Дело антикваров - Карышев Валерий Михайлович - Страница 53

Затем слово предоставили Кремневу, который стал говорить отдельно о каждом эпизоде покупки картин, называя точную дату, время, ссылаясь на якобы присутствовавших при сделках людей, которые почему-то не были допущены в качестве свидетелей. Я прекрасно понимал, что адвокат хорошо подготовил Кремнева, и тот все рассказывал достаточно грамотно.

После того как выступил Кремнев, слово предоставили прокурору. Прокурор никаких особенных вопросов не задала. А когда слово предоставили мне, я сразу начал задавать Кремневу вопросы:

– Вот вы здесь сказали, что моя подзащитная Цветкова продавала вам фальшивые картины. На что вы опираетесь, делая такое заявление?

– Как на что? – ответил Кремнев. – Она же мне фальшивые картины продавала, есть заключения экспертизы от такого-то числа.

– А кто присутствовал при продаже этих картин?

– Присутствовал гражданин такой-то…

– Я попрошу вас не называть эти фамилии, так как суд не посчитал этих людей свидетелями.

Судья промолчала, как бы соглашаясь со мной.

– Так кто же еще, кроме этих людей, присутствовал при покупке вами картин?

Кремнев молчал.

– Значит, я могу сделать вывод, что никто при этом не присутствовал? А где происходила эта сделка?

– В галерее у Цветковой.

– А сотрудники галереи там были?

– Были.

– А при сделке они присутствовали?

– Нет, мы обычно закрывались в кабинете.

– Как же так, вы ссылаетесь на то, что ваши знакомые присутствовали при сделке, да еще хотели пригласить их свидетелями со своей стороны, а только что сказали – закрывались в кабинете?

Кремнев молчал. Его адвокат стал что-то быстро ему шептать. Но судья постучала молоточком, призывая соблюдать тишину.

– Следующий вопрос, – продолжал я. – Где вы получали заключение экспертизы по вопросу подлинности этих картин?

– В Независимом экспертном совете.

– Но это же коммерческая организация, и она не обладает статусом экспертного совета, – уточнил я.

– И еще в ГНИИ реставрации.

– Да, это серьезная организация… Ваша честь, – обратился я к судье, – я хотел бы зачитать отрывок из экспертного заключения ГНИИ реставрации. Могу я это сделать?

Судья посмотрела на прокурора и на адвоката Кремнева. Те кивнули.

– Зачитайте, пожалуйста! – разрешила она.

– ГНИИ реставрации говорит, что картина действительно не является подлинником Киселева. Но в отношении изменения – картина является полотном датского художника, – я назвал его фамилию. – В экспертизе также указано, что в картину внесены изменения, они десятилетней давности. То есть картина была изменена десять лет назад. Таким образом, можно сделать вывод, что моя доверительница никакого отношения к подделке этой картины в указанный период – последние два года – не имела.

– Я попросила бы господина адвоката не делать выводы, это сделает суд, – поправила меня судья.

– Извините, ваша честь!

Затем была допрошена Цветкова. Я боялся, что она снова сорвется. Адвокат Кремнева, задавая вопросы, старался всячески вывести ее из себя – такая линия была у них разработана. Но Светлана Васильевна на провокационные вопросы и высказывания Кремнева отвечала достаточно сдержанно и не заводилась. Это вселило в меня надежду на хороший исход этого дела. Более того, Светлана Васильевна четко разложила по полочкам, как первоначально была обманута группой мошенников под руководством Кремнева. Тут судья поправила ее, указав, что нельзя называть мошенниками людей, в отношении которых суд еще не состоялся.

Далее начались прения сторон. Адвокат Кремнева опять пытался доказать суду, что со стороны Цветковой было мошенничество и обман. Я внимательно смотрел на выражение лица судьи, и мне казалось, что она ему не верит. Затем слово предоставили мне.

– Граждане судьи, – начал я свое выступление, – прежде всего давайте рассмотрим вопрос об идентификации картин, ставших предметом спорных сделок между Цветковой и Кремневым. Рассмотрим один факт: ведь на самом деле не только не существует неопровержимых доказательств проведения сделки купли-продажи картин, но и прямых доказательств, что участниками сделок были именно те картины, которые сейчас являются уликами в уголовном деле. Следствие же вынуждено доверять показаниям либо потерпевших, либо подозреваемых. Вещественных доказательств по делу Цветковой, картин русских художников, якобы проданных моими доверителями гражданину Кремневу, в уголовном деле нет, как нет никаких платежных документов – ни чеков, ни банковских проводок, ни даже расписок Цветковой, которые могут подтвердить, что она получала за эти картины деньги от Кремнева. Остается одно – делать экспертизу картин, якобы купленных этим гражданином. И вот проблема: экспертиза каких именно картин? Если тех, что представил потерпевший, то необходимо доказать, что он именно их приобрел в салоне у Цветковой. Ведь они легко могли быть подменены на фальшивые. Все дело в том, что наше законодательство, как уголовное, так и гражданское, не приспособлено к такой тонкой сфере, как искусство и антиквариат. Давайте посмотрим на такой частный случай, как купля-продажа квартир или машин. Ведь все это происходит через государственную регистрацию. Например, машины продают через ГИБДД, квартиры – через Регистрационную палату. И всегда можно отследить и покупателя, и продавца. Еще раз хочу подчеркнуть, что изменение собственника недвижимого имущества происходит через федеральную регистрационную службу. Картины же великого русского художника, которые стоят 100—200 тысяч долларов США, могут быть проданы в подворотне старого московского дома с оглядкой, как бы кто-нибудь не увидел, а деньги передаются без документов, – тут я бросил взгляд на лицо Кремнева. Тот сразу понял, что я использовал его выражение о продаже картин в подворотне.

– Клиенты продавцов ценностей, – продолжал я, – как правило, богатые люди, которые не хотят показывать источники своих доходов или не могут легализовать дорогие покупки. Даже если и существует экспертиза подлинности, проверить можно только факт существования картины с таким названием и автором. Соответствующая запись остается в реестре экспертного учреждения. Однако как подтвердить, что картина, которая когда-то проходила эту экспертизу, и предмет сделки в данный момент – одно и то же? Поэтому я бы хотел обратить внимание суда, что высказывания так называемой потерпевшей стороны нам приходится принимать только на веру, и никакого юридического или иного обоснования в нем нет.