Все будет хорошо, или Свободный плен - Рощина Наталия - Страница 17

– Если бы я близко к сердцу брал все выходки моих отпрысков, то уж точно бы рехнулся. Я вообще добрый папа. Жена говорила, что моя снисходительность объясняется чувством вины перед ними. Ей было виднее. Никогда детей не наказывал, может, потому, что много работал, а детьми занималась, конечно, больше Светлана. Ну да ладно. Со мной мы потом разберемся, давай дальше, пожалуйста.

– Конечно, остались восторженные воспоминания о первых школьных днях. Я летала, боялась опоздать, хотелось все знать. Никто никогда не сидел со мной над домашними заданиями. Я занималась с удовольствием. Приходила из школы и садилась за уроки. Только сделав их, принималась за обед. Невероятное чувство ответственности. По-моему, его невозможно привить. Оно или есть, или нет. Потом «золотая медаль» – пропуск со льготой во взрослую жизнь. Я была обязана поступить сразу, без всяких проволочек, иначе, думала, все сочтут меня липовой отличницей.

– Ты говорила с кем-нибудь об этом?

– Нет, никакие разговоры ничего бы не изменили. У меня, напоминаю, врожденное гиперогромное чувство ответственности.

– Так ты с детства загоняешь себя в угол? – сделал вывод Мартов. – Только не вздумай обижаться. Я хочу разобраться, что скрывается за твоей хрупкостью, ранимостью. Нерешительности не так много, но плыть по течению все-таки можешь.

– Не в чем теперь разбираться. Нужно больше доверять своим детям, прислушиваться к их мнению. Воспитывать так, чтобы они не боялись спорить, доказывать необходимость сделать выбранный шаг. Нужно уметь не мешать, не давить авторитетом, не шантажировать любовью. Я бы хотела строить отношения со своими детьми именно на таких условиях. И, конечно, плохо, когда в семье растет один ребенок. Он может вовсе не вырасти эгоистом, как многие считают. Просто одиночество – его постоянный спутник. Но все нужно делать вовремя. Я как-то приставала к родителям по поводу братика, сестрички, а потом это желание пропало. Не знаю, с чем это связано.

– Ты замечательно говоришь, но замечу, что мир переворачивается с ног на голову, когда ты сгибаешься от невероятного чувства ответственности за свое чадо. Теоретически ты абсолютно права, но жизнь вносит свои коррективы. Ведь жила ты в каждодневном кошмаре столько времени, а те, кто поставил тебя на ноги, радовались каждой твоей победе, пропуская все через сердце, наблюдали за этим. Они ведь не мешали? Может, им хватило твоей таблицы умножения, чтобы после полностью доверять твоим чувствам? А ты, как ходячий комок обид, продолжаешь жалеть себя, забывая, какую боль причиняешь близким.

Лите нечего было возразить. Многолетнее мытарство со Скользневым тому подтверждение. Безвольная дура, медленно превращающаяся в безвольную истеричку. Такую характеристику дала себе Лита, но вслух сказала только:

– Гера, не надо больше копаться и бередить глубины моей несостоятельности, а то еще разочаруешься. Самое неблагодарное занятие – пытаться разобраться в прошлом. Хотя не слушай, я говорю глупости.

– Ты единственная из знакомых мне женщин, которая более чем за сутки не сказала ни одной глупости.

– Такого комплимента я еще не слышала в свой адрес, – улыбнулась Лита, мысленно желая сменить тему.

– Зато о том, что ты неприлично красива, наверняка не один десяток раз.

Лита задумалась: принесла ли ей красота счастье? До сих пор нет. Только теперь, очаровав Георгия, она решила, что небеса вспомнили о ней. Она больше не будет прозябать. Она избавится от своих комплексов и начнет нормальную жизнь. Как же она благодарна Ире Копыловой из профкома за эту «горящую» путевку. Не досталась бы она ей, и не случилось бы такое земное чудо.

Картина за окном указывала на то, что они приближаются к ***нску. Мартов решил еще раз попытаться уговорить Литу остановиться у него.

– Нет, Гера. Я хочу принять ванну, почувствовать себя отдохнувшей и посвежевшей. Не настаивай, прошу тебя. Ко всему, мне ведь нужно поговорить с родителями.

Георгий не стал уговаривать женщину, хотя массаж, ванну, солярий, тренажеры, сауну – все это он мог предложить ей у себя дома. Он понимал, что главное в ее отказе – желание побыть одной и подобрать слова для разговора с семьей. Увидев, что Саша свернул с трассы, Мартов понял, что до дома осталось километров пять. Он предвкушал встречу с местом, где ему всегда было уютно, спокойно, и только звонки мобильного возвращали к цивилизации.

Когда, после короткого приветствия Саши по переговорному устройству, автоматически раскрылись красивые кованые ворота, машина въехала на последний участок дороги. По обеим сторонам ее украшали величавые голубые ели. Несколько поворотов мимо беседок, охотничьего домика, мостика у живописного озерца. Наконец они подъехали к двухэтажному особняку из красного кирпича с огромной мансардой, увитой уже подгоревшим под солнцем виноградом. Лита была шокирована окружающим великолепием. Она пока не осознавала до конца, что соглашается стать хозяйкой всего этого. Лита посмотрела на Георгия – его, кажется уже ничем не удивить. Заметив беспокойство Литы, Мартов вопросительно кивнул. В ответ она покачала головой и попыталась выглядеть естественно. Сзади затормозила «мазда». Елена Васильевна тут же вышла и направилась к ступенькам крыльца. Поднявшись, словно вспомнила что-то, оглянулась. Навстречу Мартову через аккуратно подстриженный газон шел мужчина лет шестидесяти с окладистой седой бородой и в соломенной шляпе, прикрывающей лысину.

– Здорово, Пал Палыч, – обнял его Георгий.

– Принимай хозяйство, Георгий Иванович. Охранялось на совесть, да и никто, слава богу, не посягал.

– Вот и славно, спасибо. Познакомься, Палыч, – Мартов помог Лите выйти из машины. – Лита – будущая хозяйка этих мест.

– Очень приятно, очень. – И обращаясь к Георгию: – Хороша, ух, как хороша!

Мартов по-дружески похлопал сторожа по плечу, переведя взгляд на застывшую у порога Стеблову. Та смотрела в их сторону, словно не видя. Мыслями она была далеко отсюда. В голове постепенно созревал текст письма, которое она собиралась отправить Ивану и Миле. Надо действовать быстрее, пока этот белокурый ангел не начал здесь всем заправлять. Взгляд Елены Васильевны сфокусировался на загорелом, смеющемся лице Литы. Всетаки она необыкновенно красива и молода. Лита мгновенно ощутила что-то неприятное, необъяснимую тревогу. Захотелось юркнуть в машину и, подняв тонированное стекло, замереть там.

– Гера, я должна действительно побыстрее добраться домой, – потирая руки, словно они озябли, тихо попросила Лита. Она почувствовала себя разбитой, куда-то улетучилось легкое, радостное впечатление от поездки. – Попроси, пожалуйста, отвезти меня.

Мартов заметил, что его спутница переменилась в лице. Мысленно он связал это с пронизывающим взглядом Стебловой. Этого еще не хватало. Он помог Лите сесть в машину.

– Не стану провожать тебя, как положено, до порога. Твое появление само по себе в этот час будет неожиданностью. Остальные сюрпризы растянем на ближайшие сорок восемь часов примерно. Идет?

– Хорошо.

– Я позвоню завтра часов в пять вечера. Если ты не передумаешь, то в воскресенье приеду свататься, – целуя Литу в щеку, прошептал Мартов. – В любом случае раньше завтрашнего вечера звонить не стану. Тебе придется провести целые сутки даже без моего голоса. Ты готова, милая моя?

– Это меня не пугает. Ты со мной, здесь, – Лита прижала ладонь к левой груди. – До встречи. До свидания всем. – Короткий нежный поцелуй перед отъездом. Медленно поднялось тонированное стекло, Лита оглянулась. Все мужчины доброжелательно смотрели ей вслед. Елены на крыльце уже не было – ей было невыносимо созерцать зарождающуюся идиллию. Стеблова чувствовала, что планы рушатся, что она навсегда выбывает из вереницы претенденток на звание Мадам Мартова. И почему ее это так тревожит? Справедливости ради надо признать, что ничего такого не могло и в голову прийти ее хозяину. Кто она? Кухарка, прачка, уборщица – даже этого она скоро лишится. Елена Васильевна представила себе, как получит на руки рекомендательные письма и адрес нового хозяина. В мире богатых и всесильных ее место на кухне. Пройдя большую часть жизненного пути, она рисковала остаться ни с чем. Кажущаяся причастность к чему-то важному – липа, блеф, плод ее фантазии. Арбайтен, дорогуша. На душе у Стебловой стало совсем паршиво. Она позволила себе то, чего не делала никогда. Достала из бара бутылку коньяка и прямо из горлышка сделала несколько глотков. Внутри разлился приятный жар. Когда она оглянулась на шум, в дверях стоял ошарашенный Мартов. Никак не прокомментировав увиденное, он сказал: