Незабываемая прогулка - Спаркс Николас - Страница 30

Тем не менее, мы продолжали читать Библию.

Всякий раз, когда я посещал Джейми, я находил ее на кушетке с открытой Библией, и я знал, что, в конечном счете, ее отец должен был перенести ее туда, если бы мы хотели продолжать читать. Хотя она никогда не говорила ничего мне об этом, мы знали точно, что это означало.

Мне не хватало времени, и мое сердце все еще говорило мне, что можно было сделать кое-что большее.

14 февраля, день святого Валентина, Джейми выбрала послание к Коринфянам, которое означало многое для нее. Она сказала мне, что, если бы у неё когда-либо был шанс, то она бы хотела, чтобы это послание было прочитано на ее свадьбе. Вот, что здесь сказано:

Джейми была истинной сущностью этого самого описания.

Три дня спустя, когда немного потеплело, я показал ей кое-что замечательное, кое-что, о чем я сомневался, что она когда-либо видела прежде, кое-что, что я знал, что она захочет увидеть.

Восточная Северная Каролина — красивая и особенная часть страны, благословенная умеренной погодой и, главным образом, замечательной географией. Нигде это так не очевидно, как на острове Бьюг Бенкс, который находиться прямо возле побережья, около места, где мы выросли. Двадцать четыре мили длиной и почти одна миля шириной, этот остров — счастливая случайность природы, простертый с востока на запад, захвативший береговую линию на расстоянии пол мили от берега. Те, кто там живет, могут засвидетельствовать захватывающие восходы солнца и закаты каждый день года над просторами могущественного Атлантического океана.

Джейми была сильно укутана, стояла около меня на краю Пароходного Железного Пирса, когда наступал этот прекрасный южный вечер. Я показал ей место и сказал подождать. Я мог видеть наши дыхания, два ее и одно мое.

Я должен был поддерживать Джейми, когда мы стояли там — она казалась легче, чем листья дерева, которые упали осенью — но я знал, что это будет того стоить.

Вовремя пылающая, покрытая кратерами луна начала восходить с моря, бросая призму света поперек медленно темнеющей воды, разделяясь на тысячу других частей, более красивых, чем предыдущие. Точно, в тот же самый момент, солнце достигло горизонта в противоположном направлении, превращая небо в красно-оранжево-желтое, как будто небеса выше внезапно открыли свои врата и позволили всей своей красоте сбежать с их святых границ. Океан превращался в золото-серебряный, когда изменяющиеся цвета отражались от него из-за легкого колебания вод и искрились разными огнями, — это было великолепное видение, почти как в прежние времена. Солнце продолжало садиться, бросая свое зарево, насколько мог увидеть глаз, наконец, медленно исчезая ниже волн. Луна продолжала свой медленный дрейф вверх, мерцая, что способствовало появлению тысячу различных оттенков желтого, каждый бледнее, чем предыдущий, прежде чем, наконец, стать такого же цвета, как и звезды.

Джейми наблюдала за всем этим в тишине, моя рука крепко обхватила ее, дыхание ее было поверхностным и слабым. Когда небо, наконец, стало опять черным, и первые мерцающие огни начали появляться в отдаленном южном небе, я обхватил ее руками. Я мягко поцеловал ее в обе щеки, а затем, наконец, и в губы.

«Это», сказал я, «является точно тем же, что я чувствую к тебе».

Неделю спустя, поездки Джейми в больницу стали более регулярными, хотя она и настаивала, что не хотела остаться там на ночь. «Я хочу умереть дома», было все, что она сказала. Так как доктора не могли сделать ничего для нее, они не имели никакого выбора, кроме как принять ее пожелания.

По крайней мере, в данное время.

«Я думал о прошлых нескольких месяцах», сказал я ей.

Мы сидели в гостиной комнате, держась за руки, когда читали Библию. Ее лицо становилось более тонким, ее волосы начинали терять свой блеск. Все же ее глаза, те мягкие синие глаза, были столь же прекрасны, как и всегда.

Не думаю, что я когда-либо видел кого-то, настолько же красивого как она.

«Я также думала о них», сказала она.

«Ты же знаешь, что с первого дня в классе мисс Гарбер я собирался играть в пьесе, не так ли. Когда ты посмотрела на меня и улыбнулась?»

Она кивала. «Да».

«И когда я пригласил тебя на танцы, ты заставила меня пообещать, что я не влюблюсь в тебя, но ты знала, что я влюблюсь, не так ли?»

Свет отразился в ее глазу. «Да».

«Как ты узнала?»

Она пожала плечами без ответа, и мы сидели вместе в течение нескольких мгновений, наблюдая за дождем, который барабанил в окна.

«Когда я сказала тебе, что я молилась о тебе», сказала она, наконец, мне, «как ты думал, о чем я говорила?»

Прогрессия ее болезни продолжалась, убыстряясь, когда приблизился март. Она принимала больше лекарства от боли, и она чувствовала себя плохо, когда принимала пищу, из-за боли в животе. Она становилась слабой, и было похожим на то, что она должна будет лечь в больницу, несмотря на ее пожелания.

Именно моя мать и отец изменили все это.

Мой отец возвращался домой из Вашингтона, поспешно уезжая, хотя сессия конгресса продолжалась. Очевидно, моя мать позвонила ему и сказала, что если он не приедет домой немедленно, он может оставаться в Вашингтоне навсегда.

Когда моя мать сказала ему, что случалось, мой отец ответил, что Хегберт никогда не примет его помощи, что раны были слишком глубоки, и что уже слишком поздно делать что-нибудь.

«Это не связано с твоей семьей, или с Преподобном Саливаном, или с тем, что случилось в прошлом», сказала она ему, не принимая его ответ. «Это связано с нашим сыном, который любит маленькую девочку, которая нуждается в нашей помощи. И ты найдешь способ помочь ей».

Я не знаю то, что мой отец сказал Хегберту, или какие обещания он должен был сделать, или сколько все это, в конечном счете, стоило. Все, что я знаю, — то, что Джейми была скоро окружена дорогим оборудованием, была снабжена всеми лекарствами, в которых она нуждалась, и была под полным наблюдением двух медсестер, в то время как доктор осматривал её несколько раз в день.

Джейми могла остаться дома.

Той ночью я плакал на плече своего отца, впервые в жизни.

«Есть какие-нибудь жалобы?» спросил я ее. Она была в своей кровати под покрывалом, трубка в ее руке, питала её лекарствами, в которых она нуждалась. Ее лицо было бледно, ее тело весило не больше перышка. Она могла с трудом ходить, и когда она шла, её нужно было поддерживать.

«У нас всех они есть, Лендон», сказала она, «но я прожила замечательную жизнь».

«Как ты можешь такое говорить?» выкрикнул я, неспособный скрыть свою боль. «Из всех людей это случилось с тобой».

Она слабо сжимала мою руку, улыбаясь нежно ко мне.

«Это», она признала, осматривая комнату, «могло быть и лучшим».

Несмотря на мои слезы, я засмеялся, затем немедленно почувствовал вину за то, что сделал так. Я должен был поддержать ее, а не наоборот. Джейми продолжала.

«Но кроме этого, я была счастлива, Лендон. Правда. У меня был особенный отец, который рассказал мне о Боге. Я могу оглянуться в прошлое и увидеть, что я, возможно, могла помочь большему числу людей». Она сделала паузу и встретилась с моими глазами.

«Я даже влюбилась и сделала так, чтобы кто-то любил и меня».

Я поцеловал ее руку, когда она сказала это, затем приложил её к своей щеке.

«Это не справедливо», сказал я.

Она не отвечала.

«Ты все еще боишься?» спросил я.

«Да».

«Я тоже боюсь», сказал я.

«Я знаю. И сожалею».

«Что я могу сделать?» спросил я отчаянно. «Я не знаю того, что я еще могу сделать».

«Ты будешь читать мне?»

Я кивал, хотя я не знал, буду ли я в состоянии читать следующую страницу без остановок.