Хранитель Мечей. Странствия мага. Том 1 - Перумов Ник - Страница 49

– И об этом мы поговорим тоже, – ледяным тоном сказал старый инквизитор. – Сломать такую реликвию – не шутка! Тебе был доверен посох самого... а ты... – И он махнул рукой с таким видом, что мне захотелось немедля наложить на себя руки, хотя это и есть ужасный грех перед Спасителем.

– Но, отец... это не я... – вырвалось у меня, и к страху тотчас же прибавился стыд – настолько жалко и заискивающе это прозвучало.

– Не ты? – строго воззрился на меня инквизитор. – А кто ж тогда?

– Гном... это гном... тот, что с некромантом... он перерубил мне посох... я попытался защититься... они на меня напали... хотели, чтобы я перестал разыскивать ведьму... и я... закрылся посохом святого... думал, он поможет мне одолеть слуг Тьмы... а посох... посох... – На глаза у меня навернулись непрошеные слёзы, голос сорвался.

Но старого инквизитора это совершенно не тронуло.

– «На меня напали!» – зло передразнил он меня. – А чего же ты ждал – что эти изверги, эти мрака отродья тебе руку протянут?! Не имел ты права святую вещь под их проклятую сталь подставлять! Первым ты должен был атаковать, понимаешь или нет, дубина стоеросовая, первым, и не ждать, пока они сами свои делишки обделают!

Я смиренно опустил голову. Возразить было нечего. Конечно, святой отец кругом прав. Не должен я был ничего говорить. С порождениями Тьмы в разговоры не вступают. Их поражают Силой и Словом Спасителевым.

Поражают...

Но разве они поразили меня, когда имели такую возможность? Некромант протянул мне руку – из страха? Нет, он не боялся никого и ничего. Во всяком случае, я не смог бы сказать, чего он бы испугался. Даже явление отца Этлау в силах тяжких не заставило некроманта вздрогнуть. Он не дрожал. Когда мы шли по следу ведьмы, когда столкнулись в бою с неведомым призраком... именно он, некромант, встал у него на дороге. А ведь мог бы, к примеру, и мной откупиться...

Мог бы откупиться... Так что ж, кланяться в ножки всякому, кто тебя не убил?!

Я молчал. Ничего не мог сказать. Ничего не мог возразить.

– Ладно, чадо моё, к посоху мы ещё вернёмся, как я уже сказал. Разберёмся теперь с твоими спутниками. Почему ты, воин Спасителя, оказался вместе с ними?

– Потому что они тоже охотились за ведьмой... – пробормотал я.

– А ведомо ли тебе, чадо, что все добрые дети Святой Матери нашей не должны поддаваться на прельщения слуг Мрака? Не принимать руки протянутой? Не вставать рядом? Не тому разве тебя учили?

– Никак нет, святой отец, – выдавил я. – Не было формального запрета с ними говорить...

– Ох уж мне этот Ордос, – покачал головой инквизитор. – Очевидного не понимают... Значит, чадо, считаешь ты допустимым вместе со слугой Мрака одно дело делать? Его помощь принимать? Ему самому помогать?

– Но, отец, – попытался я возразить, – факультет малефицистики существует в Академии давным-давно... нигде не было сказано, что с теми, кто его прошёл, нельзя ни говорить, ни одно дело вместе делать...

– Не сказано! – горько вздохнул старый инквизитор. – Теперь уже сказано, в новой энциклике Святого Престола, но неважно. Значит, считаешь ты допустимым от Мрака помощь принимать?

В груди у меня стало совсем холодно и нехорошо. Кажется... похоже... ведёт святой отец дело к тому, чтобы меня в ереси обвинить?

А он всё смотрел на меня, пристально так и нехорошо, очень нехорошо, что мне грешным делом захотелось, чтобы оказался рядом пусть даже тот самый некромант со своими гномом и орком, потому что с ними-то всё выходило и проще, и понятнее...

Подумал я так и сам тотчас же испугался. Это что ж такое получается? Я и в самом деле в ересь впадаю? Сам к себе Тёмных призываю?!

И так я от этого испугался, так закрутило мне это голову, что, не разбирая, что и почему, ответил старому инквизитору на последний его вопрос: «Да».

Он аж подскочил. Лавку опрокинул. Чуть лампаду не загасил.

– Да?! – загремел. – Значит, признался?! От Тьмы помощь приемлешь?! Сюда её призываешь? Её мессии дорогу расчищаешь?! Да на костёр тебя, смутьяна, еретика, отпадника!

– Нет, нет, святой отец! – завопил я, поняв, какую глупость сморозил. – Никак нет! Ошибка то у меня вышла! Не то хотел сказать! С перепугу я! Страшно мне стало! В уме помутилось! Нельзя, нельзя Мраком пользоваться! И с Тёмными тоже нельзя... грешен я, святой отец, виновен, паки и паки виновен!..

Наверное, громко это у меня получилось, потому что даже стражники-монахи у дверей уши себе позажимали.

Отец-экзекутор сел обратно. Посмотрел на меня, внимательно так посмотрел, я бы даже сказал – строго, но с участием.

– Так ведь, чадо моё, небось сам Тёмный тебя-то с пути истинного и сбил? – мягко сказал он. – Он небось тебе мысли прельстительные внушал... или трактаты какие давал читать... скажи мне, как на исповеди, – давал что читать? Речи прельстительные вёл?

Внутри у меня всё сжалось. Понял я всё – не нужен я отцам святым, они и в самом деле под некроманта копают... И – странное дело! – сюда вот шёл, казалось мне: встречу Даэнурова ученичка на кривой тропинке – рука не дрогнет в спину его молнию всадить. А сейчас не требуется от меня никаких молний ни в кого пускать, а всего-то и нужно, что отцу святому «да» ответить...

Не могу ответить. Рта открыть не могу. Словно губы кто смолой залепил.

– В глазах твоих, чадо моё, ответ читаю, – ухмыльнулся инквизитор. И свиток развернул большущий. – Значит, так и запишем: «Со слов достопочтенного Эбенезера Джайлза, мага, Академию Высокого Волшебства закончившего, указую, что означенный некромант, Неясытью прозываемый, вышепоименованного Джайлза всячески от пути светлого отвращал, путём речения словес прельстительных и дачей для чтения трактатов запрещённых и Святой Матерью нашей навеки анафемствованных...» – Тут он прервался и на меня в упор посмотрел, да так, что стало мне опять очень сильно нехорошо. Скажем так, сильно слабить стало от страха. Увы мне, увы, слаба плоть, и ничего тут уже не поделаешь...

– Ну, что же ты молчишь, чадо моё? – ласково так сказал он, словно... словно преподобный отец Марк, меня на это задание отправлявший. – Запамятовал, какие именно те речи были? Ну, то не беда, я тебе напомню, потому как у всех Тёмных речи эти, сын мой, в общем-то одинаковы...

У меня в горле встал давящий ком. Ну что же делать? И почему я на самом деле молчу? Ведь некроманта этого извести – богоугодное дело, Спаситель на сделки с Тьмой никогда не шёл, за что и заплатил цену страшную, непомерную, одному лишь Ему, Спасителю, доступную...

Всё вроде правильно я думал – а рот всё равно не открывался. И только когда уже подниматься стал отец-экзекутор, чуть ли не руками разодрал я непослушные губы и не то прохрипел, не то простонал:

– Вёл... вёл он со мной речи прельстительные... а... трактаты... трактаты...

– Молодец, молодец, чадо моё! – воскликнул отец-экзекутор и меня даже за плечи приобнял. – Гони наваждение тёмное! Не отдавай ему душу свою! Признайся! Облегчи тяжесть, на тебе лежащую! Ну, так и что же у нас с трактатами?

Никогда ещё не думал я, что могут святые отцы так легко на ложь идти. Хотя болтали в Академии, конечно, всякое, и рассказы срамные про монахов да монашек по рукам ходили, но... или, вдруг словно кольнуло меня, для отца святого никакая это не ложь, и в самом деле не сомневается он, что смущал меня Тёмный «речами прельстительными да трактатами анафемствованными»? Может, и в самом деле думал отец-экзекутор, что одно и то же должны говорить все Тёмные, в веру свою стараясь нетвёрдых душой вовлечь?

Нет, подумал я, остатки мужества собирая. Ложь на исповеди – перед Спасителем грех смертный. Служитель Спасителя и сам недостоин может оказаться – на Самом же Спасителе не отражается то. В эмпиреях парит Он ныне, ожидая того момента, когда к нам вернуться сможет, и как я Ему в глаза посмотрю, когда время нашей встречи придёт, когда Он к каждому из живших сам подойдёт и в глаза каждому посмотрит?!

Нет, я скажу правду. Как оно было, так всё и скажу.