Дело очаровательной попрошайки - Гарднер Эрл Стенли - Страница 22

– Он вас узнал? – спросил Мейсон.

Она с минуту поколебалась, потом негромко сказала:

– Пожалуй, мне больше не стоит говорить на эту тему, мистер Мейсон, пока мы не останемся с вами вдвоем.

– Ладно. Что еще вы можете добавить при Дрейке?

– Я вернулась утром, когда вся работа была выполнена, как раз перед тем, как явилась новая смена. Кухарку я видела и с ней поздоровалась. В кухне я взяла очень острый нож, которым перерезала ремни. Одежда дяди была спрятана в стенном шкафу, я помогла ему одеться, посадила в автомобиль и увезла.

– Вы подумали, что вас станут преследовать?

– Да.

– Почему вы не поселили своего дядю тут же, рядом с собой?

– Я решила, что ему будет безопаснее устроиться отдельно от меня.

– Утром он вас узнал?

– Еще бы!

– Каково его психическое состояние сейчас?

– Почти нормальное, но стоит упомянуть про санаторий, как он готов лезть на стену. Честно говоря, он на грани полнейшего нервного срыва из-за всего этого.

– Вы думали, они знают, что это ваших рук дело?

– Я чувствовала, что это возможно.

– Знали ли вы, что вас разыскивают?

– Вот почему поместила дядю Гораса в другое место, где его никто не сумеет разыскать.

Мейсон поднял брови.

– Его никто там не найдет! – повторила с жаром Дафния. – И он останется там, пока нервы у него не придут в полнейший порядок, тогда он покажет всем, какой негодяй этот Финчли! Дядя мне рассказал, что не успела я уехать на Восток, как они принялись всячески изводить его, не давали ему покоя, во все вмешивались, спорили с ним, обращались с ним как с неразумным, капризным ребенком. Они не разрешали ему делать то, что он хочет, и он нервничал все сильнее и сильнее. Он предполагал, что тетя Элина давала ему какой-то наркотик, который его страшно возбуждал. Он не мог спать, а когда пожаловался ей на бессонницу, она стала пичкать его какой-то дрянью, называя ее снотворным. Дней через десять он настолько привык к этому препарату, что без него просто не решался лечь спать, потому что примерно через час он просыпался и до самого утра ворочался с боку на бок.

– Неужели ему не приходило в голову, что миссис Финчли дает ему какой-то наркотик, противопоказанный в его состоянии?

– Сначала нет. Она столько толковала ему, что все это является естественным следствием изменения привычной для него обстановки – ведь раньше я всегда была рядом, а мне, мол, просто необходимо было поехать в это морское путешествие, а то бы я слегла от переутомления, – что он не смел жаловаться. Эта нахалка бесстыдно заявила, что он невероятно капризный и требовательный и хоть кого доведет своими фокусами до чахотки! Сама же давала все в бoльших дозах какие-то «снотворные» и «успокоительные» порошки. Наконец до него дошло, что они задумали, и он написал мне это письмо. Он хотел, чтобы я взяла в банке со счета побольше денег на случай, если они затеют судебный процесс об учреждении над ним опеки, чтобы не оказаться без гроша.

– Значит, мистер Шелби понимал, что они задумали?

– К этому времени – да. Все делалось слишком откровенно. Вы сами подумайте, какая это кошмарная история, мистер Мейсон. Ни с того ни с сего человека волокут в суд, объявляют его слабоумным, неспособным вести собственные дела и отбирают все то, что он столько лет копил. Представьте, вы отложили достаточно денег для спокойной и независимой старости, а тут нагрянули какие-то родственники, отобрали все до последнего цента, заперли вас в так называемый санаторий, который мало чем отличается от обыкновенной тюрьмы! Вам бы это понравилось?

– Я бы чувствовал себя отвратительно. Но дело-то вовсе не в этом. Каковы ваши теперешние дела?

– Я собиралась связаться с вами…

– Долго же вы собираетесь…

– Так ведь надо было найти место, где бы дядя Горас чувствовал себя удобно и покойно. А это требует времени.

– Где он? – спросил Мейсон.

Она упрямо сжала губы и покачала головой.

Мейсон улыбнулся:

– Не хотите мне этого сказать?

– Я вообще никому про это не скажу. Вот почему я отвезла его в такое место, где его невозможно найти и где он наберется сил, успокоится и сможет выступить в суде и начать сражение за свои права! Тем более что сейчас его никто не станет одурманивать наркотиками.

– А он был одурманен наркотиками, когда его привезли в суд?

– Разумеется! Не воображайте, что им удалось бы добиться этого решения об опеке, не позаботься они о том, чтобы дядя был не в состоянии нормально разговаривать на самые обычные темы.

– Но ни судья, ни обследовавший его доктор не заметили, что он находится под воздействием наркотиков.

– Финчли действовали весьма хитро на протяжении целых трех месяцев, они умело и целенаправленно действовали ему на психику, не забывайте про эту подготовку! А за три месяца пожилого человека можно довести бог знает до какого состояния, если только по-умному взяться.

– Как он чувствует себя сейчас?

Она долго колебалась, прежде чем ответить:

– Лучше.

– Вы дали ему денег?

– Сорок тысяч. – Она кивнула. – Я купила машину, и у меня еще осталось достаточно денег для того, чтобы сделать все то, что нужно сделать. А остальное отдала ему.

– Сказали ли вы ему, что в суде было заявлено, что вы не его родственница?

– Мне не хотелось бы в настоящее время об этом говорить. Но вот что я могу сказать: сейчас он составил завещание.

Мейсон прищурился:

– Этого я и боялся больше всего. Вам следовало сначала посоветоваться со мной. Этого не надо было делать ни за что!

– Почему?

– Этим вы подыгрываете Финчли и компании! Ведь они и в суде заявили, что, если только вам удастся снова бесконтрольно руководить его действиями, вы принудите его составить завещание в вашу пользу. Злополучное письмо с вложенным в него чеком на сто двадцать пять тысяч долларов было именно тем доказательством, которого им не хватало. И если только они сумеют доказать, что мистер Шелби, едва вы вытащили его из санатория, составил завещание, сделав вас своей единственной наследницей, это будет самым большим козырем в их игре!

– Но это же была его собственная идея! – воскликнула она со слезами на глазах. – Он хотел это сделать. Он настаивал на этом. Он считал, что в этом случае больше не будет никаких спорных вопросов и сомнений.

– Тогда ему следовало это оформить через адвоката с соблюдением всех установленных законом правил. Документ нужно было заверить двум свидетелям… Какого рода завещание он составил?

– Он сказал, что рукописное завещание является правомочным, если на нем проставлено число и есть подпись. Вы говорили то же самое. Именно такой документ дядя Горас и составил.

– У кого он сейчас?

– У меня.

– Давайте его сюда.

Она на минуту замерла в нерешительности, потом открыла сумочку, достала из нее сложенный пополам лист бумаги и протянула его адвокату.

Мейсон внимательно прочитал документ:

– Здесь все написано им самим?

– Да.

Мейсон проверил все пункты:

– Дата… подпись… объяснение, что это выражение последней и единственной воли… Не возражаете, если оставлю его у себя, Дафния?

– Ничуть.

– Я очень прошу вас ничего не говорить про эту бумагу, пока вас о ней не спросят. Я хочу встретиться с Горасом Шелби и, если он находится в хорошей форме, предложу ему составить новое завещание, по всей форме, чтобы, как говорится, комар носа не подточил. А теперь поедем к нему.

Но Дафния затрясла головой:

– Я не собираюсь вам говорить, где он сейчас.

– В таком случае давайте прокатимся вместе с нами и заедем с ним потолковать.

Она улыбнулась:

– Вам меня не провести, мистер Мейсон. Я вовсе не такое наивное дитя, каким меня многие считают.

– Наивной вас не назовешь, но и умной тоже, – буркнул Мейсон. – Вам бы следовало разбираться, кто вам враг, а кто настоящий друг.

Он многозначительно кивнул Делле и глазами показал на телефонную книжку.

Делла Стрит спокойно прошла за стулом Дафнии к тумбочке с телефоном, перелистала справочник, нашла требуемый адрес и номер и записала все это на кусочке бумаги, который молча протянула адвокату.