Великий Дракон Т-34 - Клюев Константин - Страница 40

Ковалев быстро представил Адрену всю свиту, и они вошли. Пыльного запустения не было и в помине. Стол-близнец тех, предыдущих столов, был уставлен едой и едва не прогибался под тяжестью бочонков с йолем и жареной дичи. Отдельно стояли корзинки с вымытыми и вытертыми насухо фруктами. Александр с нетерпением оглядывался, желая увидеть хозяйку дома, имея в виду узреть не столько источник изобилия на столе, сколько даму, ради которой были построены такие удивительные кровати, засевшие занозами в сознании любвеобильного капитана.

Адрен предложил гостям поужинать перед сном. Иван-да-Марис, Виктор и Александр уселись на привычные для себя места. Хозяин почтительно остался стоять. Он осмелился сесть только после того, как Иван положил ему тяжелую руку на плечо и буквально силой усадил с собой рядом.

– Ну что, Адрен, показывай хозяйку, – не выдержал Александр, подняв деревянный стакан с йолем. – Где она у тебя прячется?

– Кто? – не понял Адрен.

– Ну, хозяйка, жена, – Александр показал рукой на роскошно накрытый стол.

– А, это. Они быстро накрыли да по домам разбежались, – лицо Адрена прояснилось. – Дракона робеют, впервые у нас такие гости.

– Нет, погоди, – Ковалев залпом осушил стакан. – Твоя женщина, жена?

– Я не женат, господин Александр. А женщины – сегодня одна, завтра другая. Взрослые дочери соседей ко мне приходят, это да. Самые красивые!

Ковалев захлопал глазами. Майор Неринг откинулся на спинку стула, предчувствуя интересный поворот разговора.

– Жениться, – продолжал простодушный плотник, – жениться можно тогда, когда ты уже понял, что без нее жизнь – не жизнь. И она тоже должна это понимать. Тогда это навсегда, тогда уже перед богом клянутся и верны друг другу до самой смерти.

– Погоди, а если у вас уже есть дети, от соседей ваших да соседок?

– И что? Все мы – божьи дети. Да и травка есть, у нас ее все взрослые девицы пьют, да жены, которым пока не хочется родить…

– А, отвар пустоплода. – Ковалев растерянно смотрел на свой экипаж. Экипаж безмолвствовал и активно жевал.

Неринг отпивал понемногу терпкий рябиновый йоль и откровенно наслаждался тем, что слышит. Виктор заметил, что Адрен предпочитает малиновый напиток, и потихоньку подливал ему в полупустой стакан. Плотник понемногу освоился и начал отвечать на вопросы подробно и уверенно.

Лошадей у самоверов было крайне мало. Можно сказать, почти и не было: во время перегона к месту, где устроили вторую деревню, на лошадей напал мор, и нескольких уцелевших лошадей берегли и пытались увеличить поголовье. С коровами было проще, они были здоровы и плодовиты, исправно снабжая самоверов молоком, из которого делали сметану, творог и вкуснейшие сыры. Других домашних животных не держали, за исключением кур и гусей. Все остальное выращивали, собирали либо добывали, расставляя силки в рощах и сети в чистых мелководных ручьях и реках.

Работы по строительству и ремонту жилья в общине вели два цеха – цех каменщиков и цех плотников. Адрен возглавлял местных плотников. Это они, два десятка каменщиков и три десятка плотников, выстроили все деревни на полуострове. Существовали еще цеха кузнецов, кожевников, ткачей, виноделов, земледельцев и охотников. В дни, когда все силы общины нужно было отдать строительству или уборке урожая, все отправлялись на помощь основному цеху – заготавливать древесину или впрягаться в плуги. Кстати, пахали, сеяли и перевозили тяжести преимущественно на себе: лошадей берегли, а коровы от работы теряли молоко. Может быть, именно поэтому мужчины самоверов обладали невероятной физической силой и выносливостью. При этом они были от души беззлобными и не только не поднимали руки на своих жен и детей, но и считали грехом разговаривать на повышенных тонах. С детства в жизнь молодых самоверов входили стихи и псалмы, которые они распевали в печали и радости. С детства зная наизусть все священные книги, самоверы веровали искренне и от души. Что до попов и священников, самоверы не признавали их совершенно, предпочитая прямые отношения с Богом посредничеству безграмотных и часто неправедных служителей церкви. Это и послужило официальной причиной, по которой самоверов изгоняли отовсюду. Самоверов считало нехорошим примером любое начальство. Всякий, кто имел возможность наблюдать их жизнь – а жили самоверы открыто, не таясь, – приходил к одному непреложному выводу: люди могут жить мирно и счастливо, руководствуясь одними лишь божьими заповедями, и им не нужны ни короли, ни машущие мечами разбойники всех мастей, составляющие стражу и войско, ни рой трутней-священников, обирающих народ и внушающий народу же мысль о вечной и неискоренимой греховности всех вместе и каждого в отдельности.

Такой пример у себя под боком не желал терпеть ни один земной властитель, ни один поп, ни один стражник. Только Хранитель, огромный звероподобный властитель Святой рощи и полуострова Челюсть Дракона, согласился принять на своей земле гонимых самоверов. Никто не знал, что хранит Хранитель, было лишь известно, что с мнением Хранителя вынужденно считались все короли и даже сам Дракон. Так самоверы появились на полуострове, где отстроили первую деревню, дав ей имя «Радостная». В отличие от прочего населения королевства Глион, безропотно и бездумно жившего в деревнях с красноречивыми именами «Гнилое», «Грязное», «Пустое» или «Горелое», самоверы давали своим поселениям красивые и светлые названия.

Несколько лет спокойной жизни окончательно утвердили самоверов в мысли, что счастье возможно уже на земле, еще при жизни, и вовсе не нужно платить церкви дань, чтобы, погрязнув в грехах и преступлениях, проскользнуть после смерти в безмятежную загробную жизнь.

Покой продолжался недолго – многие странники, посещавшие самоверов, отправлялись домой за своими семьями, разнося по пути слухи о процветании и радости, царивших в колонии. Такие паломники быстро попадали в лапы королевской стражи или Единой церкви, что было еще страшнее, поскольку для очищения души заблудшего от ереси полагалась медленная, мучительная и страшная смерть. Стражники же просто убивали болтунов и сбрасывали ограбленные трупы в ближайшую канаву. В конце концов, под видом очередной партии самоверов на полуостров загнали шайку совсем не праведных людей – воров, убийц и грабителей обоего пола. Те поселились в домах доверчивых самоверов – ибо не в обычае верующих селян было отказывать странникам в пище и ночлеге – и немедленно предались своим привычным занятиям: пьянству, разврату и безделью. Их глава, Шестопер, был подонком не простым, а высочайшего, можно сказать, полета. Он сделал жизнь самоверов невыносимой и страшной. Вера и обычаи добрых селян не позволяли отвечать на оскорбления и поношения силой. Самоверы утверждали, что вести себя плохо могут только душевно незрелые, неразвитые, несчастные люди, и их надлежит воспитывать терпеливо, как несмышленых младенцев, а не кричать на них и тем более не применять насилие. Поднять оружие на себе подобных было для самоверов уже чем-то запредельным.

Всем случайным путникам Шестопер представлялся главой гонимой секты самоверов, терпящей не лучшие дни: внутри общины – раскол, дебош, глумление над верой. Шестопер предавался натуральной скорби, провожая растерянных гостей обратно. Дурные слухи распространяются гораздо быстрее хороших – так уж устроено человеческое общество, – и к самоверам стало приходить все меньше паломников.

Взрослые самоверы тайком собрались, все обсудили и решили оставить деревню заблудшим овцам Шестоперова стада, отправиться дальше и обосновать там новое поселение. Оставшиеся без опеки общины новички, дескать, начнут молиться, трудиться, и все у них пойдет на лад. Так и сделали. Проснувшись после очередного загула, Шестопер и его воинство обнаружили, что деревня Радостная, полная припасов и добра, осталась в их распоряжении. Шестопер остался полноправным хозяином деревни, и теперь ни один гость не мог проскользнуть к настоящим самоверам. Связь настоящих верующих с окружающим миром прервалась полностью. Редкие паломники, которым посчастливилось унести ноги от «самоверов» Шестопера, рассказывали страшные вещи. Короли и попы могли потирать руки и праздновать победу.