Азарт среднего возраста - Берсенева Анна - Страница 41

Все время их супружеской жизни он любил говорить ей такие вещи. Не любил даже, а, наверное, просто считал нужным это делать. В армии, Варя слышала, про такое говорят: «Чтоб служба медом не казалась».

Жизнь с ним и так не казалась ей медом. Но иногда она бывала счастлива – не от жизни с ним, а совсем от других событий, которые совпадали по времени с ее замужней жизнью. Наверное, он это чувствовал, и это выводило его из себя, тогда он и говорил ей что-нибудь вроде:

– На тебя скучно смотреть. Ты благополучна, как ходячее одеяло.

И ей становилось стыдно. Потому что если уж Олег, простой, как он говорил, советский бизнесмен, чувствует в ней то, что Маяковский называл «позорным благоразумьем», то откуда же в этом благоразумье, в этом душном ее благополучии возьмется трепет, которым только и живет человеческая душа? Без этого трепета, Варя знала, не бывает тех простых и странных вещей, которые она пытается делать, занимаясь фарфором, и которые почему-то раздражают ее мужа.

Теперь он смотрел на нее с усмешкой, и уголок его рта едва заметно вздрагивал, как будто он волновался. Хотя Олег не волновался ни от чего, связанного с женой. Разве что от того удара по самолюбию, который она нанесла ему, когда от него ушла.

– Уходи. – Варя захлопнула дверцу шкафа – нечего ему созерцать ее белье! – подошла к двери и распахнула ее. – Убирайся немедленно!

Олег и не подумал убираться – он по-прежнему покачивался в кресле и смотрел прямо Варе в глаза своим тяжелым взглядом. Когда-то этот взгляд внушил ей даже большие иллюзии на счет этого мужчины, чем его основательная внешность. Тогда, встречая этот взгляд, она думала, что Олег знает о жизни что-то главное, чего самой ей знать не дано.

И как он только нашел ее здесь, в этом доме? Она ведь так следила за тем, чтобы не нашел! Когда три месяца назад ей показалось, что это возможно, она тут же бросила все, взяла отпуск и уехала от греха подальше в Варзугу. И жила там целую неделю в доме у Тимофея Авдеевича и его жены Матрены Афанасьевны, такой же статной в поздние, как в молодые свои годы. Может, она и дольше пожила бы, если бы не повстречалась в лесу с медведем. И вот пожалуйста… Не супруг, так зверь лесной, одно другого не легче!

Варя открывала рот, задыхаясь от возмущения – в самом деле, как рыба, сердито подумала она, – и не знала, что такое сказать или сделать, чтобы заставить бывшего мужа уйти.

И вдруг он встал – так стремительно, как и ожидать было невозможно при этой его пресловутой тяжеловесности. Кресло облегченно скрипнуло и радостно закачалось. А Олег в три шага, тоже совсем не тяжелых, а широких, пружинящих, как у индейца, преодолел расстояние от окна до шкафа и схватил Варю за плечи.

Чего угодно она от него ожидала: что он еще два часа будет изводить ее хорошо замаскированными оскорблениями, что примется перечислять все ее отрицательные женские качества, что потребует накормить его с дороги… Но такого Варя не ожидала совершенно!

Олег стиснул ее плечи так, что она вскрикнула. Ей почему-то казалось, что за год, прошедший с их расставания, он как-то обрюзг, приобрел вялость… Ничего подобного. Пальцы у него по-прежнему были стальные. Не толстые, а широкие, они все сильнее сжимали Варины плечи.

– Ты что?! – Варя уперлась обеими руками Олегу в грудь и попыталась вырваться из его неожиданных объятий. – С ума сошел?!

– С каких это пор желание мужа поиметь свою жену называется сумасшествием?

Даже теперь, в момент напряжения сил, он говорил своими фирменными фразами, от четкости и логичности которых на исходе совместной с ним жизни Варе хотелось повеситься. Впрочем, скорее всего, Олегу не составляло труда держать ее за плечи, и никакого особенного напряжения сил ему для этого не требовалось.

– Ты… мне… не муж! – непонятно от чего больше задыхаясь, от гнева или от физического усилия вырваться, проговорила Варя.

Она словно со стороны слышала, как при этом пыхтит, и сама себе была противна.

К сожалению, Олег никакого отвращения к ней в связи с ее пыхтеньем не испытывал. Он ловко завел Варе руки за спину и, удерживая их там одной рукой, притом без видимого усилия, положил другую руку ей на затылок и добился, чтобы она перестала вертеть головой – тоже без усилия добился, одним хватким нажимом. В молодости он занимался вольной борьбой и, значит, не растерял нужные навыки.

Все-таки это было больно. Варя снова вскрикнула, теперь уже не от возмущения, а от этой самой боли.

– Не ори, – спокойно сказал Олег. – Думаешь, соседи услышат, милицию вызовут? Посмотрим, что мне менты скажут. Да никто и не услышит. Тихо тут у тебя. Благодатно.

Все-таки он произносил эти фразы отрывисто, потому что Варя по-прежнему дергалась у него в руках и ему приходилось держать ее крепко. Это наконец вывело его из себя. Еще двумя, не больше, умелыми движениями он подтащил Варю к кровати и опрокинул навзничь. И сразу навалился на нее сверху.

Вырваться из-под его тяжелого тела было невозможно. Но Варя продолжала вырываться. Без толку, конечно. Руки она теперь придавливала собственной спиной, раздевать ее – это могло бы его отвлечь, и он потерял бы бдительность – Олег не стал, а колготки на ней просто разорвал.

– Ну что… ты… вырываешься? – прерывисто приговаривал он при этом. – Год же без мужика, думаешь, не знаю? Все я… про тебя знаю… Еще самой понравится! Нравилось же… раньше…

Варя почувствовала, как в горле у нее закипают злые слезы. Они в самом деле закипали – обжигали изнутри, заставляли хватать воздух ртом так, как хватаешь его, когда случайно хлебнешь чересчур горячий чай. Они вскипали, вскипали – и брызнули наконец из глаз вверх, попав Олегу прямо в лицо.

– Ты чего плюешься?! – заорал он. – Ну и стервоза же ты, Варька!

И, не говоря больше ни слова, набросился на нее так, словно и у него весь этот год не было женщин. Хотя – были, не были, Варя ведь не знала.

Ее голова моталась по подушке в такт его движениям, ноги, которые он раскинул в стороны, сжимали теперь его бока, словно Варя надеялась таким образом выжать его из себя, выдавить. И что-то билось у нее в голове глухо и ритмично.

«Сердце, что ли? – недоуменно подумала она. – Да нет, при чем здесь сердце! Кровать о стенку колотится».

Голова ее была холодна; в ней было место мыслям.

Кажется, и Олег не был охвачен страстью. Хотя, конечно, половая работа требовала усилия, поэтому говорил он еще более прерывисто, чем в тот момент, когда крутил Варе руки.

– А так… даже приятнее… – проговаривал он в такт рывкам и толчкам своего тяжелого тела. – Круче… заводит!.. Чистый… адреналин…

Будь он проклят, этот адреналин, без которого большинство людей не мыслят себе жизни! Пропади он пропадом совсем, исчезни из таблицы Менделеева, или откуда там еще! Связные мысли все-таки выветрились из головы – голова теперь пылала, и Варя рыдала в голос. От гнева, от обиды, от беспомощности, оттого, что как не была она хозяйкой жизни, так, видно, уже и не будет…

– Ну, ну, все, перестань. – Подергавшись немного в финале, Олег наконец слез с нее и лег рядом, раскинув руки. Кровать была старинная – широкая супружеская кровать. Он лежал на ней как хозяин, хотя оказался в этом доме впервые. Ноги его были спущены на пол, брюки застряли на щиколотках, свитер задрался на животе. – Что такого страшного случилось, чтоб рыдать? – И, не дождавшись ответа, добавил своим обычным четким тоном: – Это, между прочим, с твоей стороны всего лишь исполнение супружеских обязанностей.

– Я тебе не жена! – Варя скатилась с кровати и, некрасиво отталкиваясь от пола руками, спиной вперед отползла в угол. – Не жена!

Зеркало тускло поблескивало во всю дверцу шкафа, стоящего как раз напротив нее. Она видела в этом зеркале себя, растрепанную, красную, с голой грудью – оказывается, Олег все-таки рванул на ней блузку, когда добивался исполнения супружеских обязанностей. До чего же омерзительно было себя видеть!

– Паспорт показать? – усмехнулся он. – Или в свой загляни. Ты мне жена. Если у тебя родится ребенок, это будет мой ребенок.