Три приятеля - Артемьев Д. А. - Страница 11

– Ну.

– Удивительно развернутый ответ. Сразу видно, что собеседник виртуозно владеет лексикой и знаком со всем богатством родного языка.

– Ты кончай, жопа с ушами, а то…

– Извини, друг. Так на чем я остановился? Итак, и ты, и я разборчивы в еде. И даже если хочется есть, нас не оставляет разборчивость. А вот в питье почему-то не так. Ты готов пить сомнительную водку. Только потому, что она дешевая. И мучиться утром.

– Согласен, – заявил Мишка, – но и ты согласись, что есть неплохая местная водка. И сравнительно недорогая. Во всяком случае, во много раз дешевле «Балантайнз».

– Соглашусь легко. Но существа дела это не меняет. У нас действительно то один завод, то другой производят нормальную водку. Это так. Но нет никакой гарантии, что другая такая же бутылка не окажется полным говном. Тут много причин: сбой в технологии, плохой спирт, наконец, поддельная этикетка на бодяжной водке. Проблема в другом: мы делаем великолепные вещи в единичном экземпляре. Часы, ракеты, водку и прочее. А мне нужна гарантия качества. Поэтому я буду пить «Балантайнз», не сомневаясь, поскольку в любом баре в любой точке мира «Балантайнз» есть «Балантайнз». И обрати внимание, его вкус всегда один и тот же.

– Ладно, ты прав. Но можно же и попробовать перед употреблением.

– Э нет. Не мне говорить тебе, врачу, о несовершенстве наших рецепторов. Особенно при повторном приеме внутрь. Кстати, предлагаю повторить.

– Давай, – с готовностью согласился Мишка.

– Но не здесь. Я поведу тебя в одно место, где можно получить такие почки в хересе, что ты закачаешься.

– Согласен, – опять согласился Мишка.

И они действительно получили чудесное блюдо и взяли к нему по соточке охлажденной водки завода «Кристалл», бутылочку каковой Леня пожелал предварительно осмотреть.

А потом медленно шли по домам. Поскрипывал снег. Прохожих было уже мало. Мишка рассказывал о работе.

– Да, кстати, – встрепенулся он, – вот что я хотел обсудить. Оля выходит в коридор смотреть телевизор. Ее тут же одолевают вопросами и просьбами. Ну, думают, что она кем-то приходится вице-губернатору. Это не важно, а важно другое. У нас на лестнице телефон. К нему всегда очередь. Так повадились к ней ходить и звонить. И главное, звонить по межгороду. Пришли безумные счета. Я уже стал угрожать выпиской, приутихли, но вечером то и дело ходят к ней в палату.

– Ладно, – примирительно ответил Леня, – заплачу я за разговоры. А Оля, ну пусть общается.

– Да я уже подписал оплату. В общих переговорах – это капля в море. Тут другое дело. Она входит в положение каждой собеседницы, психика, сам видел, какая. Все это плохо на ней сказывается. Я думаю, ей нужно телевизор поставить, маленький. У тебя, кажется, дома есть?

– Конечно, завтра отнесу. Прямо с утра.

Учительница английского

Оля лежала под капельницей. Леня вошел и сказал:

– Привет. Лежи, не беспокойся.

Он вынул из сумки маленький телевизор «Sony», установил его на край стола, так, чтобы было видно с кровати, подключил и подсел к Оле, держа пульт в руках.

– Слушай меня. Теперь ты будешь смотреть телевизор в палате. Врач не рекомендует тебе выходить. Вот пульт. Возьми его свободной рукой. Нажми на красную кнопку. Видишь, он включился. Вот этим будешь менять программы. Попробуй. Так. Поняла? Вот эта кнопка – звук больше, эта – меньше. Попробуй. Теперь приглуши звук. Так. Все в порядке. Теперь лежи и смотри.

– Он теперь тут будет? Он для меня? – удивленно спросила Оля.

– А кто у нас здесь еще лежит? – улыбнулся Леня. – Конечно, для тебя.

Следующее действие еще больше потрясло Леню. Девушка положила пульт на одеяло, взяла его руку, поднесла к своим губам и заплакала. Ее рука, нежная, с тонкими, длинными пальцами, обнимала его ладонь, ставшую влажной от слез. Леня растерялся на миг, но собрался и шутливо грозным тоном сказал:

– Сейчас же прекратить. Ты что, меня подвести хочешь? Да врач как узнает про слезы, так сразу запретит мне приходить.

– Больше не буду, – сквозь слезы сказала девушка.

– Ну и хорошо. Только зови меня Леня. Повтори.

– Леня.

– Нет, повтори полностью: «Не буду плакать, Леня».

– Не буду плакать, Леня, – улыбнулась девушка.

– Для первого раза поверю. А во второй – нашлепаю. Я очень сердитый.

– Не, – прошептала Оля, – вы добрый.

– Так не пойдет. Ты должна меня называть на ты. Хорошо?

– Я не смогу.

– Сможешь. Еще как сможешь. Ну ладно. Расскажи мне, Оля, как ты жила с родителями.

– А что говорить?

– Что хочешь. У тебя есть братья, сестры?

– Нет. Никого. Мама меня родила поздно. До меня у нее были дети, но они быстро умирали. Когда я родилась, папа был очень рад. А потом у меня обнаружили болезнь. И папа стал выпивать. – Глаза Оли наполнились слезами. – Это было страшно. Мама тащила его на постель, и я, маленькая, помогала ей. Его рвало. И мы убирали за ним. И он умер. Жили мы с мамой. Она меня провожала в школу и встречала. Вот и все.

– Нда. Ну лежи. Я пойду. Мне пора на работу.

Леня поднялся и пошел к двери. Потом вернулся, встал над девушкой и сказал:

– Теперь у тебя все будет хорошо. Прекрасно будет. Только ты должна меня слушаться. Пускать посторонних в палату не годится. Проси выйти. Не можешь – притворись спящей. Тебе еще долго лечиться, поэтому привыкай отстаивать свои права. Давай твою щечку.

Он наклонился и поцеловал Олю. От нее чуть уловимо пахло лекарствами и нежностью.

Ада Семеновна оказывала неоценимую помощь. Когда зашла речь об учительнице английского, она опять завела разговор о безграничной Лениной доброте. Леня морщился, махал руками и пытался перевести разговор на рациональную основу. И не напрасно. Учительница вспомнила, что дочь ее подруги как раз ищет учеников. Она где-то работала, потом уволилась и сейчас зарабатывает репетиторством. Ада Семеновна схватила трубку и тут же позвонила подруге. Той дома не было, а вот дочь как раз и ответила на звонок. Немедленно договорились встретиться завтра утром прямо в больнице. Лене пора было выходить из дома, но он задержался на минуту, приготовив небольшую речь:

– Ада Семеновна! Вы меня ставите в неловкое положение. Я вас прошу меня не расхваливать и обо мне ничего не рассказывать. Умоляю вас особенно не говорить обо мне с этой женщиной, кажется, вы назвали ее Ирочкой. Так вот, объясните Ирочке, что надо подготовить больную девушку для лечения на Западе. Деньги ей платить поручили вам. И совсем не важно, кто поручил. Ну хоть вице-губернатор.

– Леня, голубчик, – рассудительно сказала Ада Семеновна, – ну подумайте сами. Я всю жизнь проработала с ее матерью в школе. Сейчас хожу прибираться. Ну кто мне поручит такое дело? Уж лучше сказать, что это вам поручили.

На том и порешили.

Следующим утром обе женщины ждали его прямо у входа в больницу. Ира оказалась молодой высокой женщиной. Ростом она была чуть выше Лени. Голос приятный. Они познакомились и прошли в раздевалку. Без дубленки Ира оказалась грациозно тонкой с большим бюстом. В палате Ада Семеновна принялась хлопотать, а Леня и Ира присели около кровати. Леня поздоровался с Олей и спросил:

– Не нарушаешь мои указания?

– Нет, – улыбнулась Оля.

– Что смотришь по телевизору?

– А я на разных каналах смотрю про животных. Про дельфинов смотрела.

– Нравится?

– Очень. Они так играют!

Во время этой беседы Ира с интересом разглядывала одноместную палату. Она обратила внимание на холодильник, телефон, телевизор на столе, дверь в душевую. Затем стала рассматривать Олю и прислушиваться к разговору.

– Вот, Оля. Вероятно, Илга устроит тебя в больницу в Швейцарии. Ты слышала об этой стране?

– Конечно, – ответила девушка.

– А что ты о ней знаешь?

– Там горы. Альпы. Есть самый длинный туннель, под горой Сан-Готард.

– Вот в горы ты и поедешь. И чтобы тебе было там уютно, ты должна уметь высказать просьбы на английском языке. Ира будет тебя учить. Она будет приходить каждый день, а потом мне рассказывать о твоих успехах. Когда у тебя заканчиваются процедуры?