Неверный жених - Макголдрик Мэй - Страница 35

«Она уже моя», – мысленно ответил Малкольм. Но эта мысль не доставляла ему радости. Глубокая, непреходящая боль жила в его сердце.

– Мой брат Эдвард, – заговорил Серрей, оглянувшись кругом, – высоко ценит свою невесту.

– А особенно – ее приданое, – презрительно добавил Малкольм.

– Возможно, – согласился Генри. – Однако, Малкольм, до сих пор мой брат добивался всего, чего хотел. Думаю, так будет и с Джейми. И намерения его вполне честны. Он не хочет играть с ней; не собирается переспать и бросить…

– Серрей! – воскликнула шокированная Френсис.

– Он твердо решил жениться, – продолжал, как ни в чем не бывало, Серрей. – Джейми будет принадлежать ему – пока смерть не разлучит их.

Здравый смысл приказывал Малкольму молчать; сердце – обрушить на Эдварда самые страшные из известных ему проклятий. Наконец Малкольм избрал средний путь.

– Я не верю тебе, Серрей, – заговорил он. – Ты говоришь сейчас, как старший брат, но не как светский человек, не как ученик великого гуманиста, не как ученый, привыкший отыскивать истину, и, уж конечно, не как поэт. Это не твои слова, Серрей. Валяй дурака перед посторонними, но ни я, ни твоя жена тебе не поверим.

Граф усмехнулся; его жена отвернулась, стараясь скрыть улыбку.

– Думай что хочешь, Малкольм Маклеод. И можешь катиться к черту со своими догадками. Я говорю правду.

– Ты просто пересказываешь слова брата!

– Ну что ж, значит, мой брат говорит правду. Он высоко ценит Джейми и относится к ней с уважением.

– Ценит? А ты уверен, что он достаточно умен, чтобы оценить ее остроумие? Достаточно учен, чтобы оценить ее образование? Наконец, достаточно терпим, чтобы оценить ее душевную широту? – Малкольм взглянул Серрею в лицо. – Едва ли ты сам веришь, что Эдвард заслуживает такой жены. Вспомни свои собственные стихи:

Ты сказал это о своей жене, но, думаю, те же слова можно отнести и к Джейми!

– Никому другому я бы в этом не признался, – помолчав, ответил Серрей, – но тебе, старому другу, скажу, что думаю. Ты прав: Эдвард и мизинца ее не стоит.

«Еще бы! – подумал Малкольм. – Ведь даже я не стою ее мизинца – что уж говорить о нем!»

Снова послышались звуки музыки: концерт продолжался. Зал затих: Малкольм вновь устремил восхищенный взгляд на свою возлюбленную.

– Собираешься вызвать его на поединок за руку Джейми? – спросил Серрей, едва окончилась песня. Френсис деликатно притворилась, что не слышит.

– Думаю, это мое личное дело.

Серрей поднял кубок к губам.

– Будь осторожен, Малкольм, – тихо произнес он. – Мой братец не любит играть по правилам. Я не хочу, чтобы твоя голова болталась на шесте в Норвиче только оттого, что ты недооценил Эдварда.

Малкольм, улыбнувшись, кивнул.

– Увы, я слишком хорошо знаком с методами твоего брата. Поэтому могу только согласиться с тобой.

Дети снова запели, и разговор прервался. Малкольм не сводил глаз с Джейми. Он знал, что Эдвард никогда не решится на честный бой. Но трусливый англичанин – это не самое главное препятствие. Бороться с ним будет нетрудно, гораздо труднее убедить Джейми в своей любви.

Глава 25

Осматривая своего пациента, мастер Грейвс довольно улыбался и качал головой. Малкольм на редкость быстро поправлялся: трудно было поверить, что каких-нибудь две недели назад этот человек находился на грани смерти. Врач вручил Малкольму бутылочку целебного снадобья – для того чтобы скорее затянулись рубцы на груди; а затем, отослав ученика, поинтересовался, нет ли у пациента каких-нибудь вопросов.

Малкольм молча покачал головой. Он не верил, что даже самый искусный врач может вылечить сердечные раны.

Дружески попрощавшись, собеседники разошлись. Путь Грейвса лежал в Кембридж; Малкольм вернулся в свои покои, отведенные ему в замке графа Серрея.

А через несколько часов кто-то просунул ему под дверь белый, сложенный вчетверо бумажный квадратик. Прочтя записку, Малкольм сжег ее на свече.

– …И фрейлины из самых благородных семейств Англии! А сколько приехало с ней слуг и конюхов! Я думаю, не меньше пятидесяти! Представляешь? И еще – дюжина личных горничных! – Мэри в восторге закружилась по комнате. – Вот бы у меня было столько слуг! Интересно только, чем же они все занимаются?

– Бегают по дворцу и делают вид, что очень заняты, – иронически отозвалась Джейми, глядя в окно, где в свете факелов ярко сверкала алая и золотая роспись на дверцах кареты Кэтрин.

– Ах, если бы она взяла меня к себе в свиту! – мечтала вслух Мэри, не замечая сарказма подруги. – Какое это было бы счастье – путешествовать по стране вместе с королем и его прекрасной и любящей королевой!

Джейми, криво улыбнувшись, покачала головой. Взяв лютню, на которой порвалась струна, она понесла ее в угол музыкальной комнаты, где, аккуратно сложенные, лежали другие испорченные инструменты.

– Я уверена, Кэтрин возьмет меня ко двору, – мечтательно продолжала Мэри. – Я стану фрейлиной – можешь себе представить? И все учтивые придворные и благородные рыцари будут добиваться моей руки!

– Блестящая перспектива! – с усмешкой пробормотала Джейми.

Резкий порыв ветра ворвался в окно, разбросал нотные листы, промчался по струнам арфы, заставив их тонко и жалобно зазвенеть. Темное вечернее небо потемнело еще больше: не прошло и минуты, как первые тяжелые капли упали на подоконник, и за окном послышался шум ливня. «Словно у нас в Шотландии летом», – подумала Джейми. Подойдя к окну, она прикрыла его, но запирать не стала, а оставила узенькую щелочку, чтобы в комнату проникал свежий воздух.

– Как ты думаешь, он будет по мне скучать? – спросила вдруг Мэри, рассеянно перебирая струны арфы. – Расстроится хоть немного, когда я уеду ко двору?

Сердце Джейми болезненно сжалось. Мэри заводила этот разговор уже не первый раз, и Джейми прекрасно знала, кого имеет в виду кузина, и говорить ей на эту тему совсем не хотелось. Но промолчать означало навлечь на себя подозрения.

– Кто будет скучать? – спросила она как можно небрежней и равнодушнее. – О ком ты, Мэри?

Мэри пугливо покосилась на закрытую дверь.

– О Малкольме, глупая! – прошептала она. – Конечно, о моем неукротимом шотландце!

– Да, разумеется, – резко ответила Джейми. – Как же я не сообразила, что ты имеешь в виду своего шотландца!

– Так как ты считаешь, ему будет не хватать меня? – не отставала Мэри.

Джейми почти вырвала у нее из рук арфу и понесла в угол.

– Ну, пожалуйста, Джейми, скажи! Он будет по мне скучать?

– Откуда мне знать, глупышка? Я ведь его совсем не знаю!

– Зато я знаю! – воскликнула Мэри, бросаясь к кузине и порывисто обнимая ее. – Иногда мне кажется, что я знала его всю жизнь! Ни разу еще не встречала такого замечательного, ну просто потрясающего человека!

Джейми молчала и смотрела в сторону. Сейчас ей хотелось обернуться и ударить Мэри, чтобы стереть с ее лица эту идиотскую улыбку!

– Ах, Джейми, – в голосе Мэри послышалось сострадание, – теперь я понимаю, как ты тоскуешь без Эдварда! Тебе, должно быть, так одиноко!

Джейми плотнее сжала губы. В горле у нее стоял тугой ком. «Господи, ну как можно быть такой дурой?» – думала она в бессильной ярости.

– А ты видела его сегодня за ужином? – продолжала Мэри, снова возвращаясь к своему обожаемому шотландцу. – Ах, как он красив! И как идет ему черный бархатный камзол, сшитый по приказу лорда Серрея!

Знаешь, я смотрела на него и воображала, как он, в пледе и в килте, с развевающимися волосами, стоит где-нибудь на утесе, а глаза его черны как ночь.

Джейми с тяжелым вздохом отвернулась. За ужином она не смотрела на Малкольма, но память услужливо рисовала перед ней его мужественную красоту.

– А видела ты, что сделала Кэтрин? – снова спросила Мэри, надув губки, словно обиженный ребенок.