Греховные помыслы - Блэйк Стефани - Страница 31

Упав на траву, Марк поднял руки.

– Сдаюсь, дорогая!

Опустившись на колени, Марджи принялась щекотать ему живот. У Марка чувствительность к щекотке доходила до абсурда. Издав истерический крик, он принялся кататься по траве и просить пощады, однако девушка была неумолима.

Громкие возгласы и смех вскоре привлекли внимание старших Макдугалов и их гостей, которые пили послеполуденный чай в каменном патио с видом на лужайку.

Почетный гость семьи Джонатан Таппенден, приплывший в Австралию на собственной яхте «Виктория», только усмехнулся, а его любовница, звезда английского мюзик-холла Мэй Соррелл, понимающе захихикала.

– Что они там делают? – покраснев, спросила Вильгельмина.

Жена Джейсона была уже в возрасте. Ее родители, богатые голландские евреи, приехали в Австралию в 1850 году. Причины, заставившие их покинуть родину, были неизвестны. Некоторые считали, что всему виной религиозные преследования, которым они будто бы подвергались, другие говорили, что отец Вильгельмины – Сол покинул Голландию, чтобы помешать роману дочери с немцем-католиком. Но какова бы ни была истинная причина, вскоре по приезде Вилли отчаянно влюбилась в Джейсона Макдугала, и ее родители благословили этот союз, несмотря на то что Джейсон был христианином.

В молодости Вильгельмина была высокой и худой, с угловатой фигурой и птичьим личиком. Годы, однако, смягчили черты ее лица, а тело приобрело некоторую округлость.

Джейсон, напротив, состарился очень мало. В весе он практически не прибавил, седина была едва заметна в светлых, выгоревших на солнце волосах, голубые глаза нисколько не поблекли.

– Я спрашиваю, что там происходит? – повторила Вильгельмина, в то время как все вытянули шеи, стараясь рассмотреть, что делается на лужайке.

– Кажется, одна из девушек насилует кого-то из парней, – заявил ее муж.

– Что ты такое говоришь, Джейсон! – ужаснулась Вильгельмина, бросив встревоженный взгляд на почетных гостей. Невзирая на свою искреннюю любовь к Джейсону и вообще всем Макдугалам и Трентам, Вилли в глубине души считала, что коренные австралийцы по степени цивилизованности сильно уступают европейцам. Их неотесанность и приземленность вызывали у нее ощущение неловкости. Причем, что удивительно, они нисколько не стыдились своей простоты, даже гордились тем, что называли «грубым индивидуализмом». Например, Джуно и ее дочь Адди открыто говорили о вещах, которые Вилли никогда не посмела бы обсуждать со своей матерью, – о человеческом теле и его функциях, о менструации, менопаузе, сексе. О сексе!

Да она даже со своим мужем об этом не разговаривала! Конечно, это не означало, что такое времяпрепровождение ей не нравилось – просто есть вещи, о которых не следует болтать.

Невольно демонстрируя Джонатану Таппендену и Мэй Соррелл «грубый индивидуализм» собственной семьи, Вилли испытывала сильную неловкость, хотя на самом деле ей было не о чем беспокоиться: Таппенден и его любовница – энергичная темноволосая женщина лет двадцати восьми с круглым ангельским лицом – явно относились к представителям богемы, не отличавшимся строгой моралью.

Поднявшись, Таппенден подошел к железным перилам и посмотрел вниз: Питер, Пол и Адди уже присоединились к всеобщей свалке.

– Ах, молодость, молодость, – покачав головой, задумчиво сказал Таппенден. – Почему она проходит?

В свои сорок Джонатан Таппенден выглядел на десять лет моложе. Светловолосый и худощавый, с лицом сказочного эльфа, не подвластного времени, он прекрасно чувствовал себя в обществе Макдугалов. В семейном предприятии Таппенденов, пароходном обществе «Бритиш Норт Стар Лайн», Крейг Макдугал был единственным совладельцем, не входившим в состав семьи.

С момента прибытия Таппендена в Перт Вилли, выступая в своей излюбленной роли свахи, всячески старалась свести судовладельца с Адди. Об отношениях, связывающих почетного гостя семьи с артисткой мюзик-холла, она старалась не думать.

Со своей стороны, Адди, хотя и находила Джона очаровательным, считала его «слишком слабым и разочарованным в жизни», а следовательно, неподходящим для себя мужчиной.

– Возьмите еще лепешку, Джон, – предложила Вилли. Повернувшись, тот прислонился спиной к перилам.

– Если я это сделаю, то просто лопну. – Он посмотрел на Трента. – Ну, завтра у тебя большой день, Терри. Стригали будут решать, вступать или не вступать в ваш профсоюз.

– Как говорят американцы, дело в шляпе, – ответил Трент. – Так что через год, ну, может быть, два, Объединенные стригали смогут начать забастовку, которая охватит весь континент.

– Ты изменил своему классу, Терренс, – насмешливо сказал Джейсон, который, как и его отец, был горячим поборником прав трудящихся.

– Своему классу? – подхватил игру Трент. – И впрямь! Какой кошмар – сын каменщика женился на богатой бездельнице.

– Ха! – воскликнул Джейсон. – Все, что ты делаешь, – это весь день мелешь языком, отвлекая людей от дела. Или пьянствуешь с их работодателями – когда ведешь переговоры, выдвигая непомерные требования.

Таппенден, однако, воспринял их пикировку всерьез. Когда англичанин обратился к Тренту, в его голосе звучало сдержанное волнение:

– Терри, я ничего не имею против нормальной зарплаты. «Норт стар» всегда хорошо платила своим работникам. Но неужели ты веришь, что можно без конца выдвигать все новые и новые требования? Есть же какой-то предел.

Иначе настанет время, когда будет просто невыгодно заниматься бизнесом.

– Я готов согласиться, что в каждом случае у зарплаты есть какой-то потолок. Но дело ведь не только в этом, Джон. Рабочему человеку нужна не только зарплата – ему необходим свой кусок экономического пирога.

– Довольно изящный эвфемизм, которым заменяют понятие «социализм», – сдавленным голосом произнес Таппенден.

– Ничего подобного! Беда в том, что все шесть австралийских колоний буквально находятся в собственности крупных землевладельцев и промышленников. Трудящимся не остается ничего. Следующим нашим шагом будет создание своей собственной лейбористской партии.

– Что может вылиться в попытку свергнуть демократическую форму правления и заменить ее социальной диктатурой, – мрачно сказал Таппенден.

– Пожалуй, мы сегодня уже достаточно говорили о политике, – прервала их Джуно. – Скажите, Джон, куда вы направитесь из Перта?

– На Суматру, на Яву… Папа хочет, чтобы я заглянул в нашу контору в Батавии.

– И еще мы собираемся осмотреть Кракатау! Разве это не восхитительно! – всплеснув руками, воскликнула Мэй.

– Что это еще за Кракатау? – спросила раскрасневшаяся после бега Адди. Вбежав на террасу, она упала в шезлонг, на секунду опередив Питера и Марка, финишировавших вторыми.

– Остров с потухшим вулканом в Зондском проливе, – проинформировал ее отец.

– Уже не с потухшим, – поправил его Таппенден. – С середины мая вулкан опять проснулся. Последнее извержение было двести лет назад, оно сорвало с горы вершину. Ее высота уменьшилась с трехсот шестидесяти метров почти до нуля.

– Там кто-нибудь живет? – заинтересовался Марк, вступивший с Марджи Гейл в схватку за право обладания последним свободным стулом.

– Отпусти ее или я оторву тебе голову! – вполне серьезно предупредил его Питер. Не только он замечал, что временами его братец ведет себя чересчур фамильярно с роскошной мисс Гейл, причем она как будто ничуть не возражает.

Пожав плечами, Марк уступил и сел по-турецки на пол рядом с братьями.

– Нет, остров необитаем, – ответил на его вопрос Таппенден. – Хотя довольно много посетителей. Туземцы с Явы и Суматры за девяносто миль приплывают туда на лодках, чтобы собирать плоды в джунглях.

– Даже сейчас, когда вулкан проснулся? – задыхаясь, спросила Марджи.

– Сейчас в особенности! – засмеялся Таппенден. – Лодки везут и везут людей на Кракатау.

– Я бы умерла со страху! – Марджи Гейл прижала руки к пышной груди, словно призывая всех обратить внимание на смелое декольте.