Рабы свободы - Вольнов Сергей - Страница 29

«И с чего это я так переживаю-то? – искренне удивился Макс. – Ну, не захочет „расколоться“ Барракуда, поищу другого консультанта. Мало, что ли, в освоенной вселенной людей, одним махом поднявшихся „из грязи в князи“? Да пруд пруди!»

«Хватает и тех, кто В ОБРАТНОМ НАПРАВЛЕНИИ», – подумал он тотчас же, и странным образом эта самоироничная мысль придала ему решимости. Он моментально успокоился и, с уверенным выражением на лице (дескать, долгая пауза была изначально запланирована для прибавления весомости высказыванию) изложил свои взгляды на существо вопроса бывшему уличному хулигану, превратившемуся в трил-лиардера, ставшего олицетворением словосочетания «Хозяин Жизни».

– О свободе. Идея в том, что главный герой романа ищет средство, способное помочь ему освободиться. От собственных страхов, комплексов, слабости. Он страстно желает вырваться из темницы собственного несовершенства. Он верит, что где-то в бескрайних просторах Вселенной непременно отыщется вожделенное средство. Он не знает, каким оно должно быть. То ли это потаённое местечко, где по мановению руки исполняются заветные желания, то ли это некая вещь, производящая аналогичное воздействие на реальность, то ли для этого нужно встретиться лицом к лицу с творцом сущего, то ли... – Он всё-таки запнулся, дыхания не хватило; но продолжил: – То ли просто нужно найти другого, знающего человека, который подскажет верную жизненную дорогу. Герой, быть может, наивно, но верит, что свободными люди только тогда могут себя по праву считать, когда способны делиться с ближними... Каждый свободен ровно настолько, сколько свободы он оставляет другим. Цитирую наследие одного древнеземного писателя. Насколько мне известно, он тоже писал фантастические романы.

Последние месяцы Макс неоднократно спрашивал себя, откуда появилась в его голове эта неожиданная идея, с какого потолка он срисовал мысль, откуда выдернул высказывание, залёгшее в основу сюжета. Наверное, в совокупности всё, что с ним стряслось с начала года, породило критическую массу, и «крышу» рвануло. Однако как бы там и тут ни было, но идея завладела им всецело, властно, и погнала в дорогу.

И это было спасением. В его жизни вновь появился смысл. Он обрёл кредо. Ради того, чтобы написать роман о свободе, стоило мучиться дальше, и вопреки всем проискам мироздания НЕ СДАВАТЬСЯ.

Он понял это, когда стоял на парапете купола трёхсотэтажного небоскрёба. В эту специфическую точку пространства его загнала жизнь к концу лета уходящего года, семь с половиной месяцев спустя. Через двести двадцать четыре ночи и двести двадцать пять дней после того промозглого январского утра, когда он проснулся и вместо чашки кофе в постель получил от судьбы удар сапогом прямо в лоб. Накануне ночью Николас Эмберг ликвидировал «МПК», объявив о полном банкротстве всех подразделений концерна и разом оставив без средств к существованию десятки тысяч людей. Обрушив экономики как минимум десятка миров... Все личные счета Макса оказались аннулированы. Папочка, исчезнув со всеми деньгами семьи в неизвестном направлении, не оставил ему ни единого паршивого миллиончика. Мало того, выяснилось, что Макс не является собственником недвижимости и прочего имущества, которое искренне считал своим. «Гол и бос» проснулся Макс в то чёрное утро. Явились судебные исполнители и популярно ему объяснили, что пора выметаться. И он «вымелся» – успев спрятать в чемодан первый попавшийся ком-пут, проектор, ЕЩЁ КОЕ-ЧТО и накидав сверху какой попало одежонки... Вечером того дня он впервые в жизни пожалел, что не имеет никакого отношения к метафедеральному ПРЕССу, и отчаянно затосковал о том, что в числящемся его родиной пункте Октоуберс нет ничего подобного этой структуре, нет организации, во многих других межзвёздных государствах обвиняемой в неоправданной жестокости. О своей досадной непринадлежности к прессерам он тоже вспомнил, стоя на парапете купола и собираясь отправиться в СВОБОДНЫЙ ПОЛЁТ. Полёт-то свободный – никто не держит, лети! – да вот направление одно лишь: вниз. Мысль о том, что возможны и ДРУГИЕ направления, напрочь, казалось, вытравленная из Макса за семь с половиной месяцев скитаний, вдруг вернулась. В компании с сожалением, что он – не прессер... И привели они с собой третью подругу – идею о написании романа.

Романа о поиске свободы.

Свободном поиске...

Вы искренне полагаете, что просторы Вселенной бескрайни? – задал неожиданный вопрос Барракуда. Он смотрел на Макса с неподдельным сочувствием. Будто гость сморозил несусветнейшую глупость.

А вы нет? – задал встречный вопрос Макс. В формулировку и ответ был вложен.

Я полагаю, что если эту идею хорошо обыграть, она пойдёт. Может быть, я даже спонсирую издание книги. Но, как вполне вероятный будущий издатель, я хочу высказать два пожелания. Первое. Мне кажется, в тексте далеко не лишним будет кульминационный момент озарения главного героя, который вдруг осознает, что для достижения подлинной свободы необходимо не воздействие, направленное вовне, во внешнее пространство, а изменение внутреннего космоса, рождение ощущения свободы. – Барракуда говорил чётко, без запинок, будто прочитал черновик романа и составил мнение о необходимых доработках. – И второе. Любовная линия. Порядочный роман без любовной линии не пользуется полным успехом у читателя.

О любовной линии я... подумываю. – Макс ощутил, как его невольно бросило в жар; собеседнику удалось его смутить, а в подобных случаях он краснел, и ничего не мог с собой поделать. – Так я могу рассчитывать на вашу помощь в процессе написания?

Помощь какого плана?

Я уверен, что личности такого масштаба, как вы, есть чем поделиться. Рассказать о своей жизни, я подразумеваю. Дайте мне интервью. Может быть, я сумею почерпнуть...

Макс Отто! – прервал его Хозяин ВЛАСТНЫМ голосом. – Неужели вы всерьёз полагали, добиваясь со мной встречи, что я помогу вам ТАКИМ ОБРАЗОМ?

Извините, сэр! – вскинулся Макс. – Я понимаю, что в течение последних шести десятилетий многие люди пытались выведать у вас информацию о том, что рассказывала Хун...

Ни черта вы не понимаете, – вдруг совершенно другим тоном, усталым голосом старика, которому надоело каждое утро вновь и вновь просыпаться. – И никто не поймёт. Кто не побывал ТАМ, тому не дано понять... Послушайте, Макс. Для вас это неожиданно, но я знавал вашего отца. Он был правильный человек, несмотря на... обстоятельства его прошлогоднего исхода. И с ним меня связывает одно общее воспоминание, о котором я вам не расскажу. Я очень надеюсь, что сюда, в Торхов, Секта не сумела ещё протянуть свои щупальца, но всё же говорить об этом поостерегусь... Зато, в память о нём, я не прогоню вас, а... задам несколько вопросов.

Макс почувствовал, что происходит обратный процесс – его лицо стремительно бледнеет. Два слова, «в память», а столько БОЛИ способны принести!

З... з-задавайте. – Он с трудом унял пляску челюстей.

Чем вы сейчас занимаетесь? Я знаю, чем, но хочу, чтобы вы сказали сами. Хочу определить, под каким углом, в каком ракурсе вы себя видите.

Торгую кофе.

Хорошим?

Разным.

Честно. Давно?

Второй день.

Да, ветераном вас не назовёшь. А чем занимались до этого?

Ничем. Вёл исключительно праздный образ жизни.

Более чем честный ответ... И что же вас заставило пойти работать?

Две причины. Во-первых, я вдруг столкнулся с прискорбным фактом – чтобы жить, надо есть, а еда стоит денег...

Веский аргумент.

Во-вторых, я решил написать роман, а для этого необходимо впитывать впечатления...

Вы хотите писать о своих приключениях?

Отнюдь. Я хочу писать о своих мыслях. Но чтобы книга получилась... э-э, читабельной, надо плоды фантазии смешивать с плодами реального опыта.

Согласен. А мне вы могли бы что-нибудь предложить?.. Чем не стыдно было бы наполнить эту чашечку.

Сейчас подумаю... У меня есть кое-что не менее экзотическое, чем ваши чашечки из метакерамики. Это не совсем кофе, вернее, это совсем не кофе... – Он сделал вторую паузу, всё ещё раздумывая, стоит ли заходить с ЭТОЙ карты, но, истратив последнюю секунду колебаний, решился: – Это ков, настоящий ков.