Родить Минотавра - Шведов Сергей Владимирович - Страница 7

Резанов проснулся и теперь нежился хорошо погулявшим котом на лежанке. Вот ведь лентяй, честное слово, а на теле не жирнки. Хотя покушать любит. И куда у него всё это уходит? А тут схватила лишнюю калорию, и вот уже юбка не сходится.

– Хозяйка, в этом доме кормят? – Резанов с любопытством разглядывал Ксению. – Во-первых, хозяин в этом доме ты, а во-вторых, что ты на меня так смотришь, словно прицениваешься?

К удивлению Ксении, Резанов слегка смутился, что с ним случалось чрезвычайно редко. – Мне на днях показалось, что ты очень хочешь родить.

– Что? – Ксения от удивления едва не выронила полотенце, которым вытирала голову. – И часто у вас бывают галлюцинации, молодой человек? Кстати, когда ты, наконец, купишь фен, Резанов, это же сплошное безобразие.

Вообще-то раздражение её относилось к неуместному замечанию Резанова, но выплеснула она его в совершенно другую форму.

– Ты извини, конечно, – гнул своё Резанов. – Возможно, я не совсем правильно выразился: родить хотело твоё тело. Прошу прощения за дурацкую рифму.

– А от кого хотело родить тело, оно тебе случайно не сказало? – Ксения возмущённо фыркнула, не в силах сдержать негодование. – Ты иногда бываешь поразительно бестактен.

– Прости, дорогая, – Резанов чмокнул её со вкусом в щёку. – Но твой гнев наводит меня на мысль, что я всё-таки прав.

За свою проницательность Резанов тут же был отправлен на кухню, чистить картошку. Нашёл чем шутить, кот мартовский! А может, это скрытое предложение руки и сердца? Неужели он к ней так привязался за пять лет? О ребёнке мужчины, подобные Резанову, ведут речь только в том случае, когда деваться некуда. Но ведь Ксения сама ещё не решила, будет рожать или нет. А если будет, то говорить ли Резанову, что ребёнок от него или лучше промолчать? Хотя этот вопрос, конечно, придётся как-то решать. Замужем Ксения уже четырнадцать лет и нельзя сказать, что в замужестве ей плохо. Правда, и Резанов очень удачно пристроился сбоку. Александр всё-таки человек другого плана, совершенно на Резанова не похожий, но, безусловно, обладающий рядом положительных свойств. Кто бы ещё с таким терпением сносил её безобразные выходки? Если Ксения сама вслух не назовёт Резанова отцом ребёнка, то Костиков, пожалуй, промолчит. Хотя сомнений в своём отцовстве у него будет более чем достаточно. А точнее, их вовсе не будет, учитывая характер их отношений в последние несколько месяцев.

Александр ею дорожит, ну пусть не столько ею, сколько налаженным бытом. Да и годами он уже не мальчик, далеко за сорок. В его годы тяжело резко менять жизнь. А потом, у них есть дочь, и расставаться с ребёнком по вине взбрыкнувшей мамаши он вряд ли захочет. Но, конечно, Резановский ребёнок в семье и сам Резанов, в качестве приходящего отца – это для Костикова будет слишком. Всё-таки приличия надо соблюдать. – Между прочим, королева, не прикажите ли обед вам постель подавать?

Вообще-то Резанов был прав в своём возмущении: манкировать обязанностями даже по причине задумчивости не очень-то красиво. – Что-то ты, по-моему, никак проснуться не можешь, – посмотрел на Ксению Резанов. – Сон, что ли, страшный видела?

– Не видела я никаких снов.

Ответ прозвучал неожиданно резко, и она сама удивилась негативному всплеску эмоций. Потому и поцеловала его в губы, чтобы как-то загладить неуместную вспышку. – Видела дождь, но никак не могу понять, к чему бы это? Как ни старалась, ничего не вспомнила, кроме мрачного зала, почти чёрного от копоти.

Ксения нахмурилась, потому что как раз в эту минуту увидела совершенно отчётливо мрачного старика, державшего в руках длинный посох, увенчанный двумя похожими на рога жалами. – Жрец ещё там был – Атемис. – Успокойся, – Резанов ласково погладил её по волосам. – Эка невидаль, сон. – Да, наверное, – Ксения уже пришла в себя и немного удивилась глупому своему страху. – Сон был эротическим? – пришёл он ей на помощь. – И поза, наверное, была та же.

В словах Резанова ей почудилась насмешка, поэтому и ответила ему почти резко: – Да, стояла в позе божественной коровы Огеды и ждала прихода божественного быка Огуса – ты это хотел знать?

Только по удивлённым глазам Резанова Ксения поняла, что в её словах было нечто новое и для него, и для неё, а потом осознала, что, собственно, сказала. И потёрла в растерянности виски. Выходит, что-то там было, в этой голове, но это что-то никак не хотело себя обозначить и прорывалась наружу странными обрывками.

– Ты не волнуйся, – успокоил её Резанов. – О быке Огусе я тебе сказал, а твоя Огеда, это производное от моего быка. Я думаю, на тебя подействовал рисунок на камушке.

Этот рисунок она видела не только на крохотной пластине, но и на большой плите. Теперь она вполне отчётливо представляла всю картину: и себя в этой позе, и жреца Атемиса, поднявшего свой грозный посох…

А потом сверкнула молния. Опускаясь на плиту Элия уже знала, что он придёт – божественный бык Огус непременно придёт к своей Огеде. Она ощущала его приближение всем телом, дрожащим в нетерпеливом ожидании. И когда сверкнула молния, осветившая перекошенные ужасом лица жрецов и знати, она не испугалась, а только чуть осела назад, чтобы принять в себя божественную силу. Эта сила заполнила её всю и вибрировала в ней столь неистово, что грозила разметать её податливое тело по отдалённым уголкам храма. Божественный бык издал рёв торжества прямо над её ухом, но она не испугалась этого рёва, а отозвалась на него протяжным стоном, признавая свою слабость и прося защиты.

Оказывается, шёл дождь, а Элия заметила это только сейчас и с наслаждёнием захватила несколько капель высунутым языком. А божественный бык утолял жажду, слизывая влагу прямо с её спины, и это было Элии почему-то особенно приятно. Дождь не был обычным явлением в Эбире в это знойное время, скорее уж его можно было назвать чудом. И это чудо, конечно же, совершил он, божественный бык Огус, который пришёл к своей Огеде, воспользовавшись для этой цели телом простого эбирского барабанщика, и отвергнув тела знатных вельмож и даже самого Фалена.

Видимо до этой простой мысли додумалась не только Элия, сидевшая у ног божественного возлюбленного, но и жрец Атемис, который поднял вдруг грозный посох. И прежде чем Фален сумел вымолвить хотя бы слово, два острых рога пробили его широкую грудь. Ноздри Огуса дрогнули, а по телу сверху вниз прошла крупная дрожь. Божественный бык одобрил действия жреца. – Огус сам будет править своим народом, – громко произнёс Атемис, и в глазах его сверкнуло торжество.

И никто из стоящих в храме знатных эбирцев не посмел ему возразить. Жрец Атемис подал знак подручным, и тело Фалена унесли с глаз долой. А на голову божественного быка Огуса возложили корону с двумя золотыми рогами, грозно торчащими в сторону непокорных. И на голову божественной коровы Огеды тоже водрузили её рога. Она приняла их со смирением.

Огеде показалось, что Огус заколебался, не решаясь ступить на плиты, залитые кровью Фалена, и тогда она помогла ему, ступив в кровь первой. А дождь всё лил и лил, и очумевшая толпа замерла на площади в ожидании новых чудес. Божественный бык Огус, после долгого перерыва, вновь ступил на землю своего народа в скромной оболочке простого эбирского барабанщика, выразив тем самым презрение знати и подчеркнув свою любовь к простолюдинам. А потому толпа взвыла от счастья, увидев, наконец, своего бога, который шёл упругой поступью к высокому помосту, чтобы явить себя во всём блеске Эбиру, и тело его блестело в каплях благословенного дождя.

– Огус-это ты, – сказала Ксения и посмотрела на Резанова почти с ужасом.

Кажется, она не сразу поняла, что находится уже не в кухне, а в комнате на диване, и Резанов осторожно гладит её по волосам: – Всё это ерунда, – сказал он, ласково улыбаясь. – Ты просто испугалась грозы, молния ударила слишком уж неожиданно. – Я вспомнила, я всё вспомнила.

– Вот и хорошо, – Резанов засмёялся почти весело. – Но это сон, понимаешь, всего лишь сон, который теперь уже можно забыть.