Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Деньги – это самое... самое... (Софья Блюфштейн, Россия) - Арсеньева Елена - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Елена АРСЕНЬЕВА

ДЕНЬГИ – ЭТО САМОЕ… САМОЕ…

(Софья Блювштейн, Россия)

Может быть, если бы она обладала даром царя Мидаса – превращать в золото все, к чему прикасалась, – она могла бы быть счастлива? Едва ли! Ей всегда было мало того, что у нее имелось, это раз, а во-вторых, просто прикоснуться к камню и в следующее мгновение уже держать в руках золотой слиток… хм… так скучно! Деньги были самым важным в ее жизни, ради них она не жалела ни себя, ни других, но столь же важной была афера, игра, риск. Другие на ее месте волокли бы нажитое или награбленное в темный захорон и сидели тихо, пользуясь богатством, но только не она. Чем больше – тем лучше, чем опаснее – тем лучше. Так думала Сонька Золотая Ручка, настоящее имя которой…

А имя ее было совсем даже убого – Шейндля-Сура. Совершенно в духе убогонького местечка Повонзки Варшавского уезда, где родилась она на свет в семье здешнего барыги (то есть скупщика краденого) Лейбы Соломониака. Ничего удивительного в папенькиной профессии, впрочем, не было: здесь все промышляли краденым, давали в долг, драли три шкуры, грабили кого ни попадя, ну а сестра Шейндли Фейга была такой воровкой, что, чудилось, чужое добро само прилипало к ее рукам. Шейндля другой жизни просто не знала, так и думала, что все люди делятся на тех, кто ворует, и тех, у кого воруют. По сути дела, так оно и есть. Умом она не была обделена, ну и, само собой, решила, что лучше не отягощать себя излишними добродетелями, а сразу пойти по той дорожке, которую уготовила для нее судьба: примкнуть к тем, кто грабит. В облапошенных числиться не хотелось, лучше облапошивать самой.

У своих красть считалось не только зазорным, но и опасным: покрепче люди водились в Повонзках, могли и пришить зарвавшуюся девчонку. Для начала нужно было обрести подобающую опору в жизни. Шейндля отлично знала силу своего хорошенького личика и большущих глаз. Еще сестрица Фейга не раз говорила: «Да ты просто рождена для того, чтобы головы мужчинам кружить!» Первой головой, которую вскружила Шейндля, была голова самого состоятельного мужчины в Повонзках: почтенного бакалейщика Исаака Розенбада, за которого в 1864 году восемнадцатилетняя Шейндля вышла замуж. В придачу к бакалейной торговле Розенбад промышлял также скупкой краденого (ну правда, некуда было деться в Повонзках от сей «профессии»!), но держал это в секрете.

Избавившись таким образом от отца, который пытался заставить ее торговать краденым добром на рынке в Варшаве, и от сестры, которая норовила с ее помощью красть у богатых мужчин, Шейндля решила, что теперь-то заживет в свое удовольствие, тратя деньги мужа так, как хотелось. Но тут она обнаружила три не слишком приятные вещи: во-первых, этих денег не столь много, как казалось; во-вторых, муж вовсе не расположен выкидывать их на прихоти молодой жены; в-третьих, за все в жизни приходится платить, и она заплатила Исааку Розенбаду, избавившему ее от жизни в родительском доме, тем, что забеременела…

Говорят, все еврейки – хорошие матери. Или нет правил без исключений, или Шейндля Лейбова Соломониак не была еврейкой, потому что, едва родив дочку, которую назвали Сура-Ривка, юная мадам Розенбад, прихватив пятьсот рублей из бакалейной лавки мужа, исчезла в неизвестном направлении.

Да, да, больше терпеть добропорядочную жизнь она не была намерена! Она решила измениться совершенно, от и до. И для начала требовалось новое имя. Какое? Почему-то первое, что в голову пришло, было – Сима Рубинштейн.

А почему бы и нет? Звучит!

Теперь следовало уехать из Польши в Россию. В Москву! Новоявленная Сима села в поезд и отправилась в путь. Уже тогда она усвоила, что нужно уметь людям пыль в глаза пустить – чем пышнее ты распускаешь перья, тем лучше тебя принимают. Поэтому Сима купила билет второго класса и налгала соседям, будто едет в Москву, чтобы получить наследство от богатой бабушки. Ее мигом окружили заботами – новоявленная богачка такая хорошенькая, а рассказанная ею история о полуголодном детстве такая трогательная… Двое из попутчиков немедля предложили себя в проводники по Москве, явно намереваясь продолжить знакомство. Это были молодые люди с жадными глазами. Ведь Сима уверяла, будто ей всего пятнадцать и она невинная, неопытная девица. Невеста с приданым, решили москвичи – вот и распустили перья.

Карманы своих соседей Сима решила обчистить непременно, но несколько попозже, чтобы преждевременно не поднялся переполох. А пока отправилась прогуляться в вагон третьего класса. Публика здешняя ее разочаровала: голь перекатная, у всех узлы да мешки невзрачные, взглянуть не на что. Приличным чемоданом владел один только юнкер. Сима мысленно хихикнула: чемодан был в точности такой, какой она позаимствовала (в придачу к пятистам рублям) у приснопамятного Исаака Розенбада. Но, может быть, содержимое его окажется поинтересней?

Сима даже не дала себе труда подумать над тем, куда она денется с этим чемоданом. Вряд ли юнкер возит в нем деньги или такие уж большие ценности, ведь если он богат, то не ехал бы в жалком вагоне третьего класса. Она ни о чем вообще не думала. Приступ желания овладеть чужим добром отбил всякое соображение. Так у нее было всегда, так будет всегда… Сима подсела, поклонилась, похлопала своими хорошенькими глазками (между прочим, только они и были хорошенькими в ее лице, курносеньком и даже слегка рябеньком, но силу их Сима уже успела узнать), прикинулась абсолютной глупышкой (мужчины любят миленьких глупышек, это она тоже успела узнать), назвала «полковником» и принялась пялиться на кокарду, форму, сверкающие сапоги…

Юнкер – звали его Михаил Горожанский – был молод и глуп, иначе бы не принял за чистую монету такую пошлую, откровенную, наглую, местечковую лесть. Ведь кем же надо быть, чтобы за полковника семнадцатилетнего юнца принять! Но, видимо, он принадлежал к разряду тех мужчин, которые любят не просто глупышек, а вовсе уж дурочек, и потому мгновенно пал жертвой банальных Симиных чар. Когда подъехали к Клину, он был готов ради Симы Рубинштейн на все, тем паче – на такую малость, как сбегать за лимонадом в станционный буфет. Ну и сбегал, а когда вернулся, не нашел ни Симы, ни чемодана…

Может быть, если бы она сошла на той же станции, ее не поймали бы. А Сима поперлась сдуру с юнкеровским чемоданом в свой вагон второго класса: ну не бросать же там чемодан Исаака Розенбада, все же какая-никакая, а добрая память о бывшем муже, то-се… Кто-то ее приметил и, когда полиция, поднятая на ноги Горожанским, начала поиски, указал на вагон второго класса.

Симу взяли с поличным и отволокли в участок. Спасло ее именно сходство чемоданов – и усвоенное с детства умение зарыдать не тогда, когда тяжело на сердце, а когда сие нужно для дела. Актерка она была первоклассная, и все поверили, что девушка прихватила чужой чемодан по ошибке, приняв за свой. Мало того, в полиции осталось заявление Симы Рубинштейн о пропаже у нее трехсот рублей, и дело дошло до того, что на Горожанского в участке стали посматривать подозрительно: уж не он ли обчистил карманы милой барышни?

Выйдя из этой передряги, Шейндля усвоила несколько уроков. Во-первых, она не желала больше зваться Симой Рубинштейн, то имя попало в полицейские протоколы и может в дальнейшем только навредить, к тому же оно явно несчастливое. Во-вторых, впредь надо быть поумнее и рисковать только ради крупной добычи, а не какой-то жалкой смены белья и вареной курицы, которые в результате обнаружились среди вещей Горожанского. В-третьих, следовало тщательно заботиться о реквизите – ведь не окажись у нее совершенно случайно такого же чемодана, как у юнкера, дело было бы для нее швах…

Шейндля призадумалась. Какое же имя выбрать теперь? Пожалуй, Софья. Оно означает – мудрость. Шейндля, умевшая брать уроки у жизни, с головой, полной самых невероятных замыслов, чувствовала себя умнейшей женщиной на свете, а потому решила, что имя Софья отлично ей подойдет. А прошлое вместе с Исааком Розенбадом и Михаилом Горожанским – вон из головы!