Интендант третьего ранга - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 16

- Это обрат, - пояснил Кернер тоже на немецком, - получается при отделении сливок из молока. Обычно его дают телятам, но у нас нет столько молодняка, выливаем. Хотите попробовать?

Эсесовец засмеялся и покачал головой.

- Однако вы хорошо их кормите, - заметил он, когда дядьки сняли вторую корзину с воза.

- Им предстоит пройти двадцать километров, а у меня только две телеги.

- Пристрелите отставших - и дело с концом!

- В деревне каждые руки на счету, большевики успели мобилизовать молодежь…

- Тото вы увели из Города двух молодых евреев, - лукаво улыбнулся эсесовец. - Я все знаю, Кернер, учтите!

- Разве плохо, если евреи работают на Германию? - пожал плечами уполномоченный. - Они жаловались, что здесь им нет применения. Могу забрать остальных.

- Остальные - старики, женщины и дети, - махнул рукой эсесовец. - Хватит с вас пленных. Кстати, ловко стреляете! Где учились? В армии?

- Большевики не призывали в армию лиц с высшим образованием. В школе была обязательная военная подготовка. Каждый молодой русский умеет стрелять.

- Однако это им не слишком помогло! - ухмыльнулся эсесовец…

Когда немцы ушли, в том числе солдаты, и строй пленных сразу рассыпался. Бойцы сидели на земле, жевали, пили из кружек. Саломатину тоже сунули в руку ломоть хлеба, но он просто держал его - есть ему не хотелось. Уполномоченный, проходя, внимательно посмотрел на него и чтото сказал одному из дядек. Тот подошел с кружкой.

- Выпей, сынок!

На раскрытой ладони дядьки лежала белая таблетка. "Что это?" - хотел спросить комбат, но промолчал. Какая разница, что? Он положил таблетку на сухой язык, запил из кружки. И только затем ощутил вкус - в кружке было молоко! Прохладное, свежее, вкусное… Он жадно допил и стал жевать хлеб. Мякиш был тоже свежим - хлеб испекли утром. Он не заметил, как съел все - до последней крошки. Хмурый дядька сунул ему второй ломоть, в другую руку дал полную глиняную кружку. Саломатин доедал, когда рядом очутился Артименя.

- Таварыш камандир, таварыш камандир… - вестовой плакал.

- Что ты? - удивился Саломатин.

- Молоко… Забыв, якое яно… И хлеб… Дай бог гэтым людям…

Саломатин отдал ему остаток ломтя. Артименя с жадностью сжевал хлеб, затем допил остатки командирского молока.

- Помоги встать! - попросил Саломатин.

С помощью Артимени ему это удалось. Он даже не шатался. Заметив это, с земли стали подниматься бойцы. Постепенно во дворе стало тихо.

- Стройся! - тихо приказал комбат, но все услышали. - В колонну по четыре, повзводно!

Спустя минуту в мехдворе стоял строй. Бойцы в грязной, изорванной форме, истощенные, с обожженными на солнце лицами. Многие босые. Но это была воинская часть, его батальон…

- По улицам идти весело! - велел Саломатин. - Пусть видят…

Он не пояснил, кто и что должен увидеть, но все поняли.

- Шагом марш!

Батальон прошел мимо него, бойцы без команды повернули голову в его сторону, Саломатин едва удержался от слез. Батальон отдавал честь умирающему командиру. Он остается здесь - доходяги никому не нужны. Кернер последует совету эсесовца и его пристрелят. Что ж…

Когда последний красноармеец прошел мимо, Саломатин пошатнулся и прислонился к забору. Внезапно подскочили дядьки, легко подняли исхудавшее тело старшего лейтенанта и к его удивлению погрузили в телегу. Здесь лежали и другие доходяги. Краем глаза Саломатин видел, как дядьки все также деловито кладут в другую телегу тела умерших бойцов, прикрывают их соломой и ставят поверх корзины… Происходило чтото странное и непонятное.

Телега тронулась. Саломатин лежал на мягкой соломе, но все равно каждая кочка отзывалась болью в ране. Он оперся на руки и привалился спиной к борту. Стало легче. Колонна пленных вошла в город и зашлепала по главной улице Города. Этой дорогой их вели сюда к мучительной смерти, теперь они возвращались. К удивлению комбата уполномоченный не шагал во главе строя, а держался позади, рядом с вооруженными дядьками. Бойцы шли через город как бы без конвоя. Посреди улицы. Редкие прохожие жались к заборам, в окнах мелькали любопытные лица. Они прошли мимо бывшего здания райкома партии, над которым теперь реял флаг со свастикой. Солдатские ботинки громко стучали по булыжной мостовой. Постепенно стук стал сменяться шарканьем, колонна замедлила ход. Уполномоченный побежал вперед, чтото крикнул, бойцы пошли живее. Город скоро кончился, они миновали немецкое охранение на окраине (солдаты проводили их любопытными взглядами) и потащились по пыльной грунтовой дороге. Люди шли все медленнее, несмотря на уговоры уполномоченного. Многие отставали, скоро обе телеги были облеплены с обеих сторон: люди держались за борта, оглобли. Саломатин слышал вокруг запаленное, хриплое дыхание.

- Чутьчуть осталось! - ободрял осипшим голосом уполномоченный. - Потерпите до поворота! Надо, что немцы не видели!

"С какой стати он боится немцев?" - удивился Саломатин, но тут дорога и в самом деле повернула и стала спускаться вниз. У подножия склона Саломатин увидел скопление людей и телег. Внизу их тоже заметили. Люди зашевелились и вдруг побежали навстречу. Саломатин вдруг понял, что это женщины - десятки женщин в полотняных платьях и выгоревших платочках. С воплем и плачем они хватали под руки его бойцов и тащили их вниз. Там усаживали у телег, совали в руки миски, кружки…

- Семен! - услышал Саломатин рядом голос уполномоченного. - Закормят до смерти! Они же голодали! Пусть хотя б сало не дают!…

- Сделаем, Ефимович! - ответил поджарый дядька с винтовкой на плече и побежал вниз. К телеге подошла красивая черноволосая девушка с большой сумкой на плече.

- В первую очередь, Соня! - сказал уполномоченный, указывая на Саломатина. - Ранение в шею, совсем плох…

Вдвоем с девушкой они сняли комбата с телеги, уложили на обочине. Девушка размотала грязный бинт на шее Саломатина, нахмурилась и полезла в сумку. В руках ее оказался шприц, Саломатин почувствовал острую боль, и шея стала неметь. Шприц в руках девушки сменил скальпель, Саломатин почувствовал, что шею как бы ожгло, а затем боль ушла. Чтото теплое побежало по его плечу. Уполномоченный приподнял комбата за плечи, врач смазала рану йодом и забинтовала.

- Держи, командир! - сказала она, кладя в ладонь Саломатина тупоносую автоматную пулю. - Детям будешь показывать!

Соня ушла, сделав еще один укол. Саломатин ощутил, как жар уходит из его тела, и ему внезапно до невозможности захотелось есть. Его словно услышали. Появившаяся неизвестно откуда женщина сунула ему в руки глиняную миску с вареной картошкой, поставила рядом кружку молока. Картошка была холодной, но невероятно вкусной. Как и молоко. Саломатин съел все в один миг, поставил на землю миску. Он хотел посмотреть, что происходит внизу с его бойцами, но не смог. Веки его заскользили вниз, он ощутил, как валится на спину. Но не упал. Чьито сильные руки подхватили его, и комбат уснул до того, как его отнесли к телеге.