Куку Шинель - Луганцева Татьяна Игоревна - Страница 2

– Сейчас повод есть. – Арина попыталась уменьшиться в размерах, правда, ей это не удалось.

– Я вся внимание.

– Ты забыла? – вскинула на Яну светло-серые глаза Арина.

– Что? Я много чего помню, но не за все готова нести уголовную ответственность! Ха! Шутка!

– Что наша отвязная группа решила встретиться через тринадцать лет после окончания института в пятницу тринадцатого числа? – спросила, а заодно и напомнила Арина.

– Точно! Боже мой! Тринадцать лет прошло! Жизнь меня так закрутила, что я все забыла! С ума сойти! Тринадцать лет – как один миг!

– Вот я и пришла напомнить.

– А сегодня что? – испугалась Яна.

– Четверг, – деловито пояснила Арина.

– Так мы что? Должны ехать?

– Как хочешь, конечно… Но ребята соберутся в нашем кафе, а тебя, заводилы, не будет. Скажут – зазналась! – пожала плечами Арина.

– Я забыла, а вдруг и они забыли? – спросила Яна, не ответив на телефонный звонок.

– А вдруг нет?! Яна, неужели ты не поедешь?! – изумилась ее нерешительности Арина.

Дверь в кабинет открылась, и заглянувшая Вика сообщила:

– Звонит ваш бывший муж и напоминает, что вы обещали пообедать с ним.

Яна моментально очнулась от своих воспоминаний:

– Передай ему, что я абсолютно занята. Так прямо и скажи – абсолютно! Все, решено, Арина! Я еду с тобой сегодня же, и пусть пожалеют те, кто не придет на нашу встречу!

– Мне показалось или ты действительно избегаешь встреч с бывшим мужем? – спросила Арина.

– Он давит на меня морально, понимаешь? Меня не покидает чувство, что он надеется воссоединиться со мной и нашим сыном. Ричард – умный мужчина и видит, что в силу разных обстоятельств мы за два года так и не поженились с Карлом Штольбергом, а он рядом, он не чех и не князь…

– Да к тому же у вас ребенок общий, – вторила Арина, проникаясь жизненной ситуацией.

– Вот именно, но сердцу не прикажешь, и в нем у меня никто не живет, кроме моего печального рыцаря, то есть князя.

– Все-таки странная ты, Яна, все девушки мечтают о принце. Тебе такой принц попался в реальности, а ты этого не ценишь, все никак не приберешь его к рукам.

– Никуда он от меня не денется, мы – половинки одного целого, – заверила Яна, вскакивая с места. – Чего мы ждем? В путь! В пятницу! В тринадцатое число! На встречу, где все будут хвастаться успехами и рассматривать каждую морщинку! – Яна с горящими глазами и развевающимися волосами бросилась к двери, не заметив, как ее приятельница сплюнула три раза через левое плечо.

Глава 2

Огромная женщина, с большими грудями, высокой прической из свалявшихся волос, похожей на плохой парик или того хуже – валенок, стояла у каких-то рычагов с пластмассовыми красными набалдашниками и со злостью смотрела на Яну. Яна понимала, что где-то уже видела эту женщину, вернее, она ей кого-то напоминает. То ли ее домоправительницу Агриппину Павловну в годы ее не лучшего отношения к Яне, то ли руководительницу ее школьной практики на фабрике головных уборов, ужасающуюся криворукостью Яны и ее неумением пришить пуговицу к ткани. А больше всего эта женщина смахивала на учительницу физики, ненавидевшую Яну за то, что та не совсем понимала ее предмет, вернее, совсем не понимала и понимать не хотела.

Женщина еще раз сурово посмотрела на Яну и мощным движением большой натруженной руки включила сразу все рычаги с устрашающими набалдашниками. Тут же в голове у Яны заработали тысячи отбойных молотков и пара противно звенящих дрелей. Ей немедленно стало дурно, перед глазами поплыл какой-то конвейер, в воздухе запахло фабричной пылью, а во рту наравне с сухостью будто шуршал песок.

«Все-таки руководитель практики… лучше бы это была учительница физики… как-то спокойнее… интеллигентная женщина…» – мелькали обрывки мыслей в плохо соображающей голове Яны.

Женщина между тем открыла рот и неприятнейшим голосом заорала, перекрикивая все работающие механизмы:

– Цветкова, из какого места у вас растут руки? Я не могу вас посадить даже на пришивку пуговиц! Вы не женщина, вы – сплошное недоразумение! Надеюсь, что вы хоть гладить умеете? Смотреть сюда! Показываю один раз: берешь белье и гладишь его, да поживее, конвейер работает, белье не должно скапливаться! Пока работаешь, вспомни, как рассчитать напряжение при переменной силе тока! – строго проговорила женщина, и Яна покрылась липким потом.

«Неужели все-таки физичка?» – с трудом соображала она.

– Поторопись! – прикрикнула женщина. – А то не получишь аттестат.

Яну снова кинуло в жар, и она принялась разматывать огромный тюк влажного, серого белья. До ее слуха донесся грозный окрик дамы:

– Растяпа, шевелись! Это не мужчинам глазки строить! Здесь работать надо! Вы мужей меняете, детей рожаете, потом на принцев перекидываетесь! Несерьезно все это, Цветкова, несерьезно! Если вам некуда девать свою энергию, так приступайте к глажке. Перелопатите тонну белья – вся прыть сразу уйдет! Это я вам обещаю! Излечитесь от всех болезней!

«Все-таки это Агриппина Павловна», – ужаснулась Яна, запутываясь в мокрых дурно пахнущих простынях и невольно задумываясь, в чем их стирают, почему не проходит этот запах затхлости и плесени. Дама будто растворилась в воздухе, а вот грязного белья прибавилось еще больше, конвейер стал работать еще быстрее, закатывая Яну в грязные простыни.

У Яны закружилась голова, ее затошнило, затряслись руки, а где-то глубоко в подсознании зародилась спасительная мысль:

«Извините… какого рожна я должна учить физику и мучиться на практике, если я уже это делала в своей жизни? Да и с Ричардом я официально разведена. Я свободная женщина, что хочу, то и делаю! И все свои пятерки, четверки, тройки я уже давным-давно получила! Э… женщина, как вас там!? Я ничего никому не должна! Я даже не должна знать закон Ома!»

Но конвейер не останавливался, механизм грохотал все сильнее, а белье накрывало ее удушливой волной, запутывая и увлекая за собой по движущейся ленте под лязгающие зубцы работающих механизмов, словно в фильмах ужаса.

Яна вздрогнула и открыла глаза. Голова шла кругом, но самое главное, что она не могла понять, где сон, а где реальность. Потому что реальность или то, что предстало перед глазами Яны, когда она их открыла, была еще кошмарнее. Она лежала в гробу, а прямо над ней тянулась деревянная полка. Яна в ужасе повернула голову и увидела просвет до следующей стены. Пространство было ограничено, да что там говорить, это было четырехместное купе поезда, который явно куда-то мчался на всех парах. Она лежала на нижней левой полке, вытянувшись в струнку и сложив руки на груди, словно покойник в морге, без подушки, прямо на покрытии из искусственной кожи. А на ее тощей груди покоилась аккуратная стопка дорожного белья. Пахло оно совсем даже не «морозной свежестью», не «лугом и цветами Полесья», как обещает реклама стиральных порошков, а как в ее сне – сыростью и затхлостью. Яну удивило, что белье, а также сложенная вдвое подушка с разводами непонятно от чего и торчащими острыми перьями лежали на ней, а не наоборот.

«Вот я и попала, – заползла в голову Яны леденящая душу мысль, – кажется сбрендила… А интересно, бывает сон во сне?»

Она пошевелила бровями, а затем конечностями и присела на своем необустроенном ложе, аккуратно положив дурно пахнущие подушку и комплект белья рядом. Не было сомнения, что она находится в поезде и этот поезд действительно двигается. За мутным стеклом окна тянулся ничего не говорящий Яне пейзаж: бескрайние поля, деревни, растущие вдоль путей деревья, кустарники и линии электропередачи, режущие голубое небо на продольные полоски.

Голова у Яны болела и кружилась, а шея ныла от неудачного лежания на сиденье поезда. Она оглядела себя с неподдельным интересом, отметив колготки, зацепленные в нескольких местах, свою короткую, джинсовую юбку и явно чужой, мужской пиджак, а в придачу – нелепый, красный в белый горошек галстук, надетый прямо на голую шею. Других вещей и людей в купе не было. Яна ущипнула себя за худые коленки и поморщилась.