло произойти между ними такого, что лишило их желания общаться друг с другом? – задумчиво спросила Лиза.

– Не знаю, дружочек, – ответила Мерцалова, принимаясь за второй кусок пирога. – Но не думаю, что эту тайну она сообщит тебе. Говорят, она скрытная и бывает очень резка с теми, кто проявляет слишком много любопытства. На твоем месте я держалась бы от нее подальше.

– Я так и поступлю, Ольга Сергеевна, – смиренно ответила Елизавета.

Зачем свекрови было знать, что она собирается посетить госпожу Палех? Причем сделает это завтра. Следователь Карасев уже объявил им об окончании предварительного следствия, а это означало лишь то, что в скором времени адвокат Лещинский предстанет перед судом.

Пожилая женщина-секретарь долго изучала удостоверение Елизаветы, после чего, поправив очки, внушительно заметила:

– На прием к Ольге Анатольевне следует записываться заблаговременно. Вы же являетесь как снег на голову и требуете вас впустить, игнорируя очередь. А там, между прочим, тоже люди.

– Но я по личному вопросу! – взмолилась Дубровская, решив почему-то, что рабочие проблемы подчиненных госпожи Палех не являются столь серьезными, как ее собственные.

– Почему вы думаете, что я могу заставить ждать заслуженного артиста, руководителя казачьего хора, а вас пропустить вперед? Смотрите, у меня все уже расписано, – женщина указала на большой журнал, лежащий на столе. – Если вы не будете так упрямы, я попробую определить вас чуть раньше. Скажем, на начало будущей недели!

– О, нет! – Дубровская испустила горестный вздох. – Это будет слишком поздно. Мы не можем так долго ждать.

– Мы?! – подозрительно спросила секретарь. – Так я и знала! Говорите о личных делах, а потом приводите с собой еще половину деревни. Нет уж, милочка, увольте! Существует заведенный порядок, и я не намерена его нарушать ради вашей адвокатуры. Я так поняла, вы даже не следователь?

– Я – не следователь, я – лучше! – воскликнула Дубровская, не особенно себе самой веря. Во всяком случае, будь она работником следственного комитета, ей бы не составило труда подвинуть сейчас и представителя казачьего хора, и заслуженную оперную певицу.

Елизавета взглянула на массивную дверь, ведущую в кабинет, и прикинула, успеет ли она проскочить, прежде чем ее поймает за подол строгая секретарша. Учитывая возраст, преимущество молодости было, конечно, на стороне Лизы. Но она сомневалась, что ее эффектный прорыв в кабинет начальницы по культуре будет восторженно встречен самой Палех. Слишком уж деликатной была тема разговора. Тут с наскока ничего не решишь!

Дубровская приуныла и повернулась лицом к выходу, как вдруг заветная дверь отворилась, пропуская женщину в длинном сером плаще, порывистую, как весенний ветер.

– Вернусь через час, – оповестила она секретаря. – Будьте любезны, организуйте прием так, чтобы я успела переговорить со всеми. Стало быть, незапланированных визитеров отправляйте прочь. В семь часов у меня начало авторского вечера в театре оперы и балета.

– Будет сделано, Ольга Анатольевна! – пообещала секретарь. – Всех незапланированных, и адвокатов в том числе, прочь! – Она многозначительно посмотрела на Дубровскую.

Женщина в плаще взглянула на нее тоже.

– Адвокатов?! – переспросила она. – Разумеется, и адвокатов тоже!

Дубровская ощутила в ее ответе едва различимую паузу, некое замешательство, которое сама Ольга Палех постаралась скрыть, теребя завязки своего модного плаща. Не найдя, что добавить, она резко развернулась на каблуках, собираясь покинуть приемную.

– А для адвоката господина Лещинского вы не сделаете исключение? – спросила Елизавета, отчаянно ища способ задержать ее. Если бы это не выглядело глупо, Дубровская бросилась бы сейчас вперед, закрывая собой выход. Но этого не потребовалось.

Женщина остановилась внезапно, словно на ее пути выросла невидимая стена. Она медленно повернула голову, словно недоумевая, кто ей мог задать такой странный вопрос.

– Лещинского? – переспросила она, отыскивая глазами Елизавету.

– Да. Владимира Ивановича, – с готовностью подсказала та.

По всей видимости, смятение Палех заметила теперь и секретарь. Она оставила в покое свои бумаги и с любопытством уставилась на начальницу, должно быть, гадая, что могло произойти с такой сильной и уверенной в себе женщиной, раз та превратилась вдруг в некое подобие соляного столба. Ольга Анатольевна поняла свою ошибку. Взмахнув рукой возле самого лица, она словно отогнала прочь видение из прошлого. Это вышло весьма естественно.

– Так. Задумалась о чем-то своем, – со слабой улыбкой объяснила она секретарю. – Дурно спала сегодняшней ночью.

И, взглянув на Елизавету, прежним, хорошо поставленным, деловым голосом произнесла:

– У вас есть пять минут. Пока я спускаюсь до машины, вы можете объяснить мне суть вашей проблемы, – она повернулась. – И больше на сегодня никаких адвокатов!

Последняя реплика была адресована, конечно же, секретарю, которая торопливо кивнула.

– Итак, что вы мне хотели сказать? – произнесла Палех, взявшись за перила. Впереди был лестничный марш.

Теперь смятение ощутила Дубровская. Отведенных ей пяти минут было явно недостаточно, чтобы раскрыть семейную тайну. Да и обстановка была совсем не подходящей. В нескольких шагах от них мерно гудел лифт, поднимая и опуская в своем стеклянном чреве посетителей. Чрезвычайно занятые люди сновали по лестнице вверх-вниз, перекидываясь приветствиями при встрече. Где-то шумел полотер. Из-за дверей кабинетов неслись телефонные трели.

Обдумывая предстоящий разговор, Елизавета прикинула, какие плавные переходы позволят ей затронуть щекотливую тему. Она заготовила даже десяток фраз, мягких по звучанию и деликатных по своему содержанию, способных заставить говорить и немого. Но спешка и только что пережитый стресс разметали всю ее риторику в клочья, поэтому она сказала первое, что ей пришло в голову:

– Я хотела бы вас пригласить в процесс по делу Лещинского в качестве свидетеля защиты.

Женщина была удивлена. Ее глаза, большие и выразительные, как у лани, умело подчеркнутые аккуратной линией, казались сейчас непроницаемыми. Она ждала объяснений.

– Видите ли, – совсем смешавшись, заговорила Елизавета. – Вы были женой Владимира Ивановича. Значит, вы знаете его лучше, чем кто-нибудь другой.

Палех подняла тонкие брови.

– А вы хорошо осведомлены, адвокат…

– Елизавета, – наспех представилась Лиза. – Вот, Елизавета Дубровская. – Она передала женщине визитную карточку, которую та, не рассматривая, опустила в карман плаща.

– Вас послал ко мне он? – спросила Палех, сделав едва заметный акцент на слове «он».

– Владимир Иванович не знает об этом визите. Это, так сказать, моя инициатива, – объяснила Елизавета.

– И, по всему видно, не самая разумная, – холодно заметила Ольга Анатольевна. – Я – бывшая жена Лещинского. Стало быть, я вряд ли могу говорить о нем приятные вещи. Не ждите от меня объективности.